Руководители Кировской области

С момента основания Кировской области руководителем области являлся председатель областного исполнительного комитета. После распада СССР область возглавлял сначала глава администрации области, а с 1996 года — губернатор области.

Председатели Кировского областного (декабрь 1934 — декабрь 1936 — краевого) исполнительного комитета:

• Бобков Александр Алексеевич (декабрь 1934 — февраль 1937)
• Легконравов Павел Константинович (февраль — август 1937)
• Пасынков Степан Георгиевич (октябрь 1937 — сентябрь 1938)
• Иволгин Иван Леонтьевич (январь 1939 — февраль 1943)
• Кокурин Петр Петрович (февраль 1943 — февраль 1945)
• Быков Иван Тимофеевич (февраль 1945 — март 1947)
• Светлаков Николай Иванович (март 1947 — март 1952)
• Буеверов Алексей Матвеевич (март — сентябрь 1952)
• Сафронов Иван Петрович (сентябрь 1952 — март 1958)
• Кальченко Степан Власович (апрель 1958 — март 1959)
• Объедков Иван Фаддеевич (июль 1959 — февраль 1964; в декабре 1962 — феврале 1964 — председатель Кировского сельского облисполкома)
• Шаталин Григорий Иванович (декабрь 1962 — декабрь 1964, председатель Кировского промышленного облисполкома)
• Некрасов Евгений Николаевич (февраль — декабрь 1964, председатель Кировского сельского облисполкома)
• Паузин Николай Иванович (декабрь 1964 — июль 1986)
• Осминин Станислав Александрович (июль 1986 — июнь 1987)
• Десятников Василий Алексеевич (июнь 1987 — декабрь 1991)

Глава администрации Кировской области:

• Десятников Василий Алексеевич (декабрь 1991 — октябрь 1996)

Губернаторы Кировской области:

• Сергеенков Владимир Нилович (ноябрь 1996 — январь 2004)
• Шаклеин Николай Иванович (2004—2009)
• Белых Никита Юрьевич (2009—2016)

Отрывок, характеризующий Руководители Кировской области

Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.