Рубель (предмет)

Рубе́ль (ребрак, пральник) — предмет домашнего быта, который в старину русские женщины использовали для выколачивания (стирки) и глажения белья после неё. На Русском Севере рубели называли «катальными палками». Отжатое вручную бельё наматывали на валик или скалку и раскатывали рубелём, да так, что даже плохо постиранное белье становилось белоснежным, как будто из него все «соки» выжали. Отсюда пословица:«Не мытьем, а катаньем».

Описание

Рубель представлял собой пластину из древесины твёрдых пород с ручкой на одном конце. На одной стороне пластины нарезались поперечные скруглённые рубцы, вторая оставалась гладкой, а иногда украшалась затейливой резьбой. В разных регионах рубели могли отличаться или особенностями формы, или своеобразным декором. Так, во Владимирской губернии рубеля, украшенные геометрической резьбой, отличались необычайной длиной, на реке Мезень рубеля делались широкими, слегка расширяющимися к концу, а в Ярославской губернии, кроме геометрической резьбы рубель иногда украшала объёмная скульптура, которая, выступая над резной поверхностью, служила в то же время и очень удобной второй ручкой.

Иногда рукоятку рубеля делали полой и закладывали внутрь горошинки или другие мелкие предметы, чтобы они гремели при раскатывании.

…Касьян слышал, как глухо, будто мельничный жёрнов, погромыхивал в избе рубель: должно быть, Натаха прокатывала вчерашнее бельё…

— Евгений Носов, «Усвятские шлемоносцы»

Использование в качестве музыкального инструмента

Рубель использовали также в качестве музыкального инструмента. В отличие от бытовых рубелей, музыкальные в одной из боковых торцевых сторон имели высверленную резонаторную полость (не сквозную). Кроме того, музыкальный рубель менее длинный, а рубцы его имеют более острые грани.

При игре рубель держат одной рукой за ручку, а другой водят взад-вперёд по его рубцам деревянной ложкой или палочкой. Получается характерный «трещащий» звук.

Рубели и сейчас иногда используются оркестрами народных инструментов или фольклорными коллективами.

Изготовление рубеля

Для рубелей применяют древесину твёрдых лиственных пород: дуба, рябины, бука, клёна, берёзы. В работе можно использовать отходы досок древесины, обрабатывая их вручную или на станке. Торцы рубелей ровно опиливают, острые углы на гранях округляют напильником. Из этой же заготовки вырезается и ручка. Дополнительной операцией является нарезка на нижней поверхности рубелей валиков. Для этого на поверхности прочерчивают параллельные линии через определенные промежутки (15 мм) и делают пропилы глубиной 7 мм. Когда пропилы сделаны, с их краев косячком — стамеской срезают древесину в направлении пропила, получая углубления между валиками. В следующем этапе работы стамеской производят сглаживание получившихся острых граней, придавая им круглую форму. Поверхности граней на рубеле обрабатываются прямоугольным напильником и наждачной бумагой. Резонаторная щель в корпусе высверливается и обрабатывается с одной из боковых торцевых сторон, причём не насквозь.

Отрывок, характеризующий Рубель (предмет)

Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.