Рубеж (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рубеж
Автор:

Марина и Сергей Дяченко, Андрей Валентинов, Генри Лайон Олди

Жанр:

фэнтези

Язык оригинала:

русский

«Рубеж» — роман в стиле фэнтези, написанный в соавторстве Мариной и Сергеем Дяченко, Андреем Валентиновым и Генри Лайоном Олди. «Малороссия Гоголевских времен, древнеиудейское мистическое учение каббала, экзотика фэнтезийных земель и реальность горящих хат под Полтавою; и человек, обыкновенный человек, который стремится найти свою судьбу и своё достоинство, желая выйти за границы дозволенного — все это „Рубеж“» (из аннотации к книге).





Сюжет

В параллельном мире князь Сагор, обладающий, по всей видимости, сверхчеловеческой магией, призывает к себе наёмника Рио и его двух товарищей, и дает им задание — отыскать некоего ребёнка. Задание совсем не так просто, как оно кажется, ибо ребёнок находится за Рубежом, в другом параллельном мире, который соответствует нашей Украине екатерининских времен.

Рубеж — место, где можно шагнуть из мира в мир — охраняют ангелы (малахи) подобные каббалистическим.

Рио и товарищи проходят Рубеж и оказываются неподалеку от Валок альтернативной Слобожанской Украины (в Петербурге правит Екатерина II, но Петр I в этом мире бит под Полтавой и Украина по прежнему гетманская), где как раз завязывается другое магическое действие — в деревне объявился чёрт, «исчезник», который на самом деле является падшим ангелом (Каф-Малахом).

Вселенная романа построена на каббалистической идее о том, что параллельные миры суть части единого мира, разделённого ангелами (малахами), как рубежами. Как только в определенном мире не остается ни одного праведника, малахи уничтожают этот мир. Главы книги названы в честь каббалистических уровней восприятия мира (сфирот) — Хохма, Бина и др.

Герои

Рио — рыцарь-наёмник или, как называют таких в его мире, «странствующий герой». Находится под заклятием «побеждать в любом бою, но не убивать». Чтобы не нарушить заклятие, всегда сопровождаем врачом для легкораненных и палачом для смертельно раненых.

Хоста — спутник Рио, палач.

К’Рамоль — спутник Рио, врач.

Сале Кеваль — колдунья, проводник между мирами.

Сагор — верховный князь мира Рио, приживник (человек с ангельским светом внутри).

Станислав Мацапура-Коложанский — помещик, чернокнижник, садист-убийца, приживник. Поместье находится на территории Валковской сотни, но подобно средневековому барону, пан Станислав непосредственно сотнику не подчиняется и содержит свою гвардию.

Иегуда бен Иосиф — уманский еврей, выжил в уманской резне благодаря заклятию «побеждать и не миловать». Надворный сотник Мацапуры-Коложанского.

Логин Загаржецкий — Сотник Валковской сотни.

Ирина (Ярина) Загаржецка — дочь Логина.

Федор (Хведир) Еноха — сын писаря Валковской сотни, студент-бурсак.

Гринь Чумак — бывший чумак, крестьянин, по матери Ярине — сводный брат «чортова пасынка».

Каф-Малах — падший ангел.

Чортов пасынок — сын каф-малаха и земной женщины Ярины. Денница по версии каббалы.

Панько Рудый — пасечник, ведьмак, глава полтавского ковена. Автор комментариев к первой части романа.

Интересные факты

  • Украина в романе — альтернативно-пародийная. Гоголевские персонажи (кузнец Вакула, пасичник Рудый Панько) — герои произведения, но Н. В. Гоголь родился на 100 лет раньше, так как в Петербурге все ещё правит Екатерина II, а Гоголь уже успел издать свои произведения.
  • «Дикий пан» Мацапура-Коложанский — реальное лицо. Прототипом для него послужил украинский разбойник XVIII века Павел Мацапура[1].
  • Своего рода визитная карточка Олди и Валентинова — это введение в канву романа самих себя под видом второстепенных персонажей. Так и на этот раз, Дмитрий Громов — это «беглый москаль» Дмитро Гром, Андрей Валентинов — есаул Шмалько, Сергей Дяченко — батько Дяченко.
  • Роман не имеет точек соприкосновения с другими книгами Олди, кроме единственной ссылки: Федор Еноха вспоминает о прочитанном им персидском трактате «Яваз Мусам» и о неком даре под названием «хварр», благодаря которому персидские короли становятся обожаемы народом. Это единственная отсылка к другой книге Олди — «Я возьму сам», точнее — к пласту персидской мифологии, использованному в этой книге.
  • Кроме того, путешествуя вслед за Каф-Малахом по мирам сотник Загаржецкий и сопровождающие его казаки «пролетают» через эпизод взятия замка Д’Эконсбефов из книги А. Валентинова «Овернский клирик», а также «мимо» ещё одной крепости — из повести Марии и Сергея Дяченко «Ритуал».
  • «Двое из присутствующих здесь господ — Убийцы драконов… Меня передёрнуло от отвращения» — нигде больше, кроме мысли Рио «Не время для драконов!» и слов ближе к концу романа: «На верхушке одиноко стоящего дерева примостился даже маленький зелёный дракончик — совсем ещё детеныш», в книге не упоминается о том, что в мире князя Сагора обитают драконы. На самом деле эти три фразы — финальный «привет» Олди и Валентинова писателям Сергею Лукьяненко и Нику Перумову. См. также примечания к романам «Не время для драконов», «Нам здесь жить» и «Я возьму сам».
  • Писарь Лукьян, отец Хведира, убитый в начале книги, по всей видимости, имеет прототипом Сергея Лукьяненко.

Издания

Роман почти не имеет точек соприкосновения с другими книгами Олди. Ссылки: Федор Еноха вспоминает о прочитанном им персидском трактате «Яваз Мусам» и о неком даре под названием «хварр», благодаря которому персидские короли становятся обожаемы народом. Эта отсылка к другой книге Олди — «Я возьму сам», точнее — к пласту персидской мифологии, использованному в этой книге. Кроме того во второй книге трилогии Алюмен — Межханизм пространства в разговоре Эминента и Чжу Чжао упоминается Панас Рудый.

Напишите отзыв о статье "Рубеж (роман)"

Ссылки

  • [www.fandom.ru/about_fan/cherny_17_3.htm История фэндома. Романы «Альтернативной истории»]

Примечания

  1. [www.fandom.ru/about_fan/cherny_17_3.htm История фэндома. Романы «Альтернативной истории»]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Рубеж (роман)

Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.