Рубин, Иосиф Григорьевич

Иосиф Григорьевич Рубин
Дата рождения	1895(1895)
Место рождения	Смоленская губерния
Дата смерти	6 апреля 1954(1954-04-06)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Род войск	войска связи, военная разведка
Годы службы	1916-1953
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Иосиф Григорьевич Рубин (1895—1954) — генерал-лейтенант Советской Армии, участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн.

Биография

Иосиф Рубин родился в 1895 году в Смоленской губернии. В 1915 году был призван в царскую армию. Участвовал в Первой мировой войне на Северном фронте, дослужился до звания старшего унтер-офицера. Служил в Красной Армии с 1918 года. Участвовал в Гражданской войне.

Дважды окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе — в 1928 и в 1935 годах. Служил начальником штаба стрелковой дивизии, командовал стрелковой дивизией, стрелковым корпусом.

Служил заместителем начальника Разведывательного управления Генштаба с 1940 по 1941 годы. Во время Великой Отечественной войны был командиром корпуса и начальником разведотдела Юго-Западного фронта. С 1943 по 1945 годы — военный советник в МНР. 22 февраля 1944 года ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. После Великой Отечественной войны был заместителем начальника управления внешних сношений Генерального штаба. В отставке с 1953 года. Скончался 6 апреля 1954 года, похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.

Награждён орденом Ленина, пятью орденами Красного Знамени, рядом медалей.

Отрывок, характеризующий Рубин, Иосиф Григорьевич

– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.