Руа, Оливье

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оливье Руа
фр. Olivier Roy
Научная сфера:

политология, востоковедение, исламоведение

Учёная степень:

доктор философии (PhD) по политологии

Оливье́ Руа́ (фр. Olivier Roy; р. 1949) — французский политолог-востоковед, эксперт и крупный исламовед[1][2][3][4].





Биография

Окончил французский Национальный институт восточных языков и цивилизаций (фр.) (магистр по персидской филологии и агреже по философии, 1972).

Степень доктора философии по политологии получил в Институте политических исследований в Париже в 1996 году.

В студенческие годы был членом небольшой студенческой ультралевой группировки[4].

В 1984—2008 годах консультант Центра анализа и прогнозов Министерства иностранных дел Франции. Также преподавал в Высшей школе общественных наук (EHESS) и Парижском институте Национального центра научных исследований (CNRS).

В 1993—1994 гг. являлся специальным представителем ОБСЕ в Таджикистане.

С 2009 года — профессор Европейского университетского института (англ.) во Флоренции, где руководит программой средиземноморских исследований.

Интересно, что о гражданских беспорядках во Франции в 2005 году Руа писал, что их нельзя рассматривать как возникшие на религиозной почве.

Член редакционного совета научного журнала Central Asian Survey (англ.).

Научная деятельность

Руа принадлежит определение феномена «религия без культуры», который проявляется в среде выходцев из семей и стран с традиционным укладом, которые будучи оторванными от своих предков, в условиях технологизированного общества узнают о своих религиозных корнях с самого начала и способны воспринимать лишь ту информацию о религии, которую прочитали за короткое время на неком интернет-сайте.[5]

Книги

  • «Афганистан, ислам и политическая современность» (1985);
  • «Провал политического ислама» (1992);
  • «Генеалогия исламизма» (1995);
  • «Новая Центральная Азия, или Фабрикация наций» (1997);
  • «Иран: как выйти из религиозной революции?» (1999);
  • «Иллюзии 11 сентября» (2002);
  • «Глобализированный ислам» (2002);
  • «Светскость перед лицом ислама» (2005).

Напишите отзыв о статье "Руа, Оливье"

Примечания

  1. Наумкин В. В. [www.globalaffairs.ru/print/number/n_9661 Фехтование цивилизаций]. «Россия в глобальной политике», № 5 (2007). Проверено 7 февраля 2015.
  2. Малашенко А. В. [magazines.russ.ru/nz/2002/6/intmal.html Современный ислам между политикой и традицией]. Журнал «Неприкосновенный запас», №6(26) (2002). — «один из самых интересных аналитиков»  Проверено 7 февраля 2015.
  3. [www.newsru.com/religy/30jan2007/lewis_print.html Будет ли Европа исламизированной или ислам европейским, спрашивает американский историк]. NEWSru.com (30 января 2007). Проверено 7 февраля 2015.
  4. 1 2 Жамбы Джусубалиева. [newskg.narod.ru/agym/06/0117_4.htm Оливье Руа: «Кыргызстан еще ждут новые политические потрясения»]. «Агым», №2 (17 января 2006). [web.archive.org/web/20140305191727/newskg.narod.ru/agym/06/0117_4.htm Архивировано из первоисточника 5 марта 2014].
  5. Шевелева, 06.02.2015.

Литература

  • Шевелева, Александра [www.the-village.ru/village/city/city-news/175671-chto_novogo_religioved Религиовед Дмитрий Узланер — о том, почему религии становятся всё более опасными] // The Village. — 06.02.2015.

Публикации

  • Руа О. [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=9414 Карикатуры: геополитика возмущения] // «Le Monde», 9.02.2006
  • Руа О. [magazines.russ.ru/inostran/2006/9/pu14-pr.html «Для Франции ислам не представляет какой-то особой проблемы…»] // «Иностранная литература». — 2006. — № 9

Отрывок, характеризующий Руа, Оливье

Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.