Румчерод

Румчерод — Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы, контролирующий или претендующий на контроль над Херсонской, Бессарабской, Таврической, часть Подольской и Волынской губерний бывшей Российской империи.

История

Румчерод был избран на 1-м фронтовом и областном съезде Советов 10—27 мая (23 мая — 9 июня) 1917 года в Одессе. Большинство в первом созыве Румчерода составляли эсеры и меньшевики, враждебно встретившие Октябрьскую революцию. По указанию Н. В. Крыленко от 3 (16) декабря 1917 года 1-й созыв Румчерода был распущен. 2-й фронтовой и областной съезд Советов в Одессе 10—23 декабря 1917 (23 декабря 1917 — 5 января 1918) признал Советскую власть и избрал новый состав Румчерода из 180 человек. В новый созыв вошли 70 большевиков, 55 левых эсеров, 23 представителя крестьянских организаций и 32 представителя от других фракций. Председателем Румчерода стал Владимир Григорьевич Юдовский. Печатным органом Румчерода была газета «Голос революции», выходившая с июля 1917 года по март 1918 года. Она была закрыта при австро-германской оккупации.

Румчерод сыграл большую роль в установлении Советской власти в декабре 1917 — январе 1918 гг. на юго-западной Украине и в Молдавии. В январе — марте 1918 Румчерод возглавлял борьбу против румынских и австро-германских оккупантов, совместно с коллегией Совета Народных Комиссаров вёл переговоры с румынским правительством, завершившиеся договором об урегулировании советско-румынского вооружённого конфликта, который был подписан 5 марта румынской и 9 марта советской сторонами. Соглашение состояло из девяти пунктов, среди которых, в частности, были следующие:

• Румыния обязуется вывести свои войска из Бессарабии в течение двух месяцев.
• Румынское командование отказывается от арестов и вообще от исполнения каких-либо правовых или административных функций, относящихся к полномочиям избираемых местных властей.
• Румыния обязуется не предпринимать никаких военных действий, враждебных или иных против Советской России.

С советской стороны соглашение подписали Х. Раковский, М. Брашеван, В. Г. Юдовский и М. Муравьёв, а с румынской — министр иностранных дел и председатель совета министров А. Авереску. Однако этому соглашению не суждено было вступить в силу. В ходе дальнейших боевых действий советским войскам пришлось отступить, а румынское правительство, как оказалось, 5 марта одновременно подписало договор с Австро-Венгрией и Германией, одним из условий которого была передача Бессарабии Румынии.

В марте 1918 после начала австро-германской интервенции Румчерод был эвакуирован в Николаев, затем в Ростов-на-Дону и в апреле — в Ейск. В мае 1918 года деятельность Румчерода была прекращена.

См. также

• Одесская Советская Республика

Источники

• Энциклопедия украиноведения
• Румчерод — статья из Большой советской энциклопедии.
• Дыков И. Г. Румчерод и борьба за установление Советской власти на Румынском фронте // Исторические записки. — М., 1956. — Т. 57.

Отрывок, характеризующий Румчерод

Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…