Руководители Костромской губернии и области
Поделись знанием:
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Содержание
- 1 Костромское наместничество (1778—1797)
- 2 Костромская губерния (1797—1917)
- 3 Костромская губерния в период Временного правительства (1917)
- 4 Костромская губерния в составе РСФСР (1917—1929)
- 5 Костромская область в советский период (1944—1991)
- 6 Костромская область в постсоветский период (1991—по наст. вр.)
- 7 Литература
Костромское наместничество (1778—1797)
Генерал-губернаторы, губернаторы
- 1778—1778 генерал-губернатор Алексей Петрович Мельгунов
- 1778—1781 губернатор Алексей Семёнович Шишкин
- 1780—1781 генерал-губернатор Алексей Алексеевич Ступишин
- 1781—1783 генерал-губернатор Роман Илларионович Воронцов
- 1782—1783 губернатор Иван Львович Чернышёв
- 1783—1788 генерал-губернатор Иван Петрович Салтыков
- 1785—1787 губернатор Алексей Давыдович Голостенов
- 1788—1796 генерал-губернатор Иван Александрович Заборовский
- 1788—1796 губернатор Иван Варфоломеевич Ламб
Предводители дворянства
- 1780—1782 Александр Филиппович Мошков
- 1782—1787 Александр Дмитриевич Семичев
- 1787—1797 Фёдор Николаевич Кутузов
Костромская губерния (1797—1917)
Губернаторы
- 1797—1798 Борис Петрович Островский
- 1798—1806 Николай Иванович Кочетов
- 1807—1815 Николай Фёдорович Пасынков
- 1815—1816 Дмитрий Петрович Горчаков (исполняющий обязанности)
- 1816—1827 Карл Иванович Баумгартен
- 1827—1830 Яков Фёдорович Ганскау
- 1830—1832 Сергей Степанович Ланской
- 1832—1833 Михаил Николаевич Жемчужников
- 1833—1838 Александр Григорьевич Приклонский
- 1838—1846 Николай Иванович Жуков
- 1846—1847 Константин Никифорович Григорьев
- 1847 (октябрь) — 1847 (декабрь) Александр Аркадьевич Суворов-Рымникский
- 1848—1849 Илларион Илларионович Васильчиков
- 1849—1852 Иван Васильевич Каменский
- 1852—1853 Иван Иннокентьевич Муравьёв
- 1853 (апрель) — 1853 (июль) Николай Андреевич Лангель
- 1853—1857 Андрей Фёдорович Войцех (исполняющий обязанности)
- 1857—1861 Иван Васильевич Романус
- 1861—1866 Николай Александрович Рудзевич
- 1866—1878 Владимир Иполитович Дорогобужинов
- 1878—1884 Николай Ефимович Андреевский
- 1884—1892 Виктор Васильевич Калачёв
- 1892—1897 Александр Романович Шидловский
- 1897—1902 Иван Михайлович Леонтьев
- 1902—1905 Леонид Михайлович Князев
- 1905 (октябрь) Павел Сергеевич Саввич
- 1905—1906 Александр Александрович Ватаци
- 1906—1909 Алексей Порфирьевич Веретенников
- 1910—1912 Пётр Петрович Шиловский
- 1912—1915 Пётр Петрович Стремоухов
- 1915 Александр Петрович Мякинин
- 1915—1917 (март) Иван Владимирович Хозиков
Предводители дворянства
- 1797—1802 Афанасий Фёдорович Тухачевский
- 1802—1805 Григорий Иванович Нелидов
- 1805—1811 Дмитрий Николаевич Козловский
- 1811—1815 Александр Петрович Протасьев
- 1815—1818 Сергей Фёдорович Купреянов
- 1818—1831 Сергей Павлович Татищев
- 1831—1845 Сергей Фёдорович Купреянов
- 1845—1848 Григорий Иванович Головин
- 1848—1851 Константин Карлович Бошняк
- 1851—1854 Фёдор Фёдорович Чагин
- 1854—1865 Александр Алексеевич Миронов
- 1865—1871 Николай Павлович Карцев
- 1871—1875 Иван Фёдорович Васьков
- 1875—1878 Василий Львович Шипов
- 1878—1879 Дмитрий Львович Шипов
- 1881—1902 Авдей Иванович Шипов
- 1902—1905 Николай Фёдорович Нелидов
- 1905—1908 Павел Васильевич Щулепников
- 1908—1914 Михаил Николаевич Зузин
- 1914—1917 Сергей Иванович Бирюков
Костромская губерния в период Временного правительства (1917)
Комиссары Временного правительства
- (март 1917 – апрель 1917) Владимир Николаевич Лебедев
- (апрель 1917 – октябрь 1917) Николай Александрович Козлов
- (октябрь 1917 – декабрь 1917) Александр Александрович Касаткин
Костромская губерния в составе РСФСР (1917—1929)
Первые секретари РСДРП(б)—РКП(б)
- (март 1921 – октябрь 1921) Павел Андреевич Бляхин
- (декабрь 1921 – май 1922) Александр Иванович Муравьев
- (июнь 1922 – март 1923) Григорий Кузьмич Королёв
- (май 1923 – май 1924) Иван Васильевич Дрожжин
- (май 1924 – март 1927) Константин Иванович Бухарин
- (март 1927 – февраль 1928) Петр Савельевич Заславский
- (февраль 1928 – 1929) Татьяна Васильевна Столбова
Председатели губернского военно-революционного комитета и губисполкома
- 1917 (ноябрь–декабрь) Сергей Петрович Нацаренус
- 1918 (апрель–май) Иван Андреевич Львов
- 1918 (май–июнь) Николай Петрович Растопчин
- 1918 (июнь–сентябрь) Григорий Васильевич Хитров
- 1919 (март–май) Дмитрий Иванович Долматов
- 1919 (май–ноябрь) Анатолий Александрович Иорданский
- 1919 (ноябрь) — 1920 (апрель) Борис Михайлович Волин (Фрадкин)
- 1920 (апрель–ноябрь) Николай Кузьмич Козлов
- 1920 (ноябрь) – 1921 (июнь) Николай Александрович Леднев
- 1921 (декабрь) – 1922 (апрель) Филипп Исаевич Голощёкин
- 1922 (май) – 1923 (май) Михаил Дмитриевич Пастухов
- 1923 (май–июль) Николай Александрович Огибалов
- 1923 (август) –1924 Иван Иванович Усачёв
- 1925–1927 Иван Сергеевич Чернядьев
- 1927–1929 Роман Алексеевич Годяев
Также упоминаются:
- 1918 (август — сентябрь) Н. А. Филатьев (?)
- 1920—1921 Дмитрий Ефимович Березин (?)
Костромская область в советский период (1944—1991)
Первые секретари ВКП(б)—КПСС
- 1944–1946 Александр Андреевич Кондаков
- 1946–1950 Иван Степанович Кузнецов
- 1950–1952 Николай Семёнович Пашкин
- 1952–1954 Алексей Ильич Марфин
- 1954–1956 Дмитрий Лаврентьевич Сумцов
- 1956–1965 Леонид Яковлевич Флорентьев
- 1963–1965 Георгий Федорович Яхницкий (Костромской промышленный обком КПСС)
- 1965–1971 Игорь Петрович Скулков
- 1971–1986 Юрий Николаевич Баландин
- 1986–1991 Владимир Иванович Торопов
Председатели облисполкома
- 1944–1950 Алексей Васильевич Куртов
- 1950–1951 Валентин Николаевич Ершов
- 1951–1955 Григорий Васильевич Хорьков
- 1955–1962 Михаил Михайлович Баранов
- 1962–1971 Анатолий Васильевич Савин
- 1971–1984 Константин Васильевич Донцов
- 1984–1986 Геннадий Александрович Горячев
- 1986–1990 Альвин Евстафьевич Ерёмин
Председатель областного совета народных депутатов
- 1990–1991 Валерий Петрович Арбузов
Костромская область в постсоветский период (1991—по наст. вр.)
Главы администрации (губернаторы)
- 1991—1996 Валерий Петрович Арбузов
- 1996—2007 Виктор Андреевич Шершунов
- 20 сентября 2007 — 25 октября 2007 Цикунов, Юрий Фёдорович (и.о.)
- 25 октября 2007 — 13 апреля 2012 Игорь Николаевич Слюняев
- 13 апреля 2012 — по наст. время Сергей Константинович Ситников
Председатель областного Совета
- 1991–1993 Рудольф Александрович Карташов
Председатели областной Думы
- 1994—2000 Андрей Иванович Бычков
- 2000—2005 Валерий Петрович Ижицкий
- 2005 — наст. вр. Андрей Иванович Бычков
Напишите отзыв о статье "Руководители Костромской губернии и области"
Литература
- Служение Отечеству. Руководители Костромской губернии и области, 1779—2009 гг: историко-биографические очерки / отв. ред., сост. А. М. Белов; вступ. ст. А. М. Белова. — Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2009. — 296 с.: ил. XXVIII c. ISBN 978-5-7591-0983-9
Отрывок, характеризующий Руководители Костромской губернии и области
– Дайте наперсток оттуда, барышня.– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.