Рудов (район Берлина)
| ||||||||||||||||||||||||||||
| район Берлина в составе округа '</td></tr> | ||||||||||||||||||||||||||||
 </td></tr>
</table>Эта статья — о районе Берлина. О станции см. Рудов (станция метро); о других значениях см. Рудов. Рудов (нем. Rudow, МФА: [ˈʁuːdoː]) — район в берлинском административном округе Нойкёльн. Первое упоминание деревни Рудов датируется 1237 годом. В 1920 году Рудов вместе с близлежащими деревнями Букков, Бриц и городом Нойкёльн был присоединён к «Большому Берлину» в составе нового округа Нойкёльн. В 1972 году открыта станция метро «Рудов» (линия U7). В 2002 году из районов Бриц, Букков и Рудов был выделен отдельный район Гропиусштадт. Достопримечательности
Напишите отзыв о статье "Рудов (район Берлина)"Ссылки
|
||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рудов (район Берлина)
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
