Рубанюк, Иван Андреевич

Иван Андреевич Рубанюк
Дата рождения	29 августа 1896(1896-08-29)
Место рождения	село Пришеходы, ныне Дрогичинский район, Брестская область
Дата смерти	3 октября 1959(1959-10-03) (63 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1915 — 1917 годы 1918 — 1937 годы 1940 — 1959 годы
Звание
Командовал	7-й стрелковый полк 134-й армейский запасной стрелковый полк 591-й стрелковый полк 176-я стрелковая дивизия 11-й стрелковый корпус 10-й гвардейский стрелковый корпус 20-й гвардейский стрелковый корпус 14-я армия 25-я армия
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Великая Отечественная война
Награды и премии	Других государств:

Иван Андреевич Рубанюк (29 августа 1896 года, село Пришеходы, ныне Дрогичинский район, Брестская область — 3 октября 1959 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-полковник (1955 год).

Начальная биография

Иван Андреевич Рубанюк родился 29 августа 1896 года в селе Пришеходы ныне Дрогичинского района Брестской области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В мае 1915 года был призван в ряды Русской императорской армии и направлен в Лейб-гвардии Егерский полк, после чего принимал участие в боевых действиях на Юго-Западном фронте, рядовым, а затем командиром взвода. В декабре 1917 года в чине унтер-офицера был демобилизован из рядов армии.

В июле 1918 года вступил в ряды РККА, после чего был назначен на должность командира взвода 1-й Калужской бригады, а с ноября временно исполнял должность адъютанта и командир взвода 21-го стрелкового полка в составе этой же бригады.

В апреле 1920 года Рубанюк был назначен на должность помощника командира роты 1-го отдельного батальона, в октябре — на должность адъютанта 3-го Украинского запасного полка, в феврале 1921 года — на должность адъютанта 2-го Харьковского территориального полка, затем — на должность адъютанта 8-го полка особого назначения. Принимал участие в боевых действиях на Южном фронте и против повстанцев на территории Украине.

Межвоенное время

В октябре 1921 года был назначен на должность командира роты в составе 4-го полка особого назначения, а в феврале 1922 года — на должность адъютанта 7-го полка ВЧК, который вскоре был преобразован в 7-й отдельный батальон особого назначения. В июне того же года Рубанюк был назначен на должность делопроизводителя оперативной части отдельной роты особого назначения, в январе 1923 года — на должность командира отдельной Купянской роты особого назначения (Харьковский военный округ), в мае 1923 года — на должность помощника начальника штаба ЧОН Харьковской губернии, а в декабре — на должность помощника командира отдельного батальона особого назначения.

В апреле 1924 года Рубанюк был направлен на учёбу на курсы старшего и высшего комсостава, дислоцированные в Харькове, после окончания которых в июне был назначен на должность помощника командира батальона 296-го стрелкового полка, в августе того же года — на должность помощника начальника 1-й части штаба 99-й стрелковой дивизии, а с июня 1925 года исполнял должность старшего помощника начальника 1-й части штаба 100-й стрелковой дивизии.

В октябре 1927 года был направлен на учёбу на курсы усовершенствования командного состава в Москве, которые закончил в июне 1928 года и в мае 1929 года был назначен на должность командира батальона 299-го стрелкового полка, в октябре того же года был вновь назначен на должность старшего помощника 1-й части штаба 100-й стрелковой дивизии, в январе 1931 года — на должность начальника 1-й части и временно исполняющего должность начальника штаба этой же дивизии, а в июне 1934 года — на должность командира 7-го стрелкового полка.

В мае 1937 года Иван Андреевич Рубанюк был уволен из кадров РККА, после чего находился под следствием органов НКВД, однако в апреле 1940 года был восстановлен в рядах армии и в октябре назначен на должность командира батальона курсантов Одесского пехотного училища.

Великая Отечественная война

В июле 1941 года был назначен на должность командира 134-го армейского запасного стрелкового полка, в ноябре — на должность командира 591-го стрелкового полка, в феврале 1942 года — на должность заместителя командира, а в июле — на должность командира 176-й стрелковой дивизии, которая вела боевые действия в Донских и Сальских степях и к августу вышла к городу Минеральные Воды, после чего дивизия сосредоточилась в районе Моздока, где вела оборонительные боевые действия по отражению наступления противника по направлению к Главному Кавказскому хребту. За активное участие в Моздок-Малгобекской и Нальчикско-Орджоникидзевской оборонительных операциях дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

В октябре Рубанюк был назначен на должность командира 11-го стрелкового корпуса, принимавший участие в ходе Северо-Кавказской наступательной операции.

В феврале 1943 года был назначен на должность командира 10-го гвардейского стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе Одесской, Будапештской, Венской и Пражской наступательных операций.

За время войны Рубанюк был двенадцать раз упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

Послевоенная карьера

После окончания войны Рубанюк находился на прежней должности.

После окончания высших академических курсов при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова в июне 1948 года был назначен на должность командира 20-го гвардейского стрелкового корпуса (Киевский военный округ), в апреле 1952 года — на должность командующего 14-й, а в мае 1953 года — на должность командующего 25-й армии (Дальневосточный военный округ), в декабре 1957 года — на должность старшего военного советника командующего войсками округа НОАК, а в январе 1959 года — на должность военного специалиста при военном округе — старшего группы специалистов НОАК.

Генерал-полковник Иван Андреевич Рубанюк умер 3 октября 1959 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (5-й участок, 38-й ряд, 5 место)

Награды

• Два ордена Ленина;
• Три ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Медали.

• Иностранные награды.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 481—483. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Рубанюк, Иван Андреевич

– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.