Руководство Украинской ССР
Поделись знанием:
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Формально высшим законодательным органом Украинской ССР с 1920 года до июля 1938 года был Всеукраинский Съезд Советов, а с июля 1938 года — Верховный Совет УССР, депутаты которого избирались на 4 года (с 1979 года — на 5 лет). Однако фактически с момента установления на Украине Советской власти в 1920 году вплоть до перестройки власть находилась в руках Коммунистической партии Украины в составе КПСС. Высшим органом Компартии Украины был Центральный Комитет (ЦК), и Первый (в 1925—1934 годах — Генеральный) секретарь ЦК КП Украины был фактическим лидером республики в 1920—1991 годах. Кроме выборов 1990 года, все кандидаты в депутаты Верховного Совета подлежали обязательному одобрению руководством Компартии, выдвижение альтернативных кандидатов не допускалось. Верховный Совет не был постоянно действующим органом, его депутаты собирались на сессии продолжительностью в несколько дней 2-3 раза в год. Для ведения повседневной административной работы Верховный Совет избирал постоянно действующий Президиум, номинально выполнявший функции коллективного главы республики.
На областном уровне руководство представляли первый секретарь обкома партии, председатель облисполкома, руководители областных управлений КГБ и МВД.
Содержание
- 1 Первые лица
- 1.1 Руководители КП(б)—КП Украины[1]
- 1.2 Главы правительства
- 1.2.1 Председатели Народного секретариата Украинской Советской Республики
- 1.2.2 Председатели Совета Народных Комиссаров Донецко-Криворожской Советской Республики
- 1.2.3 Председатели Временного Рабоче-крестьянского правительства УССР
- 1.2.4 Председатели Совета Народных Комиссаров УССР
- 1.2.5 Председатели Совета министров УССР
- 1.3 Главы государства
- 1.3.1 Председатели Всеукраинского ЦИК
- 1.3.2 Председатели Всеукраинского Центрального Военно-революционного комитета
- 1.3.3 Председатели Всеукраинского ЦИК
- 1.3.4 Председатели Всеукраинского Революционного комитета
- 1.3.5 Председатели Всеукраинского ЦИК
- 1.3.6 Председатели Президиума Верховного совета УССР[8]
- 1.3.7 Председатели Верховного совета УССР 1990—1991 гг.
- 1.4 Председатели Верховного совета УССР до 1990 г.[8]
- 2 Второй эшелон
- 3 1-е секретари обкомов партии
- 4 Примечания
- 5 Ссылки
Первые лица
Руководители КП(б)—КП Украины[1]
Секретари ЦК
- Георгий Пятаков (июль-сентябрь 1918, март-май 1919)
- Эммануил Квиринг (октябрь 1918 — март 1919)
- Станислав Косиор (май 1919 — ноябрь 1920)
Первые секретари ЦК
Ответственные секретари ЦК
Первые секретари ЦК
- Мануильский, Дмитрий Захарович (15 декабря 1921 — 4 апреля 1923)
- Квиринг, Эммануил Ионович (10 апреля 1923 — 20 марта 1925)
Генеральные секретари ЦК (январь 1925 — январь 1934)
- Квиринг, Эммануил Ионович (20 марта 1925 — 7 апреля 1925)
- Каганович, Лазарь Моисеевич (7 апреля 1925 — 14 июля 1928)
- Косиор, Станислав Викентьевич (14 июля 1928 — 23 января 1934)
Первые секретари ЦК
- Косиор, Станислав Викентьевич (23 января 1934 — 27 января 1938)
- Хрущёв, Никита Сергеевич (27 января 1938 — 3 марта 1947, до 13 июня 1938 — и.о.)
- Каганович, Лазарь Моисеевич (3 марта 1947 — 26 декабря 1947)
- Хрущёв, Никита Сергеевич (26 декабря 1947 — 16 декабря 1949)
- Мельников, Леонид Георгиевич (16 декабря 1949 — 4 июня 1953)
- Кириченко, Алексей Илларионович (4 июня 1953 — 26 декабря 1957)
- Подгорный, Николай Викторович (26 декабря 1957 — 2 июля 1963)
- Шелест, Пётр Ефимович (2 июля 1963 — 25 мая 1972)
- Щербицкий, Владимир Васильевич (25 мая 1972 — 28 сентября 1989)
- Ивашко, Владимир Антонович (28 сентября 1989 — 22 июня 1990)
- Гуренко, Станислав Иванович (22 июня 1990 — 1 сентября 1991)
Главы правительства
Председатели Народного секретариата Украинской Советской Республики
- Бош, Евгения Богдановна (декабрь 1917 — март 1918)
- Скрипник, Николай Алексеевич (март-апрель 1918)
Председатели Совета Народных Комиссаров Донецко-Криворожской Советской Республики
- Сергеев, Фёдор Андреевич (1918)
Председатели Временного Рабоче-крестьянского правительства УССР
- Пятаков, Георгий Леонидович (ноябрь 1918 — январь 1919)
Председатели Совета Народных Комиссаров УССР
- Пятаков, Георгий Леонидович (январь 1919)
- Раковский, Христиан Георгиевич (январь-декабрь 1919)
- Петровский, Григорий Иванович (1919—1920)
- Раковский Христиан Георгиевич (19 февраля 1920 — 15 июля 1923)[2]
- Чубарь, Влас Яковлевич (15 июля 1923 — апрель 1934)[3]
- Любченко, Панас Петрович (28 апреля 1934 — 29 августа 1937)[4]
- Бондаренко, Михаил Ильич (30 августа 1937 — октябрь 1937)[4]
- Марчак, Николай Макарович (октябрь 1937 — 21 февраля 1938), и.о.
- Коротченко Демьян Сергеевич (21 февраля 1938 — 28 июля 1939)[5]
- Корниец, Леонид Романович (28 июля 1939 — 16 февраля 1944)[6]
- Хрущёв, Никита Сергеевич (6 февраля 1944 — 15 марта 1946)
Председатели Совета министров УССР
- Хрущёв, Никита Сергеевич (15 марта 1946 — 12 декабря 1947)
- Коротченко, Демьян Сергеевич (26 декабря 1947 — 15 января 1954)[5]
- Кальченко, Никифор Тимофеевич (15 января 1954 — 28 февраля 1961)[4]
- Щербицкий, Владимир Васильевич (28 февраля 1961 — 28 июня 1963)[7]
- Казанец, Иван Павлович (28 июня 1963 — 15 октября 1965)[4]
- Щербицкий, Владимир Васильевич (15 октября 1965 — 8 июня 1972)[7]
- Ляшко, Александр Павлович (9 июня 1972 — 10 июля 1987)
- Масол, Виталий Андреевич (10 июля 1987 — 23 октября 1990)
- Фокин, Витольд Павлович (23 октября 1990 — 24 августа 1991, и.о. до 14 ноября 1990)
Главы государства
Председатели Всеукраинского ЦИК
- Медведев, Ефим Григорьевич (1917—1918)
- Затонский, Владимир Петрович (1918)
Председатели Всеукраинского Центрального Военно-революционного комитета
- Бубнов, Андрей Сергеевич (1918)
- Сергеев, Фёдор Андреевич (1918)
- Петровский, Григорий Иванович (1918—1919)
Председатели Всеукраинского ЦИК
- Сергеев, Фёдор Андреевич (6 января 1919 — 10 марта 1919)
- Петровский, Григорий Иванович (10 марта 1919 — 11 декабря 1919)
Председатели Всеукраинского Революционного комитета
Председатели Всеукраинского ЦИК
- Петровский, Григорий Иванович (19 февраля 1920 — март 1938)
- Корниец, Леонид Романович (март 1938 — 25 июля 1938)
Председатели Президиума Верховного совета УССР[8]
- Корниец, Леонид Романович (27 июля 1938 — 28 июля 1939)
- Гречуха, Михаил Сергеевич (28 июля 1939 — 15 января 1954)
- Коротченко, Демьян Сергеевич (15 января 1954 — 7 апреля 1969)
- Должность вакантна (7 апреля 1969 — 19 июня 1969)
- Ляшко, Александр Павлович (19 июня 1969 — 9 июня 1972)
- Должность вакантна (9 июня 1972 — 28 июля 1972)
- Грушецкий, Иван Самойлович (28 июля 1972 — 24 июня 1976)
- Ватченко, Алексей Федосеевич (24 июня 1976 — 22 ноября 1984)
- Шевченко, Валентина Семёновна (22 ноября 1984 — 4 июня 1990, и.о. до 27 марта 1985)
При вакансии обязанности председателя исполняли заместители.
Председатели Верховного совета УССР 1990—1991 гг.
В июне 1990 Президиум Верховного совета УССР был расформирован, как и в других союзных республиках, и его функции переданы Председателю Верховного совета УССР. Таким образом, при сходном названии, должность Председателя Верховного совета УССР в 1990—1991 годах по содержанию весьма отличалась от одноимённой должности до 1990 года. 4 июня 1990 года с целью плавного перехода руководства от партийных структур к парламентским, Первый секретарь ЦК Компартии Владимир Ивашко был избран Председателем Верховного совета Украинской ССР. Однако уже 22 июня 1990 года он не был переизбран на пост Первого секретаря ЦК, проиграв Станиславу Гуренко, на чём совмещение постов закончилось.
- Ивашко, Владимир Антонович (4 июня 1990 — 9 июля 1990)
- Плющ, Иван Степанович (1990) — и.о. (9 июля 1990 — 23 июля 1990)
- Кравчук, Леонид Макарович (23 июля 1990 — 5 декабря 1991)
Председатели Верховного совета УССР до 1990 г.[8]
- Бурмистенко, Михаил Алексеевич (25 июля 1938 — 9 сентября 1941)
- Должность вакантна до выборов Верховного Совета ІІ созыва
- Корнейчук, Александр Евдокимович (4 марта 1947 — 12 сентября 1953)
- Тычина, Павло Григорьевич (12 сентября 1953 — 24 марта 1959)
- Корнейчук, Александр Евдокимович (24 марта 1959 — 14 мая 1972)
- Белый, Михаил Ульянович (8 июня 1972 — 25 марта 1980)
- Сытник, Константин Меркурьевич (25 марта 1980 — 27 марта 1985)
- Костюк, Платон Григорьевич (27 марта 1985 — 15 мая 1990)
Второй эшелон
2-е секретари ЦК КПУ
- Лебедь, Дмитрий Захарович (ноябрь 1920 — май 1924)
- Медведев, Алексей Васильевич (май 1924 — январь 1925)
- Клименко, Иван Евдокимович (январь 1925 — октябрь 1927)
- Медведев, Алексей Васильевич второй раз (октябрь 1927 — ноябрь 1929)
- Картвелишвили, Лаврентий Иосифович (ноябрь 1929 — декабрь 1930)
- Строганов, Василий Андреевич (декабрь 1930 — октябрь 1932)
- Хатаевич, Мендель Маркович (октябрь 1932 — январь 1933)
- Постышев, Павел Петрович (январь 1933 — март 1937)
- Хатаевич, Мендель Маркович второй раз (март — август 1937)
- Кудрявцев, Сергей Александрович (сентябрь 1937 — январь 1938, фактически до 13.10.1937, так как был арестован)
- Бурмистенко, Михаил Алексеевич (январь 1938 — сентябрь 1941, до июня 1938 и. о.)
- Должность отменена (1941—1946)
- Коротченко Демьян Сергеевич (июль 1946 — март 1947)
- Мельников, Леонид Георгиевич (декабрь 1947 — декабрь 1949)
- Кириченко Алексей Илларионович (декабрь 1949 — июнь 1953)
- Подгорный, Николай Викторович (август 1953 — декабрь 1957)
- Найдек Леонтий Иванович (декабрь 1957 — февраль 1960)
- Казанец, Иван Павлович (февраль 1960 — июль 1963)
- Соболь, Николай Александрович (июль 1963 — март 1966)
- Ляшко, Александр Павлович (март 1966 — июнь 1969)
- Лутак, Иван Кондратьевич (июнь 1969 — январь 1976)
- Соколов, Иван Захарович (февраль 1976 — октябрь 1982)
- Титаренко, Алексей Антонович (октябрь 1982 — декабрь 1988)
- Ивашко, Владимир Антонович (декабрь 1988 — сентябрь 1989)
- Гуренко, Станислав Иванович (октябрь 1989—1990)
- Кравчук, Леонид Макарович (июнь — сентябрь 1990)
- Харченко Григорий Петрович (сентябрь 1990 — август 1991)
Госбезопасность
- 1943—1949 Сергей Савченко
- 1949—1952 Николай Ковальчук
- 1952—1953 Пётр Ивашутин
| ||||||
Председатели КГБ
- 1954—1970 гг. — Никитченко Виталий Федотович
- 1970—1982 гг. — Федорчук Виталий Васильевич
- 1982—1987 гг. — Муха Степан Нестерович
- 1987—1991 гг. — Голушко Николай Михайлович
| ||||||
Внутренние дела[9][10]
С декабря 1917 года: Е. Бош. Затем: Аверин, Ворошилов, Колос, В. П. Антонов
- 13.07.1921 — 12.04.1922 Скрипник, Николай Алексеевич
- март 1922 — авг. 1923 В.Н.Манцев
- август-декабрь 1923 Иван Игнатьевич Николаенко[11]
- 1923—1924 и. о. Буздалин
- март 1924 года — декабрь 1930 года Балицкий, Всеволод Аполлонович
НКВД УССР было ликвидировано в декабре 1930 года[12]. Воссоздано в 1934 году
- 1934—1937 Балицкий, Всеволод Аполлонович
- 1937 (и. о.) В. Т. Иванов
- 1937—1938 Леплевский, Израиль Моисеевич
- 1938 Успенский, Александр Иванович
- 1938—1939 (и. о.) Кобулов, Амаяк Захарович
- 1939—1941 Серов, Иван Александрович
- 1941—1943 Сергиенко, Василий Тимофеевич
- 1943—1946 Рясной, Василий Степанович
С марта 1946 года — министерство внутренних дел УССР.
- 1946—1953 гг. — Строкач Тимофей Амвросиевич
- март — июль 1953 года Мешик, Павел Яковлевич
- 1953—1956 гг. — Строкач Тимофей Амвросиевич
- 1956—1962 гг. — А.Н.Бровкин
- 1962—1982 гг. — Головченко Иван Харитонович
- 1982—1991 гг. — Гладуш Иван Дмитриевич
Наркомы земледелия
- 1930—1932 Демченко, Николай Нестерович
1-е секретари обкомов партии
| ||||||
| ||||||
| ||||||
| ||||||
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Руководство Украинской ССР"
Примечания
- ↑ [www.knowbysight.info/1_UKRA/05278.asp Секретариат ЦК КП(б) - КП Украины]
- ↑ [www.knowbysight.info/RRR/04416.asp Справочник по истории Советского Союза: Раковский]
- ↑ [www.knowbysight.info/ChCC/05291.asp Справочник по истории Советского Союза: Чубарь]
- ↑ 1 2 3 4 [www.knowbysight.info/06533.asp Справочник по истории Советского Союза]
- ↑ 1 2 [www.knowbysight.info/KKK/05292.asp Справочник по истории Советского Союза: Коротченко]
- ↑ [www.knowbysight.info/KKK/03406.asp Справочник по истории Советского Союза: Корниец]
- ↑ 1 2 [www.knowbysight.info/ShchSS/00766.asp Справочник по истории Советского Союза: Щербицкий]
- ↑ 1 2 [www.knowbysight.info/1_UKRA/03467.asp Высшие органы государственной власти Украинской ССР]
- ↑ [leksika.com.ua/19940412/legal/narodniy_komisariat_vnutrishnih_sprav_ursr/Page-8 НАРОДНИЙ КОМІСАРІАТ ВНУТРІШНІХ СПРАВ УРСР — Лексика — українські енциклопедії та словники]
- ↑ [www.umvs.mk.ua/ua/article/istoria_mvd/ УМВС України в Миколаївській області — Історія МВС]
- ↑ Освобождён с должности «за появление на улице в нетрезвом виде и буйство в районной милиции» [www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Npifznu/2002_15/15/frolov.pdf с. 76].
- ↑ sites.znu.edu.ua/historySciWorks/issues/17/17/averin.pdf
Ссылки
- [www.agentura.ru/forum/archive/23851.html Председатели КГБ союзных республик (1954—1991)]
- [komsomolold.odessa.ua Бывшие государственные деятели — Украинской ССР]
Отрывок, характеризующий Руководство Украинской ССР
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
