Румянцев, Александр Дмитриевич

Александр Дмитриевич Румянцев
Дата рождения	30 декабря 1899(1899-12-30)
Место рождения	деревня Шуино, Новгородская губерния, Российская империя
Дата смерти	18 сентября 1981(1981-09-18) (81 год)
Место смерти	Рига, Латвийская ССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота  Воздушно-десантные войска
Годы службы	1918 — 1959 годы
Звание
Командовал	Тамбовское пехотное училище Управление кадров РККА 4-я гвардейская воздушно-десантная дивизия 51-й стрелковый корпус 35-й стрелковый корпус 128-й стрелковый корпус 4-й гвардейский стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Дмитриевич Румянцев (30 декабря 1899 года, деревня Шуино, Новгородская губерния — 18 сентября 1981 года, Рига) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант (1946 год).

Начальная биография

Александр Дмитриевич Румянцев родился 30 декабря 1899 года в деревне Шуино Новгородской губернии в семье рабочих.

Военная служба

Гражданская война

В феврале 1918 года был призван в ряды РККА, после чего служил красноармейцем в составе Новодеревенского отряда, затем 5-го Латышского полка и принимал участие в боевых действиях на Южном фронте против войск под командованием генерала А. И. Деникина.

В октябре 1919 года был ранен и находился на излечении в госпитале, после чего воевал на Петроградском фронте против войск под командованием генерала Н. Н. Юденича в качестве красноармейца и старшего разведчика, младшего командира, командира взвода.

В августе 1920 года был назначен на должность командира взвода 4-го Латышского полка Латышской стрелковой дивизии, после чего принимал участие в боевых действиях на Южном фронте против войск под командованием генерала П. Н. Врангеля.

В 1920 году вступил в ряды РКП(б).

Межвоенное время

В марте 1921 году был направлен на учёбу в Высшую тактическо-стрелковую школу командного состава РККА им. III Коминтерна, по окончании которой с сентября 1922 года служил в 25-й стрелковой дивизии на должностях командира взвода 73-го и 75-го стрелкового полков, помощника начальника и временно исполняющего должность начальника пулемётной команды 75-го стрелкового полка.

С декабря 1923 года служил в 21-м стрелковом полку (7-я стрелковая дивизия) на должностях помощника начальника пулеметной команды, командира взвода, роты, батальона.

В сентябре 1932 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в ноябре 1936 года был назначен на должность командира батальона курсантов в Объединённой военной школе имени ВЦИК в Москве, в ноябре 1937 года — на должность начальника Тамбовского пехотного училища, а в августе 1938 года — на должность начальника 1-го отдела Управления по командному и начальствующему составу РККА РККА. Принимал участие в боевых действиях в ходе советско-финской войны, за что был награждён орденом Красного Знамени.

В августе 1940 года был назначен на должность заместителя начальника, а в декабре — на должность начальника Управления кадров РККА.

Великая Отечественная война

В начале войны Александр Дмитриевич Румянцев находился на прежней должности. Одновременно с 4 мая 1942 по апрель 1943 года был заместителем Наркома обороны СССР по кадрам.

19 апреля 1943 года был назначен на должность командира 4-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, которая во время Курской битвы вела оборонительные бои в районе города Поныри, а затем участвовала в ходе Черниговско-Припятской наступательной операции и освобождении города Прилуки, после чего вышла к Днепру.

11 октября 1943 года, за умелое форсирование реки Днепр, генерал-майор Румянцев был представлен командиром 18-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майором И.М. Афониным к званию Герой Советского Союза, однако командующий войсками 60-й армии генерал-лейтенант И.Д. Черняховский понизил статус награды до ордена ордена Суворова 2-й степени.

Вскоре дивизия принимала участие в ходе Киевской, Житомирско-Бердичевской, Уманско-Ботошанской и Ясско-Кишинёвской наступательных операций. 25 сентября 1944 года Румянцев был ранен, после чего был направлен на излечение в госпиталь.

После лечения 25 октября 1944 года был назначен на должность командира 51-го стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе Дебреценской, Будапештской, Братиславо-Брновской и Пражской наступательных операций, а также в освобождении городов Сату-Маре, Ньиредьхаза, Зволен, Банска-Быстрица, Кремница и Превидза.

Послевоенная карьера

В июле 1945 года 51-й стрелковый корпус был расформирован.

В сентябре генерал-майор Александр Дмитриевич Румянцев был назначен на должность командира 35-го, а в мае 1946 года — на должность командира 128-го стрелковых корпусов.

В июне 1948 года был направлен на учёбу на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых в июне 1949 года был назначен на должность командира 4-го гвардейского стрелкового корпуса. С декабря 1950 года состоял в распоряжении 10-го отдела 2-го Главного управления Генерального штаба Советской Армии.

В январе 1953 года был назначен на должность помощника командующего — начальника отдела боевой подготовки 38-й армии (Прикарпатский военный округ), в августе 1955 года — на должность 1-го заместителя командующего этой армией, а в июне 1957 года — на должность помощника командующего войсками Прибалтийского военного округа по военно-учебным заведениям.

Генерал-лейтенант Александр Дмитриевич Румянцев в марте 1959 года вышел в запас. Умер 18 сентября 1981 года в Риге.

Награды

• Два ордена Ленина;
• Четыре ордена Красного Знамени;
• Два ордена Суворова 2 степени;
• Два ордена Кутузова 2 степени;
• Орден Красной Звезды;
• Медали.

Отзывы

…Одной из основных причин наших неудач на фронте является недостаток квалифицированных кадров командного состава… Все это усугубляется неумелым подбором людей. Кто ведает этим вопросом в Вооруженных Силах? Саша Румянцев. Я видел, как он подбирает кадры, как разговаривает с людьми. Неспособный разобраться в деловых качествах командиров, он интересуется только их анкетами.

— Горбатов А. В. Глава шестая. Фронт откатывается на Восток // Годы и войны. — М.: Воениздат, 1989. — С. 210. — 384 с.

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 486—487. — ISBN 5-901679-08-3.
• Окороков А. В. Прил. 908 // Секретные войны Советского Союза: первая полная энциклопедия. — М.: ЭКСМО, 2008. — 736 с. — (Войны XX века). — 4 тыс, экз. — ISBN 978-5-699-27278-5.

Отрывок, характеризующий Румянцев, Александр Дмитриевич

Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.