Рудницкий, Сергей Анатольевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Рудницкий
Имя при рождении

Сергей Анатольевич Рудницкий

Дата рождения

19 апреля 1955(1955-04-19) (68 лет)

Место рождения

Павловская Слобода,
Московской области,
СССР

Годы активности

1970-е — наст. время

Страна

СССР,
Россия

Профессии

композитор,
аранжировщик

Коллективы

Аракс (группа)

Награды

Серге́й Анато́льевич Рудни́цкий — советский и российский композитор, аранжировщик, музыкальный руководитель театра «Ленком», руководитель и клавишник ленкомовского ансамбля «Аракс»[1] , автор музыки ко многим спектаклям и фильмам. Заслуженный артист Российской Федерации (1997), народный артист Российской Федерации (2012)[2][3].





Биография

Сергей Рудницкий родился 19 апреля 1955 года в селе Павловская Слобода Московской области.

Первые годы жизни провёл в Красноярске, жил там до трёх лет. До семилетнего возраста жил у бабушки в деревне[4].

В 1974 году Сергей Анатольевич начал сотрудничество с Театром имени Ленинского комсомола (впоследствии — «Ленком») как участник рок-группы «Аракс»; играл на клавишных инструментах.

С 1974 года начал работать как продюсер и аранжировщик музыки многих известных музыкальных групп. Создавал аранжировки ко многим кинофильмам, таким как «31 июня», «Узнай меня», «Берегите женщин», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Убить дракона», и другим.

В 1979 году вместе с Геннадием Гладковым написал музыку к спектаклю «Жестокие игры» А. Арбузова театра «Ленком»<.

В 1988 году Сергей Анатольевич — автор адаптации музыки М. Глуза, которая была написана к спектаклю «Поминальная молитва».

В начале 1990-х годов Сергей Рудницкий организовал запись альбома группы «Аракс» с программой песен 1980-х годов[5].

Сергей Рудницкий выстроил и аранжировал музыкальное оформление к спектаклю театра «Ленком» «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Первой самостоятельной работой Сергея Анатольевича как театрального композитора было написание музыки к «Чайке» А. П. Чехова.

Сергей Рудницкий - автор и аранжировщик музыки к спектаклям «Варвар и еретик», «Две женщины», «Мистификация», «Шут Балакирев», «Ва-банк», композитор церемоний «Кинотавр» (1995), «Тэфи-97», аранжировщик музыки к фильму Александра Абдулова «Бременские музыканты & Со» (2000), композитор фильма Игоря Шавлака «Парижский антиквар» (2001), был музыкальным руководителем фильма Сергея Урсуляка «Неудача Пуаро» (2002).

Имеет высшее образование.

Играет на клавишных в «Араксе» театра «Ленком»[1], а также иногда участвует в концертах «классического» «Аракса»[5].

Женат, имеет троих детей[4]. В 2012 году ему было присвоено звание Народного артиста РФ.

Творчество

Вокал

Музыка

Запись саундтреков к фильмам

Роли в кино

Напишите отзыв о статье "Рудницкий, Сергей Анатольевич"

Примечания

  1. 1 2 [www.lenkom.ru/afisha/ua/ ЮНОНА И АВОСЬ — Ленком]
  2. Указ Президента Российской Федерации от 21 марта 2012 г. № 315 «О присвоении почетного звания „Народный артист Российской Федерации“»
  3. [mir24.tv/news/culture/4792447 Хаматова, Жванецкий и Запашные стали народными артистами России]. МТРК «МИР» (21 марта 2012). Проверено 21 марта 2012. [www.webcitation.org/68CTNJC88 Архивировано из первоисточника 5 июня 2012].
  4. 1 2 [www.moskv.ru/articles/fulltext/show/id/5715/ Сергей Рудницкий]: «Мозги надо иногда проветривать!»
  5. 1 2 [www.araks-rock.ru/story.html Аракс] :: История.

Ссылки

  • [www.lenkom.ru/Komanda/003/rudnitskiy/ Сергей Рудницкий] на сайте театра «Ленком»

Отрывок, характеризующий Рудницкий, Сергей Анатольевич

Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.