Рудин (роман)
| Рудин | |
 Начало произведения в журнале «Современник» | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1855 |
| Дата первой публикации: |
1856 |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Ру́дин» — первый роман Ивана Тургенева, написанный в 1855 году. Произведение, герой которого пополняет галерею «лишних людей» XIX века, изначально было определено автором как повесть. В 1860 году Тургенев добавил в него эпилог, рассказывающий о гибели героя.
«Рудин» был впервые опубликован в журнале «Современник» в 1856 году.
Содержание
История создания и публикации
В июне 1855 года Тургенев в письме литературному критику Василию Боткину сообщил о том, что им подготовлен план новой повести, все персонажи которой уже «обдуманы». Лёгкие сомнения, содержащиеся в письме, были связаны с поисками нового творческого почерка и попыткой перейти от рассказов к более крупным повествовательным формам[1].
Главный герой произведения (которое имело заголовок «Гениальная натура»[2]) первоначально именовался Дмитрием Петровичем Рудиным. Наталья Ласунская в предварительном плане была названа Машей. Липина носила фамилию Пасынкова; Басистов был сначала Лещовым, затем — Басовым. Носителем фамилии Лещов на определённом этапе был также Лежнёв. Нахлебник Пандалевский в черновом варианте звался Подкалаевым[1].
Работа велась достаточно интенсивно, о чём автор периодически извещал товарищей.
|
Я сильно работаю и воспользуюсь моим невольным затворничеством — авось что-нибудь удачное выйдет! По крайней мере то́ могу сказать, что добросовестнее я никогда не работал[1]. | 
|
25 июля (6 августа) 1855 года писатель пригласил к себе в Спасское-Лутовиново литератора Павла Анненкова для знакомства с новым произведением, над которым «трудился так, как ещё ни разу в жизни не трудился». Через несколько дней Тургенев приехал в имение Покровское (Тульская губерния), где жили сестра Льва Толстого — Мария Николаевна и её муж Валериан Петрович. Именно эта чета стала первыми слушателями «Рудина»: Тургенев читал им своё произведение вслух и позже учёл замечания, сделанные Марией Николаевной, — в частности, изменил сцену последней встречи героя с матерью[1].
31 декабря 1855 года цензура дала разрешение на публикацию «Рудина»; роман (с подзаголовком «Повесть») был напечатан в первом и втором номерах «Собеседника» за 1856 год. Эпилог, в котором герой погибает на баррикадах, появился четыре года спустя[1].
В 1862 году роман был переведён на французский язык (переводчиками стали Луи Виардо и сам автор) и выпущен в одном сборнике с «Дневником лишнего человека» и «Тремя встречами»[1].
Персонажи
- Дарья Михайловна Ласунская — знатная и богатая дама, вдова, воспитывающая троих детей. Мать Натальи Ласунской[3].
- Дмитрий Николаевич Рудин — мужчина лет тридцати пяти, гость в доме Ласунской. Великолепный оратор; своим красноречием произвёл большое впечатление на Дарью Михайловну и Наталью Ласунскую[4][5].
- Наталья Ласунская — 17-летняя девушка, начитанная и серьёзная. В неё давно влюблён сосед Волынцев, однако Наталья отдаёт своё сердце Рудину[6][3].
- Александра Павловна Липина — молодая бездетная вдова, живущая в своём имении вместе с братом — Сергеем Волынцевым[7].
- Сергей Павлович Волынцев — отставной штаб-ротмистр, брат Липиной. Известие о том, что Наталья Ласунская предпочла ему Рудина, ввергает Волынцева в депрессию[3].
- Михайло Михайлович Лежнёв — мужчина лет тридцати, помещик, сосед Ласунской. Знает Рудина со студенческих лет. Независим, немногословен. Влюблён в Липину[8][9].
- Пандалевский — молодой человек, ласковый и услужливый. Живёт в доме Ласунской в качестве «приёмыша или нахлебника»[10].
- Басистов — 22-летний учитель, воспитывающий сыновей Ласунской. На Рудина взирает с благоговением[11].
- Африкан Семёнович Пигасов — частый гость в доме Ласунской[12].
Сюжет
Действие романа разворачивается в 1840-х годах. Столичная барыня Дарья Михайловна Ласунская каждое лето выезжает с детьми в деревню. В своём имении она стремится поддерживать атмосферу светского литературно-музыкального салона, а потому привечает всех образованных гостей.
Однажды в её доме появляется Рудин. Его склонность к полемике, пылкость, остроумие покоряют слушателей; Ласунская, впечатлённая речами Дмитрия Николаевича о просвещении, науке, смысле жизни, предлагает гостю пожить в её доме.
За два с лишним месяца жизни в имении Рудин стал любимым собеседником Дарьи Михайловны. Много времени проводил он и с дочерью хозяйки Натальей — давал ей книги, читал вступления к своим будущим статьям. Учитель Басистов смотрел на гостя с восторгом; Пигасов, на которого Дмитрий Николаевич давил своим присутствием, стал приезжать к Ласунской гораздо реже.
Весть о том, что Рудин живёт в доме соседки, произвела неприятное впечатление на помещика Лежнёва. В юности они вместе учились в Москве и посещали один и тот же кружок Покорского, вели беседы о литературе, философии, искусстве. Когда Лежнёв влюбился в хорошую девушку, он рассказал об этом Рудину. Тот начал слишком активно вмешиваться в отношения пары; в итоге готовящаяся свадьба не состоялась.
Дарье Михайловне частые разговоры Рудина с её дочерью были не по нутру, однако она считала, что здесь, в деревне, Наталья тянется к гостю от скуки. Барыня заблуждалась. В один из летних дней Дмитрий Николаевич признался девушке в любви и услышал в ответ: «Я буду ваша». Ласунская-старшая, узнав об этом тайном свидании от Пандалевского, объявила дочери, что скорее согласится увидеть её мёртвой, чем женой Рудина.
Из-за нерешительности Дмитрия Николаевича влюблённые расстаются. Рудин пишет прощальные письма Волынцеву и Наталье и покидает имение Ласунской. Два года спустя Наталья выходит замуж за Волынцева. Лежнёв женится на Липиной. Рудин всё это время скитается по свету.
Во время революции 1848 года он погибает на баррикадах Парижа.
Герои и прототипы
По мнению исследователей, прототипом Дарьи Михайловны Ласунской стала светская красавица Александра Осиповна Смирнова[1]. В молодости она была хороша собой, находилась в добрых отношениях с Жуковским, Вяземским и другими поэтами; Тургенев же считал эту даму «двоедушной и лицемерной». В первоначальном плане романа автор сделал пометку о том, что действие будет происходить в доме «Ал. Ос.», но впоследствии переправил имя[13][14].
И кто хочет перенестись на несколько минут в их благородное общество, пусть перечитает в "Рудине" рассказ Лежнёва о времени его молодости и удивительный эпилог повести г. Тургенева.
|
В образе Рудина современники находили черты мыслителя Михаила Бакунина и историка Тимофея Грановского. В то же время в герое обнаруживались и некоторые особенности личности самого Тургенева: так, Герцен открытым текстом писал, что Рудин — это «Тургенев 2-й, наслушавшийся философского жаргона молодого Бакунина»[16][17].
Лидер философского кружка Покорский, по признанию автора, во многом «списан» с Николая Станкевича — именно эта фигура постоянно возникала в сознании Тургенева во время работы над романом. Однако персонаж вобрал в себя ещё и качества, присущие Виссариону Белинскому, «неотразимой мощью» которого писатель не уставал восхищаться[16].
Первые отзывы
Первая реакция современников на роман оказалась весьма доброжелательной. Николай Некрасов в письме Василию Боткину (24 ноября 1855) сообщил, что ознакомился с первым вариантом «Рудина», и предположил, что после доработки «выйдет замечательная вещь»[18].
Чернышевский в статье-памфлете «Разговор отчасти литературного, а более не литературного содержания» (1856) признавал, что новое произведение Тургенева произвело «очень сильное впечатление на всех порядочных людей», а лично его «оживило и освежило»[19].
Павел Анненков отмечал, что роман можно назвать «полным торжеством автора» — в «Рудине» впервые появляется «почти исторический» персонаж, который давно был интересен и Тургеневу, и его современникам[20].
|
|
Роман стал погребальным венком на гробе всех старых рассказов Тургенева о тех абстрактных русских натурах, устраняющихся и пассирующих перед явлениями, ими же и вызванными на свет.[20] |
|
Написание эпилога
Через три-четыре года после выхода «Рудина» интонация критиков, вначале тепло принявших роман, изменилась. В 1859 году появилась статья Николая Добролюбова «Что такое обломовщина?», автор которой включил героя тургеневского романа в перечень людей, на которых лежит «печать бездельничества, дармоедства и совершенной ненужности на свете». Отдав, с одной стороны, должное Рудину как носителю новых идей, Добролюбов в то же время отметил устарелость этого типа для нового этапа в жизни России[16].
Через год в «Современнике» вышла ещё более жёсткая статья, автор которой увидел в Рудине карикатуру на Бакунина[16]. Тургенев, задетый этой оценкой, решил, что отзыв принадлежал Добролюбову[21]. В письме Павлу Анненкову Тургенев, объясняя причины своего отказа от сотрудничества с «Современником», посоветовал прочитать июньский номер за 1860 год — «пассаж Добролюбова», после чего констатировал, что работать в этом издании «уже не приходится порядочному человеку»[22].
Тургенев ошибся — статью написал Чернышевский[23]. Тем не менее критические замечания сподвигли Тургенева к включению в роман эпилога, в котором герой погибает на парижских баррикадах. Небольшой эпизод стал своеобразным ответом оппонентам, не верившим, что Рудин способен быть самоотверженным и умеет вести людей за собой[16].
|
|
Это не значит, что он стал революционным борцом, но он оказался способен к героическому порыву. Ещё до того как был дописан эпилог, читателю стало ясно, что Рудин прожил свою жизнь не напрасно, что он был нужен России, что его проповедь будила потребность в новой жизни. |
|
Литературная критика
Рудин
Рудин — одарённая, увлекающаяся, искренняя натура. Он призывает поставить служение человечеству выше замкнутых личных интересов. <...> Однако, как и у многих других последователей идеалистической философии, его идеал остается отвлечённым, умозрительным, не подкрёпленным реальной практической деятельностью. — Владимир Щербина[24]</div>
|
Критики неоднозначно воспринимали главного героя. У Константина Аксакова Рудин вызвал сочувствие; публицист увидел в нём «человека замечательного», с сильным умом, но при этом путающегося в жизни[25].
Дмитрий Писарев, отметив, что герой в сложных житейских обстоятельствах (в частности, в ситуации с Натальей и Волынцевым) ведёт себя трусливо, в то же время констатировал, что источником рудинского обаяния и его же страданий является впечатлительность — «это голова, быстро раскаляющаяся и быстро остывающая»[26].
Григорий Бялый, назвав Рудина «лишним человеком», уточнил, что таковым герой является в самом прямом смысле слова: он относится к числу тех молодых людей, которые остаются чужими и в помещичьей среде, и на государственном поприще, и на военной службе — «для этого они слишком умны, слишком высоки»[2].
По мнению литературоведа Лидии Лотман, герой, появившись в консервативном, с традиционным укладом мире, принёс с собой «исторический ветер, дыхание мировой жизни, отдаленные раскаты громов судьбы». Рудин выполняет задачу, возложенную на его поколение, которое должно было активизировать жизнь общества, пробудить в нём новые силы[27].
Исследователь творчества Тургенева Владимир Щербина, признав, что истоки внутренней драмы Рудина — в его двойственности, пришёл к выводу, что деятельность героя не была совсем уж бесплодной: «она будила сознание наиболее чутких людей»[24].
Для Л. М. Долотовой очевидно, что «донкихотское бескорыстие и самоотверженность» Рудина входят в противоречие и с его дилетантским подходом к жизни, и с неподготовленностью общества к тем взглядам, которые герой исповедует[16].
Лежнёв
Студенческий товарищ Рудина Лежнёв в романе — его антипод в романе. Один максимально открыт — другой замкнут. Один может говорить много и пылко — другой малоречив. Один живёт в долг, занимая деньги у хозяйки имения, — другой ни от кого не зависит. Один зачастую не понимает сам себя — другой чутко воспринимает окружающих и умеет прийти им на помощь. Тем не менее симпатии автора явно не на стороне Лежнёва: он для Тургенева слишком будничный человек, «его деятельность не устремлена в будущее»[16].
Волынцев
Отставной штаб-ротмистр Волынцев описан автором с определённой долей сочувствия: он хорош собой, добр, честен; его преданность Наталье не вызывает сомнений. В то же время, по словам Григория Бялого, в изображение этого персонажа Тургенев вносит «некий снижающий оттенок снисходительного участия». Сергей Павлович и сам сознаёт свою ограниченность, отсюда — его неуверенность и «печать какой-то внутренней ущербности»[2].
И хотя девушка проявляет к нему теплоту и внимание, с появлением главного героя становится понятно, что на данном этапе отношения между Натальей и Волынцевым обречены[2].
Испытание любовью
Любовь Натальи становится самым серьёзным испытанием для Рудина. Девушка выбрала его не только потому, что он был «лучшим из окружавших её мужчин», но и потому, что она находилась в том возрасте, когда необходимы сильные ощущения. Писарев, сравнивая роман Натальи Ласунской с чувствами другой тургеневской героини — Аси, резюмирует, что «и та, и другая наткнулась на вялое резонёрство и позорную слабость»[28].
Сцену свидания возле Авдюхина пруда, ставшего для Натальи «психологической катастрофой», Тургенев рисует с помощью простых штрихов: он показывает, как меняются её брови, глаза и губы. Изменение черт лица больше, чем любые другие рассуждения, показывают потрясение, которое испытала девушка, столкнувшись с нерешительностью возлюбленного[2].
|
|
Наиболее тихие люди у Тургенева являются наиболее страстными. Эти страстные и сильные люди становятся неподвижными в момент нравственного потрясения.Так, Наталья, получив прощальное письмо Рудина, долго сидела неподвижно, устремив глаза в пол[29]. |
|
Слабость и несостоятельность в любви, продемонстрированные Рудиным, идут не только от его «внутренней разорванности», но и от растерянности перед той «стихией молодого идеализма», которую несёт в себе Наталья[27]. Герой, принимая её поначалу почти за ребёнка, не знает силы характера этой девушки. Ради любимого Ласунская-младшая готова разорвать отношения с матерью и уйти из дома в мир безденежья и лишений; в этой ситуации она «выше героя — цельностью натуры, непосредственностью чувства, безоглядностью в решениях»[16].
Экранизация
В 1977 году в СССР был снят фильм «Рудин». Режиссёр Константин Воинов.
Напишите отзыв о статье "Рудин (роман)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. — М.: Наука, 1980. — Т. 5. — С. 463-498. — 543 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Тургенев Иван Сергеевич. [www.russofile.ru/articles/article_137.php Рудин: роман] / послесловие Г. Бялого. — М.: Детская литература, 1990. — 158 с.
- ↑ 1 2 3 Ефимова, 1959, с. 205.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 192.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 194.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 196.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 213.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 207.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 209.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 206.
- ↑ Ефимова, 1959, с. 212.
- ↑ Ефимова1959, с. 206.
- ↑ И. С. Тургенев. Рудин. Дворянское гнездо / вступительная статья Л. М. Долотовой. — М.: Школьная библиотека, 1974. — С. 294. — 303 с.
- ↑ И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в 28 томах. — М.-Л., 1960-1968. — Т. VI. — С. 464.
- ↑ Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в 15 томах. — М.: Гослитиздат, 1947. — Т. 3. — С. 197-198.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо / вступительная статья Л. М. Долотовой. — М.: Школьная библиотека, 1974. — С. 9-19. — 304 с.
- ↑ Герцен А. И. Полное собрание сочинений в 30 томах. — М.: АН СССР, 1959. — Т. 18. — С. 239.
- ↑ И. С. Тургенев в портретах, иллюстрациях, документах / А. И. Батюто. — М.: Просвещение, 1966. — С. 183. — 399 с.
- ↑ Черныйшевский Н. Г. Полное собрание сочинений. — М.: Гослитиздат, 1947. — Т. 3. — С. 776—782.
- ↑ 1 2 Анненков П. В. Литературные воспоминания. — М.: Правда, 1989. — С. 376. — 688 с.
- ↑ А. Б. Муратов. Н. А. Добролюбов и разрыв И. С. Тургенева с журналом "Современник" // [az.lib.ru/t/turgenew_i_s/text_0810.shtml В мире Добролюбова. Сборник статей]. — М.: Советский писатель, 1989.
- ↑ Анненков П. В. Литературные воспоминания. — М.: Правда, 1989. — С. 411. — 688 с.
- ↑ Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в 15 томах. — М.: Гослитиздат, 1950. — Т. 7. — С. 449.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/ivl/vl7/vl7-0412.htm История всемирной литературы] / Щербина В. Р.. — М.: Наука, 1991. — Т. 7.
- ↑ Аксаков К. С. Эстетика и литературная критика. — М.: Искусство, 1995. — 526 с. — ISBN 5-210-02065-7.
- ↑ Дмитрий Иванович Писарев. [books.google.ru/books?id=DTxy_QoVV-kC&pg=PT135&dq=%D0%A2%D1%83%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D0%B2,+%D0%A0%D1%83%D0%B4%D0%B8%D0%BD,+%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7,+%D0%BA%D1%80%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0&hl=ru&sa=X&ei=PQQ5VL3jJYXnygPx8oGIBA&ved=0CCQQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%A2%D1%83%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D0%B2%2C%20%D0%A0%D1%83%D0%B4%D0%B8%D0%BD%2C%20%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%B7%2C%20%D0%BA%D1%80%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0&f=false Демократическая критика. Стоячая вода. Писемский, Тургенев, Гончаров]. — С. 578-579.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/irl/rl0/rl3/rl3-1202.htm Лидия Лотман. Тургенев] // Российская электронная библиотека
- ↑ Д. И. Писарев. [books.google.ru/books?id=lRsvy8DlT-oC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Демократическая критика. Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова].
- ↑ Курляндская Г. Б. Художественный метод Тургенева-реалиста. — Тула: Приокское книжное издательство, 1972. — С. 237. — 344 с.
Литература
- Тургенев И. С. Рудин. Повести и рассказы. — М.: Правда, 1984. — 496 с.
- Бялый Г. Бесприютный сеятель, энтузиаст. . . (Роман «Рудин» И. С. Тургенева). — М.: Вершины, 1981. — С. 174-192.
- Ефимова Е. М. Роман И. С. Тургенева «Рудин» // Творчество И. С. Тургенева / С. М. Петров, И. Т. Трофимов. — М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1959. — 575 с.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Рудин (роман)
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.
Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
