Русаков, Михаил Петрович

Михаил Петрович Русаков
Научная сфера:	геология
Место работы:	Геолком-ЦНИГРИ, АН КазССР
Учёная степень:	доктор геолого-минералогических наук (1936)
Учёное звание:	профессор (1936)
Альма-матер:	Петербургский горный институт
Награды и премии:

Михаи́л Петро́вич Русако́в (8 ноября 1892, с. Черновское, Тобольская губерния, Российская империя — 24 октября 1963, Москва, СССР) — советский геолог, академик АН Казахской ССР, доктор геолого-минералогических наук (1936), профессор (1936), заслуженный деятель науки и техники Казахской ССР, первооткрыватель Коунрадского месторождения медной руды (1928).

Биография

Михаил Петрович Русаков родился 8 (20) ноября 1892 года в селе Черновском Тобольской губернии Российской Империи. Закончил гимназию с золотой медалью. В 1911 году поступил на геологоразведочный факультет Петербургского горного института, который окончил в 1921 году. Также учился в Томском технологическом институте (1917—1920).

Работал в системе Геологического комитета, в Центральном научно-исследовательском геологоразведочном институте (ЦНИГРИ) и Всесоюзном геологическом институте (ВСЕГЕИ) в должностях научного сотрудника, старшего геолога, профессора-доктора, эксперта-консультанта в Уральском и Казахском геологическом управлениях (1922—1946 гг.).

С 1942 года по совместительству работал в Алма-Ате экспертом-консультантом, заведующим отделом, сектором Института геологических наук АН КазССР.

В 1928 году экспедицией под его руководством были открыты богатые залежи медной руды в Прибалхашье (Коунрадское месторождение). Близ месторождения началось бурное строительство города Балхаш и горно-обогатительного комбината.

В 1930—1931 годах находился в командировке в США для изучения рудных месторождений и постановки геологоразведочного дела, выпустил в 1934 г. подробнейший отчет об этой поездке, знакомил своих коллег с американским опытом.

В 1946 году был избран академиком АН Казахской ССР.

30 мая 1949 года был арестован по подозрению в причастности к «красноярскому делу» геологов. В период следствия и ожидания суда почти год содержался в камере-одиночке. Сам Михаил Петрович как-то сказал о следствии:

Я на первом же допросе признался, что я матерый шпион, и меня не били.

28 октября 1950 года постановлением ОСО при МГБ СССР приговорен к 25 годам лагерей, за полтора года до этого был лишен допуска к секретным материалам. Около года просидел в сырой камере-одиночке. Работал в заключении в геологическом отделе ОТБ-1 (Красноярск). Реабилитирован 20 марта 1954. Затем работал в геологическом отделе Казахского филиала АН СССР. Скончался 24 октября 1963 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (8 уч. 35 ряд), рядом с ним похоронена супруга.

Научная деятельность

Работы М. П. Русакова посвящены исследованиям рудных месторождений, особенно месторождений медно-порфировых руд.

Внёс значительный вклад в развитие металлогенической науки, в изучение вторичных кварцитов и связанного с ними медно-молибденового оруденения, а также проявлений высокоглинозёмистого сырья. С его именем связано открытие Коунрадского медного, Карагайлинского свинцово-баритового, Семизбугского корунд-андалузитового, Кайрактинского асбестово-баритового и полиметаллического месторождений Казахстана. Им были выдвинуты в качестве объектов для первоочередного освоения Алмалыкское в Узбекистане и Коунрадское в Казахской CCP месторождения медных руд.

Был одним из авторитетных экспертов по оценке полезных ископаемых и горнорудной экономики, ему принадлежит постановка и разработка проблемы медных порфировых руд, которая являлась в то время новой для СССР.

О М.Русакове

• Основные труды М. П. Русакова посвящены изучению рудных месторождений и геологии Казахстана.

• Русаков открыл следующие месторождения: Коунрадское (медь), Семизбугское (корунд, андалузит), Карагайлинское (свинец, барит), Кайрактинское (асбест, барит, полиметаллы) и другие месторождений полезных ископаемых.

• В лагере работал в геологическом отделе Особого технического Бюро (ОТБ-1 (Красноярск)) вместе с профессором Московского горного института Крейтером, доктором геолого-минералогических наук Тетяевым, Булынниковым — профессором из Томска.

Адреса в Петрограде - Ленинграде

1920 - 1941, 1944 - 1949, 1954 - 1962 --- линия 20-я, 13.

Признание, награды

• Награждён орденом Отечественной войны I степени, орденом Трудового Красного Знамени.
• В честь Русакова назван минерал русаковит — водный феррованадат Fe₅[VO₄]₂(OH)₉•3H₂О.
• В 1963 году в посёлке Балхаш его имя присвоено школе № 2 (в 1966 г. в ней создан музей), а в посёлке Коунрад его именем названа одна из улиц.
• В 1964 году установлена мемориальная доска на здании Института геологических наук в Алма-Ате,
• На доме по адресу Васильевский остров, 20-я линия, д. 13 в 1982 году была установлена мемориальная доска (архитектор В. Б. Бухаев) с ошибочными датами в тексте: "В этом доме жил с 1920 по 1962 год выдающийся геолог, первооткрыватель многих месторождений полезных ископаемых в Советском Союзе Михаил Петрович Русаков". (В 1941 - 1944 годах он был эвакуирован в Казахстан, а в 1949 - 1954 годах он был репрессирован).
• К столетнему юбилею учёного 21 ноября 1992 года в городе Балхаш установлен памятник М. П. Русакову, отлитый из коунрадской меди в Санкт-Петербурге.
• В городе Балхаш учёному-геологу установлен памятник, его именем назван один из жилых микрорайонов

Библиография

• Русаков М. П. Никель в казахской степи. Москва, 1928.
• Русаков М. П., Спектор И. Е. Медь. — Ленинград; Москва: ОНТИ, Глав. ред. геол.-развед. и геодезич. лит-ры, 1936 (Л. : тип. им. Ив. Федорова). — 104 с. — (Минерально-сырьевая база СССР/ ГГУ НКТП СССР. Центр. науч.-иссл. геол.-развед. ин-т; Вып. 20).
• Русаков М. П. Геологическое описание Каркалинского района Казахской степи. Москва, 1941.
• Русаков М. П. Советский Казахстан — ведущий район медной металлургии в ССР. Алма-Ата, 1960.

Отрывок, характеризующий Русаков, Михаил Петрович

В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.