Рудаки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рудаки
Имя при рождении:

Абу Абдуллах Джафар Рудаки

Место рождения:

селение Панджруд, Пенджикентского района

Место смерти:

Село Панджруд, Пенджикентского района

Род деятельности:

поэт

Язык произведений:

таджикский диалект персидского

Абу Абдуллах Джафар Рудаки (перс. ابو عبدالله رودکی‎, тадж. Абӯабдуллоҳ Ҷаъфар Рӯдакӣ, по другим данным, Абуль-Хасан Джафар (IX в., с. Панджрудак, ныне Пенджикентский район — 941, там же) — персидский поэт[1].





Жизненный путь

Имя и кунья

Сам'ани, а вслед за ним Шейх Манини, в качестве имени и куньи поэта называет «Абу Абдаллах Джа'фар ибн Мухаммед ибн Хаким ибн Абдаррахман ибн Адам ар-Рудаки, поэт Самаркандский». Такая тенденция, но порой с некоторыми опущениями, сохранятся до XV века. Начиная же с XV века, источники приводят иную кунью поэта. Так, по Даулатшаху Самарканди его звали «Устад Абулхасан Рудаки». Валих Дагистани пишет: «Его собственное имя — Абдаллах, а кунья — Абу Джа'фар и Абулхасан»[2]. Риза Кули-хан не смог разрешить этот вопроса и пишет: «Его имя собственное Мухаммед, кунья — Абулхасан. Некоторые считают его именем Абдаллах, другие же считают его куньей Абу Абдаллах, а именем Джа'фар ибн Мухаммед»[2].

Рождение

О жизни и деятельности Рудаки известно довольно мало. Единственным источником, сообщающий о раннем периоде жизни, является «Лубаб ал-албаб» («Сердцевина сердец»)[3]. Дату рождения Рудаки источники не сообщают. Исследователи, исходя из года смерти поэта и из отдельных его высказываний, делали относительно неё разные предположения. Европейские авторы называли датой рождения начало второй половины III в. х./865 г. (H. Ethe), ок. 880 г. (Pizzi, W. Jackson), четвёртая четверть IX в. (Ch. Pickering) и конец IX в. (F. F. Arbuthnot). По мнению А. Крымского Рудаки родился в то время, когда Бухара перешла из рук Саффаридов в руки Саманидов (874 г.); Е. Э. Бертельс указывал в качестве даты 855-860 гг.; А. Дехоти и М. Занд — 850-860; Мирзозода — 858; И. С. Брагинский — 50-е гг. IX в.; А. М. Мирзоев — начало второй половины IX в.; С. Нафиси — ок. 873-874 г. или в середине III в. х./ок. 864-865 гг. III в. х.[4].

Место его рождения до 1940 года не было известно. По мнению одних родиной Рудаки являлась Бухара, другие считали Самарканд, третьи — селение Панджруд. На основе письменных свидетельств и общения с местными жителями, крупнейший таджикский писатель и литературовед Садриддин Айни пришёл к заключению, что родиной поэта является селение Рудак. Ему же удалось установить место захоронения поэта в кишлаке Панджруд[5]. К какому социальному классу принадлежала семья Рудаки неизвестно. Но из одного бейта вытекает, что поэт был выходцем из низов и что ему пришлось претерпеть трудности:

[Носил] я чарыки, [ездил] на осле, а теперь достиг того,

Что признаю китайские сапоги и арабского коня[6].

А. Т. Тагирджанов полагает, что отец поэта либо принадлежал к духовенству, либо был образованным человеком. Останавливая своё внимание на том, что к восьмилетнему возрасту Рудаки знал наизусть Коран, он высказывает предположение, что учить священную книгу поэт начал с 5-6 лет, поскольку выучить наизусть книгу на неизвестном языке «дело довольно сложное». По всей вероятности, ему необходимо было ежедневно по несколько часов читать, а делать это могли как родители ребёнка, так кто-нибудь из жителей селения или его имам[7].

Слепота?

Начиная с конца X века в литературе встречаются утверждения, что Рудаки был слеп от рождения[8]. По сообщению писателя и учёного конца XII - начала XIII вв. Мухаммада Ауфи, отмечавшего врождённую слепоту поэта, «он был настолько способный и восприимчивый, что в восемь лет выучил наизусть весь Коран и научился читать, стал сочинять стихи и высказывать глубокие мысли»[3]. Вслед за М. Ауфи его высказывания повторяли авторы последующих антологий. Этого же мнения вплоть до 1958 года придерживались многие советские исследователи творчества Рудаки. Впервые усомнился в этом H. Ethe, а вслед за ним J. Darmesteter, I. Pizzi, E. Browne, W. Jackson и А. Крымский[9].

Французский ориенталист Дж. Дармстетер, не отрицая слепоту поэта, в то же время замечает, что «взор Рудаки видел так ясно, что порою мы подвергаем сомнению правдивость легенды, ибо неожиданно крупную роль играют краски в тех стихотворениях, которые от него остались... и нам кажется, что он слишком забывает свою слепоту»[8]. Х. М. Мирзо-заде обращает внимание на то, что если поэт был слепым от рождения, то представляется маловероятным, чтоб его приняли в качестве придворного поэта двор Саманидов. Более того, он отмечает, что из реалистических описаний в произведениях Рудаки следует, что «это был поэт, который имел возможность наблюдать жизненные явления своими собственными глазами»[10]. По мнению видного советского антрополога М. М. Герасимова, восстановивший скульптурный портрет поэта по его останкам, Рудаки был ослеплён в зрелом возрасте: ему были выжжены глаза[11]. Анализируя состояние скелета Рудаки, он находит, что «Рудаки ослеплён куском раскалённого железа», причём «глазное яблоко не поражено и, вероятно, даже не деформировано». Поскольку никаких признаков, являвшихся следствием удаления глаз, не обнаружено, М. М. Герасимов считал, что Рудаки был ослеплён «только снаружи посредством ожога»[12].

При дворе Саманидов

По предположению Х. М. Мирзозода Рудаки, покинув родное селение, направился в Самарканд — главный город долины Заравшан, являвшийся вторым центром политической, экономической, научной и литературной жизни саманидского государства X века. Он обращает внимание на то, что Рудаки владел арабским языком, «который можно было изучить только в духовных школах больших центров...»[13]. С. Нафиси считает, что Рудаки отправился в Бухару из самаркандского Рудака[7]. В одном из своих стихотворений Рудаки говорит, что он прибыл в Бухару уже зрелым поэтом и состоятельным человеком:

Слуга твой с далёкого пути, на коне, юным и богатым

Прибыл к тебе, о благе твоём помышляя, блага тебе желая[14].

По сообщению Са'мани Рудаки передавал хадисы со слов кадия Самарканда Исмаила ибн Мухаммада ибн Аслама и его учителя Абдаллаха ибн Абу Хамзы Самарканди. Отсюда С. Нафиси делает вывод, что Рудаки, до того как отправиться в Бухару, прибыл в Самарканд учиться и изучал тут хадисы у кадия города[15].

Когда Рудаки был привлечён ко двору Саманидов, неизвестно. Все источники сходятся на том, что он был современником саманидского эмира Насра ибн Ахмеда, правившего в 913-943 гг.[16] А. Крымский, С. Нафиси, М. И. Занд и А. М. Мирзоев предположили, что поэт оказался при саманидском дворе в 890-х гг., ещё в правление Исмаила Самани[17] Обстоятельства привлечение Рудаки ко двору эмира Насра ибн Ахмеда также неизвестны. По рассказу Ауфи поэт баснословно разбогател при его дворе: «Эмир Наср ибн Ахмед Саманид был правителем Хорасана, он очень приблизил его (т.е. Рудаки — прим.) к своей особе, так что дела его пошли в гору, а богатства и сокровища достигли предела. Говорят, что у него было двести рабов, четыреста верблюдов бывало в его караване. После него ни у одного поэта не было такго могущества и счастья»[18].

Творчество

Рудаки был довольно плодовитым автором. Он писал поэмы, касыды, газели, рубаи, лугз (или чистан), кит'а и др.[19] По преданиям от него дошло более 130 тыс. двустиший; другая версия — 1300 тыс. — неправдоподобна[20]. По сообщению Ауфи, произведения Рудаки составляют сто тетрадей[19].

Рудаки является основателем персидской литературы, родоначальником поэзии на фарси-дари, основоположник поэтических жанровых форм)[1]. Рано прославился как певец и музыкант-рапсод, а также как поэт. Получил хорошее схоластическое образование, хорошо знал арабский язык, а также Коран. Факт слепости Рудаки от рождения опровергает советский учёный Герасимов М. М., автор методики восстановления внешнего облика человека на основе скелетных остатков, утверждая, что ослепление наступило не ранее 60 лет[21]. Иранский учёный Саид Нафиси, который утверждает, что Рудаки и Амир Наср Сомони (правитель из династии Саманиды) были исмаилитами и в 940 году было большое восстание против исмаилитов. По совету визиря, который ненавидел Рудаки, Амир Наср приказал ослепить поэта и конфисковать его имущество. После того, как другой придворный поэт, ранее завидовавший Рудаки, пристыдил Амир Насра тем, что «В истории ты запомнишься как правитель, ослепивший великого поэта». Амир Наср, сильно пожалев о содеянном, велел казнить визиря и щедро одарить Рудаки, но поэт отказался от щедрых даров и умер в нищете в родной деревне Панджруд. Рудаки свыше 40 лет возглавлял плеяду поэтов при дворе саманидских правителей Бухары, достигнув большой славы.

Из литературного наследия Рудаки (по преданию — более 130 тыс. двустиший; другая версия — 1300 тыс. — неправдоподобна)[1] дошла до нас едва лишь тысяча двустиший. Целиком сохранились касыда «Мать вина» (933 год), автобиографическая касыда «Жалоба на старость», а также около 40 четверостиший (рубаи))[1]. Остальное — фрагменты произведений панегирического, лирического и философско-дидактического содержания, в том числе отрывки из поэмы «Калила и Димна» (перевод с арабского, 932), и пяти других поэм.

Наряду с хвалебной и анакреонтической темами в стихах Рудаки звучит вера в силу человеческого разума, призыв к знанию, добродетели, активному воздействию на жизнь. Простота поэтических средств, доступность и яркость образов в поэзии Рудаки и его современников характеризуют созданный ими хорасанский, или туркестанский стиль, сохранявшийся до конца XII века.

Память

  • Центральный проспект Душанбе носит его имя.
  • На предполагаемой могиле Рудаки в его родном селении сооружен мавзолей.
  • В честь Рудаки назван кратер на планете Меркурий, а также главный проспект столицы Таджикистана — Душанбе.
  • В Самарканде, в 1990-е годы на площади возле Самаркандского музея истории и культуры искусства народов Узбекистана, слева от площади и ансамбля Регистан был установлен памятник Рудаки, но в 2009 году данный памятник был перенесён в одну из новых площадей Самарканда.
  • Один из проспектов Самарканда назван в честь Рудаки.
  • Одна из улиц в Алма-Ате названа его именем.
  • «Судьба поэта» — фильм о судьбе Рудаки киностудии «Таджикфильм» 1959 года
  • В 1958 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Рудаки.
  • Портрет Рудаки изображён на банкноте 500 сомони образца 2010 года
  • В 2013 г. премию Русский Букер[22] и Студенческий Букер[23] получил писатель А. Г. Волос за роман "Возвращение в Панджруд", главным героем которого является поэт Рудаки.
Мавзолей Рудаки после реставрации Памятник Рудаки в Душанбе. Автор Фуад Абдурахманов[24] Памятник Рудаки в г. Истаравшан Таджикистан
Памятная монета Таджикистана 2008 года, посвященная 1150-летию Абу Абдаллаха Рудаки - 5 сомони - Серебро 925 Памятная монета Таджикистана 2008 года, посвященная 1150-летию Абу Абдаллаха Рудаки - 5 сомони - биметалл Почтовая марка СССР, 1958 год

См. также

Напишите отзыв о статье "Рудаки"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/169362/Рудаки Большая советская энциклопедия]
  2. 1 2 Мирзоев, 1968, с. 85-86.
  3. 1 2 Мирзоев, 1968, с. 88.
  4. Тагирджанов, 1968, с. 26-27.
  5. Мирзо-заде, 1958, с. 6.
  6. Мирзоев, 1968, с. 84.
  7. 1 2 Тагирджанов, 1968, с. 34.
  8. 1 2 Мирзо-заде, 1958, с. 7.
  9. Тагирджанов, 1968, с. 61-62.
  10. Мирзо-заде, 1958, с. 8.
  11. Брагинский, 1989, с. 9.
  12. Тагирджанов, 1968, с. 76-77.
  13. Тагирджанов, 1968, с. 32-33.
  14. Тагирджанов, 1968, с. 37.
  15. Тагирджанов, 1968, с. 40.
  16. Мирзоев, 1968, с. 89.
  17. Тагирджанов, 1968, с. 43.
  18. Мирзоев, 1968, с. 97.
  19. 1 2 Тагирджанов, 1968, с. 282.
  20. [gatchina3000.ru/great-soviet-encyclopedia/bse/097/968.htm Рудаки]. БСЭ.
  21. [www.kunstkamera.ru/exhibitions/virtualnye_vystavki/gerasimov/03/oblasti_primeneniya_metoda/history/hist15/ Реконструкция М. М. Герасимов 1957]
  22. [www.russianbooker.org/news/57/ Русский Букер - Литературная Премия - Russian Booker.]. www.russianbooker.org. Проверено 11 августа 2016.
  23. [studbooker.rsuh.ru/index_press_release_2013.html Литературная премия Студенческий Букер - 2013]. studbooker.rsuh.ru. Проверено 11 августа 2016.
  24. Культура Советского Азербайджана. — Б.: Азербайджанское государственное издательство, 1980. — С. 89. — 180 с.

Библиография

  • Рудаки, Абуабдулло. Стихи (сост. текста, пер., коммент. и ввод. ст. Л. И. Брагинской). Душанбе, 1987.
  • Рудаки. Лирика. Пер. с фарси В. Левика и С. Липкина. Душанбе, «Ирфон», 1978. 128 стр.
  • Рудаки Абу Абдулло. Серия «Литературное наследие Востока». Издательство: «Диля», 2001. 322 стр.

Литература

  • Бертельс Е. Э. История персидско-таджикской литературы, М., 1960.
  • Брагинский И. С. Абу Абдаллах Джафар Рудаки. — М.: Наука, 1989.
  • Мирзоев А. М. Рудаки. Жизнь и творчество. — М.: Наука, 1968.
  • Мирзо-заде Х. М. Рудаки — основоположник таджикской классической литературы. — М.: Знание, 1958.
  • Сатпаев К. И. Великий гуманист: К 1100-летию со дня рождения Рудаки // Тоӌикистони Сов. 1958. 15 окт. (на тадж. яз.)
  • Тагирджанов А. Т. Рудаки. Жизнь и творчество. История изучения. — Изд-во Ленинградского университета, 1968.

Ссылки

  • [rudaki.tk/ Сборник стихов Рудаки на русском и таджикском языках]
  • [www.kunstkamera.ru/exhibitions/virtualnye_vystavki/gerasimov/03/oblasti_primeneniya_metoda/history/hist15/ Восстановление лица по черепу, реконструкция М. М. Герасимова 1957]
  • [aphorism-citation.ru/index/0-124 Цитаты, афоризмы, высказывания — Абу Абдаллах Рудаки]
  • [lit.tj/poets/rudaki/vine.php Рудаки касыда Вино (Мать вина)].

Отрывок, характеризующий Рудаки

– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.