Рудольф II

Рудольф II нем. Rudolf II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Рудольфа II. Художник Мартино Рота</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Император Священной Римской империи
2 октября 1576 — 20 января 1612
Коронация:	2 октября 1576, Ахен
Предшественник:	Максимилиан II
Преемник:	Маттиас
Эрцгерцог Австрии
12 октября 1576 — 20 января 1612
(под именем Рудольф V)
Предшественник:	Максимилиан II
Преемник:	Маттиас
Рождение:	18 июля 1552(1552-07-18) Вена
Смерть:	20 января 1612(1612-01-20) (59 лет) Прага
Место погребения:	Собор Святого Вита, Прага, Чехия
Род:	Габсбурги
Отец:	Максимилиан II
Мать:	Мария Испанская
Награды:

Запрос «Рудольф II» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Рудольф II (нем. Rudolf II; 18 июля 1552, Вена — 20 января 1612, Прага, Богемия) — король Германии (римский король) с 27 октября 1575 по 2 ноября 1576 года, избран императором Священной Римской империи с 2 ноября 1576 года (в последние годы фактически лишён власти), король Богемии с 6 сентября 1575 по 23 мая 1611 года (под именем Рудольф II, коронация 22 сентября 1575 года), король Венгрии с 25 сентября 1572 по 25 июня 1608 года, эрцгерцог Австрийский с 12 октября 1576 года (под именем Рудольф V). Сын и преемник Максимилиана II.

Молодость

Воспитывался при дворе своего двоюродного дяди короля Испании Филиппа II и совершенно не походил на своих непосредственных предшественников; католики возлагали на него большие надежды, так как он вынес из Испании ненависть к ереси и мог быть послушным орудием в руках иезуитов.

Личность

Немецкий историк Фолькер Пресс говорит о нём:

«Он обладал глубоким умом, был дальновидным и рассудительным, обладал сильной волей и интуицией… Однако ему был присущ такой серьезный недостаток, как робость, причиной которой была его склонность к депрессии. На этой основе у него развилось стремление к бегству от действительности, выражавшееся в нереальных планах. Испанские придворные манеры поощряли его стремление отгородиться от мира, и политическая пассивность становилась все более характерным признаком его правления».

Досадуя на своё бессилие, император стремился отгородиться от общества и предаться художественным и оккультным увлечениям; постепенно у него развивались телесные и психические заболевания. Любимцами императора были люди низкого происхождения, потакавшие его прихотям (Филипп Ланг, Иероним Маховский и другие).

Временами ему казалось, что он одержим дьяволом.

Покровительство наукам и искусствам

В Пражском Граде, где с 1583 года жил Рудольф (стремясь покинуть Вену, где не пользовался популярностью), им была основана одна из первых кунсткамер — громадная коллекция книг, рукописей, картин, монет и всяких редкостей, пострадавшая от грабежей во время Тридцатилетней войны. Рудольф сыграл большую роль в ренессансной перестройке Праги и особенно Града. К своему двору император, игравший роль мецената, привлёк учёных и деятелей искусства различных стран — при нём в Праге работали астрономы Иоганн Кеплер и Тихо Браге, художники Бартоломей Шпранглер и Джузеппе Арчимбольдо (автор знаменитого портрета Рудольфа), скульптор Адриан де Врис.

Под руководством минералогов Рудольф собрал «Кунсткамеру» — коллекцию драгоценных камней и минералов различных регионов.

Оккультизм

Император занимался также различными «оккультными науками», в частности, пытался найти философский камень. В то время граница между астрономией и астрологией, минералогией и алхимией ещё была нечёткой. Рудольф II покровительствовал странствующим алхимикам, а его резиденция представляла центр алхимической науки того времени. Императора называли германским Гермесом Трисмегистом.

К нему были приглашены английские астрологи и алхимики Эдвард Келли и Джон Ди (который в 1584-м и 1586-м жил в Праге), занимавшиеся также и вполне серьёзными с современной точки зрения изысканиями в области математики и астрономии. Алхимиком был и работавший при его дворе (и умерший в Праге) великий астроном Тихо Браге. За 600 дукатов Рудольф приобрёл знаменитую рукопись Войнича.

Религиозная политика

Став императором, Рудольф II шесть лет не собирал имперского сейма, но должен был созвать его в 1582 году, ввиду необходимости просить у империи помощи против турок, а также ввиду религиозных споров. Рудольф II начал искоренять протестантизм в Австрии, Чехии и Венгрии. В Австрии почти все дворянство и все города исповедовали протестантизм. С восшествием на престол Рудольфа здесь началась сильная католическая реакция, а также борьба абсолютизма с областными сеймами и самоуправлением городов. То же произошло и в Чехии. В 1583 Рудольф перенес имперскую резиденцию в Прагу, и вместе с ним прибыло много фанатиков, а также иезуиты. Протестанты стали вытесняться с крупных и мелких должностей, а в 1602 году была запрещена деятельность Общины Чешских братьев. Когда у Османской империи была отвоевана значительная часть Венгрии, Рудольф запретил там всякое некатолическое вероисповедание, что привело к восстанию.

Восстание против Рудольфа и утрата власти

В 1606 брат императора Матиас заключил с восставшими венграми соглашение на условиях веротерпимости, что привело к конфликту с Рудольфом. Против императора в 1607 году была образована конфедерация австрийских и венгерских сословий, а в 1608 к ней присоединилась Моравия. Видя общее недовольство, Рудольф II думал привлечь общественное мнение на свою сторону войной с турками.

С этой целью Рудольф до последнего момента затягивал подписание мирного договора с Османской империей, пытаясь найти предлоги для его денонсации и возобновления войны против турок. Подобное поведение вызвало общее движение сословий Венгрии, Австрии и Моравии против императора, сохранившего в своих руках только относительный контроль над Чехией, Силезией и Лужицами. Всеобщее восстание продолжало, однако, быть неизбежным, и родственники Рудольфа сочли необходимым отнять у него власть в пользу его брата Матиаса (апрель 1606 г.), сделавшего громадные уступки протестантам. По договору 1608 года Рудольф II отдал Матиасу Венгрию, эрцгерцогство Австрийское и Моравию и объявил его своим наследником в Богемии.

Для удержания за собой чехов Рудольф II вынужден был подписать 9 июля 1609 г. составленный сеймом акт, получивший название «грамоты величества» (Majestätsbrief), так называемый маестат. На основании этой грамоты утраквисты и чешские братья были уравнены в правах с католиками. Чехи-протестанты получили право строить храмы, заводить училища, иметь свои синоды и избирать комитет из 24 дефенсоров, по 8 от каждого из 3-х сословий сейма. Комитет должен был руководить действиями консистории, управлять делами Пражского университета, собирать войско, взимать налоги для его содержания, а в случае надобности — созывать представителей протестантского населения для совещаний об общем деле.

Рудольф II придумывал средства отнять у Матиаса отданные ему земли, интриговал против него, но всё-таки должен был отречься от чешской короны. 23 мая 1611 года Матиас был коронован, а Рудольфу дали пенсию и сохранили за ним внешний почёт. Лишённый власти, изнурённый болезнью (сифилис третьей степени) и помешательством, Рудольф II умер 20 января 1612 года, не оставив законного потомства, так как не был женат.

Из шестерых незаконнорожденных отпрысков Рудольфа (от Катерины Страда, дочери императорского антиквара) старший, Юлий Цезарь Австрийский, унаследовал психическую болезнь отца и умер в заточении после того, как с особой жестокостью убил свою любовницу.

Рудольф был похоронен в пражском соборе Святого Вита. Он был последним монархом, погребённым в Чехии. Является героем произведений ряда чешских и австрийских авторов: Карела Чапека, Владимира Неффа, Грильпацера, Густава Майринка, Макса Брода.

Литература

• Бужек, Вацлав [spbmoyenage.ru/downloads/Proslogion/12_vol.pdf Репрезентация Рудольфа II Габсбургского в образе его похорон] // Проблемы социальной истории и культуры Средних веков и раннего Нового времени / под ред. А. Ю. Прокопьева. Вып. 12. СПб.: ООО «ИД «ПРАВО», 2015. — 466 с. С. 189—206
• Gindely, «Rudolf II» (Прага, 1868);
• Bezold, «K. Rudolf II und die heilige Liga».

Императоры Священной Римской империи (до Оттона I — «Императоры Запада») (800—1806)

800 814 840 843 855 875 877 881 887 891    Карл I Людовик I  —  Лотарь I Людовик II Карл II  —  Карл III  —

891 894 898 899 901 905 915 924 962 973 983    Гвидо Ламберт Арнульф  —  Людовик III  —  Беренгар I  —  Оттон I Оттон II

983 996 1002 1014 1024 1027 1039 1046 1056 1084 1105 1111 1125 1133 1137 1155     —  Оттон III  —  Генрих II  —  Конрад II  —  Генрих III  —  Генрих IV  —  Генрих V  —  Лотарь II  —

1155 1190 1197 1209 1215 1220 1250 1312 1313 1328 1347 1355 1378 1410    Фридрих I Генрих VI  —  Оттон IV  —  Фридрих II  —  Генрих VII  —  Людвиг IV  —  Карл IV  —

1410 1437 1452 1493 1508 1519 1530 1556 1564 1576 1612 1619 1637    Сигизмунд — Фридрих III — Максимилиан I — Карл V Фердинанд I Максимилиан II Рудольф II Матвей Фердинанд II

1637 1657 1705 1711 1740 1742 1745 1765 1790 1792 1806    Фердинанд III Леопольд I Иосиф I Карл VI  —  Карл VII Франц I Стефан Иосиф II Леопольд II Франц II

Каролинги — Саксонская династия — Салическая династия — Гогенштауфены — Виттельсбахи — Габсбурги

Отрывок, характеризующий Рудольф II

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.