Ружинский, Богдан Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ружинский Богдан Михайлович
укр. Ружинський Богдан Михайлович
Место рождения:

село Ружина,
Владимирский повет
(ныне Турийский район,Волынская область,Украины)

Дата смерти:

1576(1576)

Место смерти:

Аслам-Кермен ныне Херсонская область Украина)

Отец:

Михаил Ружинский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Князь Богдан Михайлович Ружинский (Богданко, укр. Ружинський Богдан Михайлович, польск. Bohdan Rożyński; год рождения неизвестен — 1576) — магнат из западнорусского рода Ружинских, казацкий гетман (15751576)[1].





Биография

Родом из с. Ружина Владимирского повета (сейчас Волынская область Украины). Отец — Михаил Ружинский — казацкий полковник, гетман в 1585 году. Такую характеристику дал ему польский геральдик Папроцкий:

«Муж сердца великого. Презрел он богатства и возлюбил славу защиты границ. Оставив временные земные блага, претерпевая голод и нужду, стоит он как мужественный лев, и жаждет лишь кровавой беседы с неверными».

Князь Богдан Ружинский стал известным сперва как начальник польской казацкой милиции, охранявшей границы Речи Посполитой. Поняв общность интересов как пограничных, так и низовых казаков, Ружинский подался на Днепр, и тут имя его, как смелого и мужественного атамана, скоро сделалось широко известным. Вести про нового казацкого предводителя дошли до Москвы. Московский государь Иван IV Грозный в 1575 году послал на Сечь царскую грамоту, в которой писал к «…голове, князю Богдану Ружинскому и ко всем козакам днепровским с великим своим жалованием и с приказом к ним», в которой предлагал им царскую службу и многие богатые подарки и посулы, в обмен на поход на крымские улусы и на Козлов (теперь Евпатория). Ружинский с казаками согласились на это предложение.

Богданко воспользовался случаем, когда татары, в октябре 1575 года, по повелению турецкого султана Амурата, мстившего Польше, одиннадцатитысячным войском бросились «на Русь», пожгли, захватили огромный полон из христиан и повели его на переправу через Днестр. С отборными воинами-казаками Богданко ворвался в татарские владения за Перекоп, опустошил Крым «огнём и мечом», освободил большое количество пленников из неволи. После похода на Крым Ружинский с низовыми казаками осуществил морской поход и, приставая к берегам Малой Азии, брал турецкие города, истребляя в них жителей. Так, он взял приступом Трапезунд (теперь Трабзон) и вырубил его население, потом овладел Синопом и разрушил его до основания, после чего подошел даже к Стамбулу (Константинополю) и «взял под ним многія корысти».

О причине фанатического озлобления Богданка против мусульман ни польские, ни малороссийские (украинские) источники не говорят. Существует лишь народная дума о Богданке, которая указывает на пленение татарами его жены и убийстве матери:

«Ой Богдане, запорожскій гетьмане,
Та чому ж ти ходиш в чорнім оксамиті?
"Гей, були, ж у мене гості, гості татарове,
Одну нічку ночували;
Стару неньку зарубали
А миленьку собі взяли.»

Ровно через сто лет после этого, как пишет «Летописи Самовидец», запорожские казаки вспоминали о славных походах Богданка и грозили повторить снова подобные походы на Крым.

Возвратившись из морского похода, Богдан Ружинский в 1575 году предпринял новый поход на турецкую крепость Аслам-город ( или Аслам-Кермен), построенную турками для преграждения выхода казакам в устье Днепра и в Чёрное море, и разрушил её до основания.

В 1576 году, штурмуя замок, Ружинский погиб во время подкопа при взрыве порохового заряда под крепостью.

Успешные походы Богданко дали ему возможность обратиться к новому королю Речи Посполитой Стефану Баторию с просьбой узаконить существование Войска Запорожского и его права. Стефан Баторий 20 августа 1576 года издал Универсал[2], которым подтвердил за Войском Запорожским все владения, захваченные казаками у татар.

Память

  • В настоящее время существует Третий казачий корпус Южнорусского Реестрового Казачества, носящий имя Богдана Ружинского.[3]
  • Богдан Ружинский был прославлен в народных песнях как Чёрный гетман[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Ружинский, Богдан Михайлович"

Литература

  • Гетьмани України. Харків. «Промінь», 2007. стор. 27 — 28.
  • Яворницкий Дм. Исторія запорізьких козаків. Том 2. Київ. «Наукова думка», 1990

Примечания

  1. [wwhp.ru/ukrai-get.htm УКРАИНСКАЯ ГЕТМАНЩИНА 1486−10.11.1764]
  2. [www.cossackdom.com/articles/o/olinik_zkoloniz.htm Олександр Олійник. Зимівник в колонізаційних процесах Південної України.]  (укр.)
  3. [www.kazacestvo.ru/struktura-yurk/54-tretij-kazachij-korpus-imeni-bogdana-ruzhinskogo.html ТРЕТИЙ КАЗАЧИЙ КОРПУС ИМЕНИ БОГДАНА РУЖИНСКОГО]
  4. Исторические песни малорусского народа. — К., 1874. — Т. 1. — С. 163—166.

Ссылки

  • [mypskoff.ru/?page_id=22&paged=19 ВОЛЫНЬ – КРАЙ КАЗАЦКИЙ]
  • [pravyteli.webua.org/lib/ruzynski.html Володимир Замлинський. Історія України в особах IX-XVIII ст. - Київ, вид-во "Україна", 1993.]  (укр.)
  • [www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/81133685f80ff0f1/ Богдан Ружинський / Персоналії / Проект «Українці в світі»]  (укр.)
  • [ukrlife.org/main/evshan/firov_hetm.doc Фиров П. Т. Гетманы украинского казачества. Биографические справки. — Севастополь: Изд-во СевНТУ. 2005. — 64 с. // ББК 63.3 (4 УКР) − Ф 62 − УДК 94 (477)]

Отрывок, характеризующий Ружинский, Богдан Михайлович

– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…