Ружьё

Ружьё — в современном узком значении — длинноствольное стрелковое оружие, предназначенное для удержания и управления при стрельбе двумя руками с упором приклада в плечо, гладкоствольное или комбинированное (с гладкими и нарезными стволами), стреляющее пулей или дробью. До относительно недавнего времени (начало XX в.) «ружьё» в широком смысле означало любое длинноствольное ручное оружие, включая нарезное и автоматическое, а в самом раннем значении это слово было в русском языке практически синонимом слова «оружие».

Происхождение и значение слова

Слово «ружьё» встречается в русских письменных источниках с начала XVII в. в значении «оружие вообще», от холодного до артиллерии, но преимущественно — мелкое ручное оружие. Этимологический словарь русского языка М. Фасмера определяет «ружьё» и «оружье» как народную форму книжного слова «оружие». В Московской грамоте 1676 г. читаем: «…бердыши или иное какое ружье»; в «Актах» хозяйства боярина Морозова (1656 г.): «И что у них есть ружья́, пищалей и бердышев, и рогатин, и топорков, и то б ружье имали все с собою». В XVII в. слова «ружьё» (в широком смысле) и «оружие» различались стилистически: о «ружье» говорилось в челобитных, приказной переписке, вообще в низких стилях письменности и в разговорной речи, об «оружии» — в официальных документах и в печатных книгах. Во второй половине XVII в. сфера употребления слова «ружьё» в письменности расширяется. Так, в «Курантах» уже наравне встречается и «ружьё», и «оружие».

Во времена петровских военных реформ многие виды оружия XVII в. уходят в прошлое, и слово «ружье» с начала XVIII в. приобретает более узкий смысл, близкий к современному: длинноствольное ручное огнестрельное оружие. Словари Академии Российской 1789—1794 и 1806—1822 гг. дают только это современное значение: «Огнестрельное ручное орудие с длинным стволом и замком».

С распространением нарезных стволов появляются термины «винтовальное ружьё» и «винтовка». Последний, известный с XVIII в., стал официальным наименованием класса оружия в 1856 г., но вплоть до первой трети XX столетия ружьём часто называли в том числе и нарезное оружие, даже в официальных документах военного ведомства. Например, вопросом о введении в русской армии новой винтовки с 1883 г. занималась «Особая комиссия для испытания магазинных ружей», в 1889 г. преобразованная в «Комиссию для выработки образца малокалиберного ружья». Во всех документах комиссии широко употребляется слово «ружьё», хотя речь идет исключительно о винтовках и результатом работы комиссии стала винтовка обр. 1891 г. В брошюре 1894 года «Записки о 3-х линейной винтовке образца 1891 года» термины «винтовка» и «ружьё» встречаются параллельно. Когда в начале XX в. появился новый класс оружия — ручной пулемёт — в России первое время бытовал термин «ружьё-пулемёт». В русском тексте «Гимна Коминтерна», написанном в 1928 году, говорится «Проверьте прицел, заряжайте ружьё!», хотя вряд ли автор призывал пролетариат вооружиться именно охотничьими дробовиками.

Гораздо дольше сохранялось в языке прилагательное «ружейный» (ружейный огонь, ружейная смазка, ружейный ремень, ружейные приёмы), применявшееся в широком, общем смысле. Традиционная военная команда «В ружьё!» (то есть разобрать оружие и приготовиться к бою) и идиома «поставить под ружьё» (призвать в солдаты) сохранились и сейчас, когда армии вооружены поголовно автоматическим оружием. Кроме того, ружьем называли некоторые особые виды вооружения, например, противотанковое ружьё, хотя в строгом техническом смысле ПТР являются винтовками, а некоторые из них (20-мм ПТР Блюма) даже артиллерийскими орудиями.

Довоенный Толковый словарь Ушакова определяет винтовку как разновидность ружья, и только в более поздних словарях эти термины разделены. Согласно действующему в России ГОСТ 28653-90 ружьём называется «Гладкоствольное или комбинированное стрелковое оружие, конструктивно предназначенное для удержания и управления при стрельбе двумя руками с упором приклада в плечо». Таким образом, окончательно закреплен обязательный признак ружья, отличающий его от другого подобного оружия — наличие хотя бы одного гладкого ствола.

Вне оружейной отрасли ружьём называют, например, метательное оружие для подводной охоты независимо от принципа его действия.

История

См. также: Дульнозарядное ружьё

Предшественниками ружья были, с одной стороны, примитивные дульнозарядные огнестрельные орудия для стрельбы с рук, появившиеся в Европе в XIV в. — ручницы (ручные пищали, кулеврины, шланги, бомбарды), а с другой — неогнестрельные метательные орудия: арбалет и его разновидность аркебуз (последний дал название одному из видов ранних ружей — аркебуза). В. Г. Федоров в своей «Истории винтовки» употребляет термин «ружьё» уже в отношении этих первоначальных образцов, еще даже не имевших ружейной ложи в её привычном виде: стрелок укладывал «приклад» сверху на плечо или прижимал его предплечьем к туловищу. Эти ранние ружья характеризовлись большим калибром (20-40 мм) и малой длиной ствола (6-12 калибров); к концу XV в. калибр ручных пищалей уменьшился до 20-30 мм, а ствол удлинился до 25-30 калибров. Ко второй половине XV века ружьё приобрело фитильный замок и приклад, приспособленный для упора в плечо, появились примитивные прицельные приспособления (целик). Благодаря этим усовершенствованиям несколько улучшилась точность боя и обращение с оружием стало значительно удобнее. Тем не менее ружья оставались очень громоздкими и тяжелыми, для их обслуживания зачастую требовались два человека.

В XVI в. на основе боевого опыта выработался тип мушкета — дульнозарядного гладкоствольного фитильного ружья массой 6-8 кг, калибром около 22 мм при массе пули около 50 г. Стрельба из мушкета велась преимущественно с упора — специальной подставки с рогатиной. Дальность прицельного выстрела достигала 150 м. Отдача при стрельбе была очень сильная, мушкет с принадлежностями и боезапасом имел большой вес, поэтому в мушкетёры отбирали самых крепких и рослых солдат. В 1624 г. в Швеции был введен облегченный (5 кг) пехотный мушкет без подставки. Кардинально улучшились боевые свойства ружей с введением в XVI в. колесцового замка взамен фитильного. Колесцовый замок был, впрочем, намного дороже, поэтому колесцовыми ружьями вооружалась в основном кавалерия. Фитильный (и колесцовый) замки к началу XVIII в. были практически полностью вытеснены более дешевым и простым в обращении кремневым ударным, и эта система оставалась основной вплоть до первой четверти XIX в.

К XVII в. относится появление бумажного патрона — упакованного в бумажную обёртку порохового заряда и пули (позднее еще и капсюля). Процесс заряжания таким патроном несколько упростился: стрелку не нужно было каждый раз отмеривать навеску пороха и доставать из отдельных сумок пули и материал для пыжа.

Каких-либо принципиальных различий между военным и гражданским (охотничьим) ружьём до XIX в. не было. Разница была только в качестве изготовления и отделки, а также в том, что важные для охоты и дорогие технические новшества раньше появлялись на гражданских ружьях, чем на массовом армейском оружии.

В XIX веке появились три усовершенствования, радикально изменившие облик стрелкового оружия: капсюльное воспламенение резко повысило надежность боеприпаса по сравнению с капризным искровым принципом воспламенения; заряжание с казны окончательно решило проблему обтюрации в нарезном стволе; унитарный патрон, особенно с появлением бездымного пороха, открыл путь к скорострельным системам. Как следствие, военное ружьё к 1870-м — 1880-м годам повсеместно стало почти исключительно нарезным, а его калибр постоянно уменьшался, дойдя к концу века до обычных 7…8 мм. Гладкоствольные ружья остались в гражданском обороте, в основном как охотничье оружие (для стрельбы дробью нарезной ствол не нужен). Широко распространились многоствольные ружья, в том числе комбинированные, с гладкими и нарезными стволами разных калибров в одном блоке (двустволки, дриллинги, бюксфлинты и т. д.). Самой распространенной конструкцией охотничьего ружья стала «переломка», когда блок стволов крепится на шарнире и для заряжания откидывается вниз относительно ложи; но известны и другие — со стволами, поворачивающимися в горизонтальной плоскости или сдвигающимися вперед, с продольно скользящим затвором, револьверные.

Гладкоствольное ружье как военное оружие пережило своё второе рождение в последний период Первой мировой войны. На вооружении штурмовых групп, которые вели ближний бой непосредственно в окопах противника, появились дробовые ружья (часто укороченные), гораздо более удобные в узком пространстве, чем пехотная винтовка, и обладающие намного более сильным останавливающим действием, чем револьвер. Особым успехом пользовалось многозарядное ружьё Winchester Model 1897 со скользящим цевьём («помповое»). Появился даже английский термин trench gun — траншейное ружьё. Боевые ружья нашли применение и в последующих конфликтах с участием США: Второй мировой, Корейской, Вьетнамской войне, и стоят на вооружении до сегодняшнего дня. Гладкоствольные ружья, в основном помповые и самозарядные, широко используются полицейскими службами во многих странах. Дробовой заряд обладает большим останавливающим действием, при этом не создает рикошетов и малоопасен на расстоянии больше нескольких десятков метров, а пулей крупного калибра можно, например, эффективно вывести из строя автомобиль или разрушить дверной замок.

Типы ружей

По количеству и компоновке стволов современные ружья бывают:

• одноствольные;
• двуствольные с горизонтальным расположением гладких стволов одного калибра, или «горизонталки» (самый распространенный вид охотничьих ружей);
• бокфлинт, «вертикалка» — двуствольное ружье с вертикальным расположением гладких стволов;
• бюксфлинт — горизонтальная двустволка с одним нарезным стволом;
• бокбюксфлинт — вертикальная версия бюксфлинта;
• дриллинг или тройник — ружье с двумя гладкими и одним нарезным стволами;
• бокдриллинг — дриллинг, у которого все три ствола расположены в вертикальной плоскости;
• фирлинг — два гладких и два нарезных ствола;
• экспресс-фирлинг — один гладкий и три нарезных ствола, причем два нарезных ствола имеют равный калибр;
• с бо́льшим количеством стволов, относящиеся, скорее, к техническим курьёзам. Например, известны пятиствольные кремнёвые ружья с вертикальным расположением стволов мастера Иоганна А. Хермана (Визенталь, Германия), 1730-е гг.

По схеме заряжания, кроме классического «переламывания» (блок стволов откидывается на шарнире вниз относительно колодки), применяются:

• болтовые — с продольно скользящим затвором по схеме Дарна (см. иллюстрацию) или наподобие винтовочного (ТОЗ-106, МЦ-20, «фроловки»);
• с блоком стволов, сдвигающимся вперед относительно ложи, или поворачивающимся вокруг вертикальной оси;
• револьверные — одноствольные многозарядные, построенные по принципу револьвера;
• помповые — ружья с подвижным назад-вперёд либо вперёд-назад цевьём. Оснащаются подствольным или надствольным трубчатым магазином на 3—7 патронов, хотя ряд моделей используют коробчатые магазины;
• рычажные — многозарядные ружья с ручным механизмом перезаряжания, приводимым в действие подвижной предохранительной скобой;
• самозарядные с различными схемами работы автоматики и магазином различных конструкций.

По конструкции ударно-спускового механизма ружья (кроме многозарядных) бывают с внешним расположением курков и с курками, скрытыми в колодке («бескурковые»).

• Shotgun Mossberg 590.jpg

  Помповое ружьё Mossberg 590 с подствольным магазином

• RMB-93 IDELF-2008.jpg

  Помповое ружьё РМБ-93 с надствольным магазином

• M1887 LH.JPG

  Рычажное ружьё Winchester Model 1887

• MTs-255-12 Interpolitex-2009.jpg

  Револьверное ружьё МЦ-255-12

• Franchi Fast Pro.jpg

  Самозарядное ружьё с трубчатым магазином

• Interpolitex 2013 (536-14).jpg

  Самозарядное ружьё 18,5 КС-К с коробчатым магазином

Знаменитые ружья

«Смуглянка Бесс»

Brown Bess — неофициальное, но общепринятое прозвище стандартного пехотного ружья британской армии, стоявшего на вооружении с 1722 по 1838 год почти без изменений. Редьярд Киплинг посвятил этому оружию стихотворение.

Browning Auto 5

Первое успешное самозарядное ружье, выпускалось с 1898 по 1998 г.

«Оленебой»

Необычайно точное ружье с очень длинным стволом и с собственным именем «Оленебой» (англ. Deerslayer) принадлежало охотнику Натти Бампо из романов Фенимора Купера. В некоторых русских переводах называется «Ланебой». Этому ружью Бампо обязан одним из своих прозвищ — Длинный Карабин.

«Фроловка»

Очень распространённое в СССР с 1920-х гг. ружьё, производившееся путём заводской переделки старых винтовок Мосина.

«Ружья Геринга»

Главный лесничий и Главный егерь Германии до 1945 г., Герман Геринг был большим любителем оружия и охоты. Его огромная коллекция была после войны частично расхищена. Частные владельцы регулярно предлагают на продажу «ружья из коллекции Геринга», причем доказательств их аутентичности зачастую нет.

«Монтекристо»

Под этим названием в России в конце XIX — начале XX в. были очень популярны ружья и пистолеты для развлекательной стрельбы под слабый пулевой или дробовой патрон калибра от 4 до 9 мм. Часто упоминаются в мемуарах того времени как игрушка и оружие для охоты по мелкой птице.

См. также

• Дробовик
• Винтовка
• Ручница
• Аркебуза
• Пищаль
• Мушкет
• Фузея
• Browning Auto-5
• Фроловка (ружьё)
• Охота

Литература

• Дроздова Е. Е. [elar.urfu.ru/handle/10995/18506 Производство охотничьих ружей в 1850-1914 гг.: кадровые и технологические проблемы] // Известия Уральского государственного университета. — 2009. — № 65. — С. 190-199.
• Жук А. Б. Энциклопедия стрелкового оружия. — М.: Воениздат, 1998.
• Колдунов С. Боевое оружие под дробовой патрон // "Зарубежное военное обозрение", № 4, 1995. С. 20-23
• Маковская Л. К. Ручное огнестрельное оружие русской армии конца XIV—XVIII веков. Определитель. М.:Военное издательство, 1992 [militarist.milua.org/makovskaya/images/makovskaya.htm]
• Федоров В. Г. История винтовки. — М.:Воениздат, 1940
• Федоров В. Г. Эволюция стрелкового оружия. Часть I. Развитие ручного огнестрельного оружия от заряжания с дула и кремневого замка до магазинных винтовок. — М.:Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1938
• Хартинк А. Е. Охотничьи ружья. Иллюстрированная энциклопедия. — М.: Лабиринт-Пресс, 2004
• [lugovoy-k.narod.ru/marx/15/036.htm Энгельс Ф. История винтовки.] // В кн.: Карл Маркс, Фридрих Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 15. — М.:Государственное издательство политической литературы, 1959
• Lugs Jaroslav. Handfeuerwaffen. — Berlin:Militaerverlag der DDR, 1977

Ссылки

• [etymolog.ruslang.ru/vinogradov.php?id=rugje&vol=1 РУЖЬЁ (этимология по В. В. Виноградову)]
• [www.kaliningrad-fishing.ru/hunter/ohot/ohot-038.html Ю. Шокарев. Из истории охотничьих ружей]
• [www.shooting-ua.com/arm-books/arm_book_15.htm] — Каталог охотничьих и помповых ружей (1)
• [www.shooting-ua.com/arm-books/arm_book_49.htm] — Каталог охотничьих и помповых ружей (2)
• [vip-ohota.com/index.php?option=com_content&view=article&id=584&Itemid=1074 Гладкоствольное оружие]
• [world.guns.ru/shotgun-r.html Боевое гладкоствольное оружие]
• [www.allforhunt.com/ru/article/uhod-za-oruzhiem-kak-pravil-no-uhazhivat-za-ohotnich-im-ruzh-em Уход за оружием]
• [www.weaponplace.ru/brbess.php Brown Bess]

Отрывок, характеризующий Ружьё

В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.