Румф, Георг Эберхард

Георг Эберхард Румф нем. Georg Eberhard Rumpf Дата рождения: 1627(1627) Место рождения: Вёльферсхайм, Священная Римская империя Дата смерти: 13 июня 1702(1702-06-13) Страна: Священная Римская империя Научная сфера: биология, ботаника, микология, зоология, геология Систематик живой природы Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Rumph.» С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается. [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=8739-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Георг Эберхард Румф (нем. Georg Eberhard Rumpf или нем. Georg Eberhard Rumphius, или лат. Georgius Everhardus Rumphius, 1627 — 13 июня 1702) — голландский биолог, ботаник, миколог, зоолог, естествоиспытатель (натуралист), геолог и коллекционер немецкого происхождения.

Биография

Георг Эберхард Румф родился в центральной Германии в 1627 году. Возможно также, что он родился в 1628 году. Крещён около 1 ноября.

О ранних годах Румфа известно мало.

Несмотря на нестабильное время, его отец смог зарабатывать на жизнь, работая в должности инженера, благодаря чему Румф получил хорошее образование в гимназии в Ханау, изучая классические языки.

Он долгое время жил на острове Амбон. Румф посвятил естествознанию много времени. Он стал экспертом по местной флоре, фауне и геологии.

Георг Эберхард Румф умер 13 июня 1702 года.

После его смерти коллекции и рукописи сгорели, а уцелевшая часть была издана Бурманном в Амстердаме, в 1741—1755 годах, под заглавием Herbarium Amboinensis (6 томов).

Научная деятельность

Георг Эберхард Румф специализировался на семенных растениях и на микологии.

Научные работы

• Amboinische Raritäten-Kammer oder Abhandlung von den steinschaalichten Thieren welche man Schnecken und Muscheln nennet. Kraus, Wien 1705, 1766.
• Herbarium Amboinensis. 6 Bde. Hrsg. v. Johann Burmann. Amsterdam 1741—1755.

Почести

Линней назвал в его честь род Rumphia, однако ни одного гербарного образца этого растения не известно и его систематическое положение не может быть определено.

Литература

• Ernst Wunschmann: Rumpf, Georg Eberhard. In: Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 29, Duncker & Humblot, Leipzig 1889, S. 663–667.
• Brigitte Hoppe: Rumpf, Georg Eberhard. In: Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 22, Duncker & Humblot, Berlin 2005, S. 253 f.
• George Sarton: Rumphius, Plinius Indicus (1628–1702). In: Isis. Chicago 27. 1937, No.2 (Aug.), S. 242–257.
• Fritz Schulze: Georgius Everhardus Rumphius (1628–1702) und das wissenschaftliche Netzwerk seiner Zeit. In: Rudolstädter Naturhistorische Schriften. Rudolstadt 12. 2004, S. 3–15.
• Fritz Schulze: «Von Menschen und Bäumen» – Rumphius und die tropische Botanik am Beispiel der Kokospalme. In: Rudolstädter Naturhistorische Schriften. Supplement. Beiträge zur Kultur- und Naturgeschichte Indonesiens. Rudolstadt 3. 1999, S. 83–98.

Ссылки

• [d-nb.info/gnd/119258064/about/html DNB, Katalog der Deutschen Nationalbibliothek: Georg Eberhard Rumpf] (нем.)
• [daten.digitale-sammlungen.de/bsb00008387/images/index.html?seite=665 Allgemeine deutsche Biographie & Neue deutsche Biographie (Digitale Register): Georg Eberhard Rumpf] (нем.)
• [www.strangescience.net/rumphius.htm Georgius Everhardus Rumphius] (англ.)

Отрывок, характеризующий Румф, Георг Эберхард

– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.