Румовский, Степан Яковлевич

Степан Яковлевич Румовский
Дата рождения:	29 октября (9 ноября) 1734(1734-11-09)
Место рождения:	село Старый Погост, Владимирская губерния, Российская империя
Дата смерти:	6 (18) июля 1812(1812-07-18) (77 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	астрономия, математика
Место работы:	Академический университет Петербургской Академии наук
Альма-матер:	Академический университет Петербургской Академии наук
Научный руководитель:	Леонард Эйлер
Известен как:	один из первых русских академиков
Награды и премии:

Степа́н Я́ковлевич Румо́вский (29 октября [9 ноября] 1734 — 6 [18] июля 1812) — русский астроном и математик, один из первых русских академиков (с 1767 года). Иностранный член Стокгольмской Академии наук. Инициатор открытия Казанского университета.

Научные труды относятся к области астрономии, геодезии, географии, математики и физики. Много усилий он направил на преподавание с целью воспитать первое поколение российских учёных. Написал учебник «Сокращения математики» (1760). Один из составителей первого издания «Словаря Академии Российской» в 6 томах (1789—1794).

Биография

Родился 29 октября 1734 года близ города Владимира в селе Старый Погост, где его отец был священником. В 1739 году отец переселился в Петербург и получил место священника там, впоследствии стал протоиереем.

С пятилетнего возраста начал обучение в Александро-Невской семинарии, в классе пиитики, где состоял в числе лучших учеников. В возрасте 12 лет был выбран М. В. Ломоносовым и И. А. Брауном для обучения в Академической гимназии при Академическом университете.

10 мая 1748 года Румовский начал обучение в университете. В 1750 году избрал предметом специальных занятий математику. В университете показал себя прилежным и одарённым студентом, о Румовском положительно отзывались все преподаватели.

В 1753 году стал адъюнктом по астрономии Петербургской Академии наук, а в следующем году был командирован в Берлин, где изучал математику у Л. Эйлера. Чтобы получить эту командировку, Румовский представил решение задачи Кеплера, эта работа была отослана Эйлеру. Эйлер признал, что сделанные выкладки стоили большого труда и несомненно доказывают способности автора к математике. Благодаря такому отзыву командировка была одобрена.

28 июня 1754 года Румовский прибыл в Берлин, жил он в доме Эйлера. Румовский был прилежным учеником. Он сблизился с семьёй Эйлера, но недостаток средств, которые ему выделялись, ставил его в неловкое положение, вследствие чего Румовского частично содержал его учитель. Так продолжалось два года. В 1756 году Румовский вернулся в Петербург. Дальнейшая деятельность его была в высшей степени разнообразна.

С 1760 года преподавал в Академическом университете математику и астрономию. Экстраординарный профессор с 1763 года, ординарный профессор с 1767 года. В 1761 и 1769 годах выезжал в астрономические экспедиции (в Селенгинск в Забайкалье и в Колу на Кольском полуострове) для наблюдения редчайшего астрономического явления — прохождения планеты Венера на фоне Солнца. По результатам наблюдений вычислил расстояние от Земли до Солнца, получив величину, весьма близкую к современной.

С 1766 по 1803 г. заведовал географическим департаментом, был директором астрономической обсерватории Петербургской академии наук, руководил картографическими работами, готовил астрономо-метеорологические календари. Член Российской академии (академик по астрономии) с момента её основания (1767 год). С 1800 по 1803 год — вице-президент Петербургской академии наук.

С 1776 по 1783 годы был инспектором основанного тогда в Петербурге Греческого кадетского корпуса. В 1798 году Адмиралтейств-коллегия поручила Румовскому подготовку учителей навигации Морского кадетского корпуса к проведению астрономических исследований, за что Румовский был награждён чином действительного статского советника и получил орден Св. Владимира из рук самой Екатерины II.

В связи с планами открытия Казанского университета был назначен попечителем Казанского учебного округа (1803 год) и состоял в этой должности до конца жизни. Под его руководством была создана система образования Сибири и Востока Европейской части России с опорой на Казанский университет, гимназии, приходские и уездные училища в крупных городах округа. Преподавательский состав Казанского университета был подобран им столь тщательно, что за короткое время университет стал одним из ведущих в России, подготовив в том числе первоклассных математиков (Н. И. Лобачевский).

Скончался в Петербурге 7 июля 1812 года.

Научная деятельность

Издал Руководство по математическим наукам, выступал за чтение лекций на русском языке. Представил более 50 мемуаров, большинство из которых по содержанию относятся к астрономии. Среди них можно выделить работы, относящиеся к наблюдению прохождения Венеры и Меркурия по диску Солнца, наблюдению солнечных и лунных затмений и цикл статей с заглавием «наблюдения, произведённые на Петербургской обсерватории». По словам самого Румовского, он ежегодно «трудился в наблюдении знатных небесных тел». Также у Румовского имеются весьма важные труды, относящиеся к определению долготы и широты различных пунктов в России.

К области чистой математики относятся такие мемуары, как «Об интегрировании различных формул» и «О наибольших и наименьших величинах», в котором присутствуют зачатки Дифференциального исчисления. К области физики относится мемуар «Способ более точного наблюдения над магнитной стрелкой». К области метеорологии — разбор наблюдений, произведённых Исленьевым в Якутске.

Научная деятельность Румовского не ограничивалась избранной им специальностью. На него неоднократно возлагались работы, для которых требовалась общая образованность, выходящая за рамки математики. Румовский принимал участие в трудах, относящихся к истории, словесности и законодательству. К примеру, он переводил на русский язык различные сочинения, в том числе труды Эйлера, части «Естественной истории» Бюффона и летописи Тацита.

Библиография

• [www.bibliolink.ru/publ/24-1-0-21 Сокращения математики — часть первая, содержащая начальные основания арифметики, геометрии и тригонометрии.] — СПб.: Императорская Академия Наук, 1760.
• Граф де Бюффон Всеобщая и частная естественная история. Перевод акад. С. Румовский и И. Лепёхин. Ч. 1. Санктпетербург: Императорская Академия наук, 1801. (3 издание с прибавлениями. и правками). 380 с.

Литература

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52004.ln-ru Профиль Степана Яковлевича Румовского] на официальном сайте РАН
• Бобынин В. В. Румовский, Степан Яковлевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Боголюбов А. Н. [www.math.ru/lib/book/djvu/istoria/BMM.djvu Математики. Механики.] Биографический справочник. Киев, Наукова думка, 1983.
• Карлов Н. В., член-корреспондент РАН. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/VRAN/TWOACAD.HTM Две академии: люди и свершения.] Вестник РАН, том 72, № 7, с. 646—653, 2002.
• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.
• Павлова Г. Е. Степан Яковлевич Румовский, 1734—1812 / Отв. ред. З. К. Соколовская; Академия наук СССР. — М.: Наука, 1979. — 200 с. — (Научно-биографическая серия). — 12 500 экз. (обл.)
• Российская академия наук. Персональный состав. Кн. 1, 1724—1917. М.: Наука, 1999.
• Сухомлинов М. И. История Российской Академии наук том 2 с. 3-122

Отрывок, характеризующий Румовский, Степан Яковлевич

– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.