Руге, Арнольд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арнольд Руге
Arnold Ruge
Род деятельности:

немецкий политик, писатель

Гражданство:

Германский союз, Германская империя

Место смерти:

Брайтон, Великобритания

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Арнольд Руге (13 сентября 1802, Берген-на-Рюгене — 31 декабря 1880, Брайтон) — немецкий прозаик и философ.





Биография

Руге был сыном управляющего имением Кристофа Арнольда Руге и его жены Катарины Софии Вилкен. После успешного окончания школы в 1821 году в Штральзунде, Руге поступил в Университет Галле и начал изучать философию. В 1822 году Руге перешёл в Йенский Университет и учился там до 1823 года. Затем он перешёл в Гейдельбергский университет, где был арестован, а затем весной 1824 осуждён как «член тайного запрещенного союза». Руге был ключевым членом тайного «Союза молодых», раскрытого властями в начале 1824 года.

После годового следствия в 1826 году Руге был приговорён верховным судом земли Бреслау к 15-летнему заключению в крепости Кольберг. Он находился там в заключении вплоть до помилования королём весной 1830 года.

Уже во время предварительного заключения Руге активно изучал усердно классиков древности, переведенного Феокрита, Эсхила и Софокла в оригинальном стихотворном размере, прочие тексты в стиле Жана Пауля, подражающие английским юмористам.

После освобождения в 1830 году Руге получил должность преподавателя и уже на следующий год он смог защитить докторскую диссертацию по «Платоновской эстетике».

До 1836 года он работал приват-доцентом. В 1832 году сочетался браком с Луизой Дюффер, которая вскоре родила сына, Роберта (1834). Вскоре после рождения сына Луизу Дюффер умерла, и Руге женился конце того же года во второй раз на Агнессе Вильгельмине Ниче. В этом браке родились 2 дочери, Хедвига (1837) и Франсиска (1849) и сын Арнольд (1843).

Руге писал статьи и печатался в «Листках литературной беседы». Он выступал за свободу печати, за установление народного суверенитета и др. и вскоре стал одним из активных младогегельянцев.

К этому же времени относится знакомство Руге с Э. Эхтермейером, совместно с которым он в январе 1838 года основал «Галльский ежегодник немецкой науки и искусства». Ежегодник довольно быстро стал важным критическим органом младогегельянцев. Известнейшими его сотрудниками были, среди прочих, Людвиг Фейербах, Давид Фридрих Штраус, Герман Франк и братья Гримм.

Весной 1841 года прусское правительство начало подвергать цензуре и запрещать «Ежегодник» из-за его либеральной линии, и Руге был вынужден перенести редакцию из Галле в Дрезден и изменить название на «Немецкий ежегодник науки и искусства». Тем не менее, министр внутренних дел доктор Иоганн Пауль фон Фалькенштайн лишил также и этот журнал лицензии. Затем Руге осел в Швейцарии, что позволило «Ежегоднику» выходить в свет там.

В 1843 году Руге переехал в Париж, где он очень интересовался вопросами социализма, а также познакомился с Карлом Марксом. Вместе с ним он издавал сначала «Немецко-французские ежегодники». В 1844 году он стал сотрудничать с Марксом в новом журнале — Форвэртс! (нем.) Однако, уже зимой того же года Руге расстался с Марксом, так как они не смогли договориться об общей политической линии журнала. Руге отказался от коммунизма и выступал за буржуазно-демократическую республику.

Начиная с сентября 1846 года Руге жил и действовал в Цюрихе, где он очень тесно сотрудничал с Юлием Фрёбелем. При его содействии были опубликованы «Письма Юниуса» («Юниус» — псевдоним Фрёбеля). В Цюрихе Руге также заложил фундамент собственному изданию сочинений, которые позднее были опубликованы в Маннгейме.

Весной 1847 года Руге возвратился в Германию, поселился в Лейпциге и стал работать книготорговецем. Его книжному магазину принадлежало также небольшое издательство, которое под руководством Руге опубликовывало тексты по текущим политическим событиям. Как одну из важнейших книг можно назвать « Академия - философская книга карманного формата», которая появилась в 1848 году. Прочими авторами этого издательства был Густав Фрейтаг, Юлий Фрёбель, Фридрих Герстэкер, Фридрих Хеббель, Георг Хервегх, Мориц Хартманн и Людвиг Зегер.

Дружба с Людвигом Фейербахом быстро стала для Руге определяющей в его политической установке. В 1848 году Руге приветствовал Февральскую революцию во Франции и желал такого же политического преобразования для Германии. Чтобы иметь базу для пропаганды своих требований, Руге основал журнал «Реформа», который стал с самого начала рупором немецкой демократии.

После начала мартовской революции 1848 он был выбран от Бреслау во Франкфуртское национальное собрание, где он занимал место крайних левых, однако, быстро показал себя непрактичным доктринёром.

На этой должности он не смог продвинуться; достойно упоминания разве что требование самоопределения Польши и Италии на заседании от 29 июля 1848 года. Вскоре Руге политически разочаровался и уехал в Берлин. Вследствие этого он был объявлен национальным собранием как выбывший.

В Берлине он стал членом Демократического союза и в октябре 1848 года участвовал в разработке предвыборной программы Радикально-Демократической Партии Германии. В то же время, в октябре 1848, он присутствовал на демократичном конгрессе в Берлине, чтобы приподнять свою газету «Реформа» до органа демократии. Однако, наступившее осадное положение привело к закрытию газеты и Руге был вынужден 21 января 1849 года покинуть Берлин.

Руге возвратился в Лейпциг и принял там активное участие в мартовских революционных событиях. После их подавления Руге был объявлен в розыск и вместе со своей семьей бежал через Брюссель в Брайтон.

Оттуда его забрал в Лондон Джузеппе Мадзини. Руго, Мадзини, Лайош Кошут и Александр Ледрю-Роллен начали работать над созданием новой буржуазно-демократической оппозиции. Этот «Европейский Комитет» имел целью создание общеевропейской республики.

С 1866 года Руге начал все больше отдаляться от этой политической установки и все более склонялся к политике Отто фон Бисмарка. В Битве при Садовой 3 июля 1866 года Руге видел по собственному заявлению «начало прусского будущего Европы». По личному распоряжению рейхсканцлера Отто фон Бисмарка с 1877 года Руге было назначено ежегодное почётное денежное довольствие 3000 имперских марок за заслуги перед прусской политикой.

В возрасте более чем 78 лет Арнольд Руге умер 31 декабря 1880 в Брайтоне. Там он был похоронен.

Большая часть его наследия находится в распоряжении Института Социальной Истории — Internationaal Instituut voor Sociale Geschiedenis в Амстердаме.

Книги

  • Acht Reden über Religion. — B., 1875.
  • Aufruf zur Einheit. — B., 1866.
  • Aus früherer Zeit. Autobiographie. — B., 1863-67. (4 Bde.)
  • Bianca della Rocca. Historische Erzählung. — B., 1869.
  • Briefwechsel und Tagebuchblätter aus den Jahren 1825—1880. — B., 1885-86. (2 Bde.)
  • Geschichte unsrer Zeit seit den Freiheitskriegen. — Lpz., 1881.
  • Juniusbriefe. — Lpz., 1867.
  • Der Krieg. — B., 1867.
  • Die Loge des Humanismus. — Lpz., 1851.
  • Manifest an die deutsche Nation. — Hamburg, 1866.
  • Die neue Welt. Trauerspiel. — Lpz., 1856.
  • Novellen aus Frankreich und der Schweiz. — Lpz., 1848.
  • Der Novellist. — Stralsund, 1839.
  • Revolutionsnovellen. — Lpz., 1850.
  • Schill und die Seinen. Trauerspiel. — Stralsund, 1830.
  • Unser System. — Lpz., 1850.
  • Zwei Doppelromane in dramatischer Form. — B., 1865.
  • Zwei Jahre in Paris. — Lpz., 1846. (2 Bde.)

Напишите отзыв о статье "Руге, Арнольд"

Примечания

Литература

  • Lars Lambrecht (Hrsg.): Arnold Ruge (1802—1880). Beiträge zum 200. Geburtstag. — Frankfurt am Main: Lang, 2002. — ISBN 3-631-50443-8.
  • Wolfgang Ruge. Arnold Ruge. 1802—1880, Fragmente eines Lebensbildes. — Donn: Pahl-Rugenstein, 2004. — ISBN 3-89144-359-5.

Отрывок, характеризующий Руге, Арнольд

Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.