Русенборг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Русенборг
Полное
название
«Rosenborg» Ballklub»
Прозвища «Troillongan» («Маленькие тролли»)
Основан 19 мая 1917 (106 лет)
Стадион «Леркендал»
Вместимость 21 166
Президент Ивар Котенг
Тренер Коре Ингебригтсен
Капитан Майк Йенсен
Соревнование Типпелига
2016 Чемпион
Основная
форма
Гостевая
форма
К:Футбольные клубы, основанные в 1917 годуРусенборгРусенборг

«Русенборг» (норв. Rosenborg Ballklub) — норвежский профессиональный футбольный клуб из города Тронхейм. Основан в 1917 году. Является самым титулованным клубом Норвегии (24 раза становился чемпионом страны).





История клуба

Ранние годы (1917—1959)

Футбольный клуб из города Тронхейм появился 19 мая 1917 года под названием «Одд». Это название было взято у самого успешного на тот момент норвежского клуба «Одд Шиен». Первые несколько лет клуб играл в местных лигах и лишь в 1920 году впервые предпринял попытку принять участие в региональных соревнованиях. Однако ему, как и многим другим клубам, созданным маленькой группой людей, было отказано, поскольку футболисты клуба играли параллельно и в других командах, более высокого класса. В 1923 году игроки, разочаровавшись, начали уходить из команды, которая вследствие этого провела в году всего один матч. Однако в 1926 году руководство клуба нашло новых футболистов, и после долгих попыток клубу наконец удалось зарегистрироваться в региональной лиге. Год спустя всё было готово для вступления клуба в Футбольную Ассоциацию Норвегии. Но перед этим клуб обязали сменить название, поскольку было запрещено иметь в Лиге клубы с одинаковым названием. Так, 26 октября 1928 года клуб получил своё нынешнее название «Русенборг». Это имя происходит от названия одного из крупнейших районов Тронхейма. Поначалу «Русенборг» довольствовался лишь передвижениями по региональным лигам. Но в 1931 году «Русенборг» дебютировал в высшем дивизионе норвежского чемпионата, а в 1933 году — в Кубке Норвегии. В это время клуб начал задумываться о проекте стадиона «Леркендал», который, впрочем, осуществился только после войны.

Прорыв (1960—1968)

Толчком к успешным выступлениям клуба в 1960-х годах и позже стало развитие юношеской академии, которая с самого начала считалась одной из самых сильных в Норвегии. Бурное развитие клуба началось в послевоенные годы. В 1947 году клуб переехал на стадион «Леркендал», а в 1960 году «Русенборг» выиграл свой первый трофей — Кубок Норвегии, обыграв в финале клуб «Одд Скиен», который доминировал в то время в норвежском футболе. Команде не помешало даже то обстоятельство, что матч пришлось переигрывать. Также в 1960 году Русенборг впервые вышел в Главную Лигу (норв. Hovedserien) норвежского футбола. В 1964 году «Русенборг» вновь выиграл Кубок, но вылетел во Второй Дивизион, где играл с 1963 по 1966 гг. Зато через год после возвращения в элиту, в 1967 году, клуб впервые стал чемпионом страны. В следующем сезоне игрок клуба Нильс Арне Эгген был назван игроком года, а другой игрок «Русенборга» Одд Иверсен стал лучшим бомбардиром чемпионата, забив 30 голов в 18 матчах. В 1969 году клуб выиграл чемпионат во второй раз. К концу 60-х гг. стало ясно, что «Русенборг» вошёл в элиту норвежского футбола.

В 1964 году «Русенборг» дебютировал на международной арене в Кубке обладателей кубков, а в 1967 году — в Кубке Чемпионов в матче против венского «Рапида».

Взлеты и падения (1969—1987)

В 1969 году клуб нанял в качестве главного тренера Джорджа Кёртиса, который привил команде новую схему 4-4-2, а также сделал ставку на более организованную игру с упором на тактику. Это принесло свои плоды и в тот же год «Русенборг» стал чемпионом в третий раз в своей истории. Однако после ухода из клуба ведущих игроков — Одда Иверсена и Гаральда Сунде — команда перестала забивать голы и не смогла удержать титул в 1970 году. Кёртиса раскритиковали за приверженность к оборонительному стилю игры и на его пост был назначен недавно завершивший карьеру Ниль Арне Эгген. Под его руководством «Русенборг» впервые сделал Золотой Дубль. Однако последующие сезоны не были такими успешными. Два года подряд клуб проигрывал в финалах Кубка страны, а в 1974 году «Русенборг» потерпел самое крупное поражение в своей истории от шотландского «Хайберниана» (1:9). В 1977 году «Русенборг» одержал в чемпионате всего одну победу и вылетел во вторую лигу.

Со сменой в 1978 году главного спонсора клуба (им стал крупный немецкий угледобывающий концерн «Бракка») дела клуба несколько улучшились, «Русенборг» вернулся в элиту, а 35-летняя легенда клуба Одд Иверсен стал лучшим бомбардиром турнира в четвёртый раз в своей карьере. Однако по-прежнему плелся в середине турнирной таблицы на протяжении нескольких сезонов. Только в 1985 году клуб вновь после долгого перерыва стал чемпионом. В последнем матче команда обыграла Лиллестрём, что позволило её на одно очко обогнать второе место.

Золотая Эра (1987—2004)

В 1987 году в «Русенборг» вернулся Нильс Арне Эгген, и с его приходом началась золотая эра клуба. Опередив Мосс, «Русенборг» стал чемпионом Норвегии, а год спустя ему опять удался Золотой дубль, причем в команде появилось много молодых талантливых игроков. Также финансовые вливания в клуб сделал новый спонсор, что позволило ему стать полностью профессиональным. В 1990 году Русенборг сделал Золотой дубль в третий раз. В дальнейшем успехи клуба следовали друг за другом. В отличие от тактики сборной Норвегии, уповающей на игру от обороны, Русенборг смог добиться результата благодаря яркой и привлекательной атакующей игре. С 1992 по 2004 годы клуб 13 раз подряд становился чемпионом страны, добавив к ним 5 Кубков Норвегии. В 1996 году «Русенборг» одержал самую крупную победу в своей истории над «Бранном» из Бергена со счетом 10:0. Выйдя в 1995 году впервые в Лигу Чемпионов, клуб из Трондхейма обеспечил себе стабильное финансирование. «Русенборг» всегда мог предложить молодым талантам лучшие условия контракта плюс постоянное участие в еврокубках.

Европейские похождения (1995—н. в.)

С 1995 по 2002 годы клуб регулярно участвовал в Лиге чемпионов. С 1995 по 2006 гг. команда 11 раз участвовала в групповом этапе Лиги. Причем участвовала 8 раз подряд с 1995 по 2002 гг.), что было рекордом до 2004 года, когда Манчестер Юнайтед принял участие в групповой стадии 9 раз подряд. В сезоне 1996—1997 гг. все шло к тому, что «Русенборг» вылетит из группы, но и Милан терял очки, и все решалось в последнем туре. Милан был побежден 2-1 на Сан-Сиро, а команда из Норвегии пробилась в четвертьфинал, где уступила по сумме 2 встреч Ювентусу 1-3. В сезоне 1999—2000 гг. «Русенборг» занял первое место в первом групповом этапе, выиграв у Боруссии из Дортмунда 3-0. Из других важных побед наиболее выделяются победа 2-0 над Реалом и 5-1 над Олимпиакосом в сезоне 1997—1998 гг. Затруднения у норвежцев вызвали поединки с французскими клубами. Так, в 2000 году Русенборг проиграл ПСЖ 2-7, а 2 года спустя — Олимпику из Лиона 0-5. В 2002 году в домашнем матче Лиги чемпионов против «Лиона» проводил свой последний матч в карьере легендарный игрок клуба Бент Скаммельсруд. После окончания матча более 20000 зрителей стоя провожали игрока аплодисментами в течение 30 (!) минут. Клуб не прошёл в групповой этап в 2003 году, проиграв испанскому Депортиво, но снова квалифицировался в 2004 году, переиграв Маккаби из Хайфы. Также в 2005 году, несмотря на неудачный сезон, Русенборг обыграл Стяуа 4-3 и вновь прошёл в групповую стадию. В 2007 году, в 11-й раз квалифицировавшийся «Русенборг» сыграл вничью 1-1 с Челси и дважды выиграл у Валенсии с одинаковым счетом 2-0.

Новое тысячелетие (2000—н. в.)

В конце 2002 года с поста главного тренера ушёл Нильс Арне Эгген. Вместо него пришёл Оге Гарейде, до этого выигрывавший датскую и шведскую премьер-лигу с Брондбю и Хельсингборгом соответственно.

Гарейде в своей работе сделал ставку на укрепление защиты, мотивировав это желанием успешнее выступать в еврокубках, но при этом не пожертвовал привлекательной атакующей игрой. Также Оге решил обновить состав, который к тому времени был уже довольно возрастным — многие игроки были задействованы в команде ещё в 1990-х годах. Первой «жертвой» такой политики стал Бент Скаммельсруд, вскоре решивший завершить карьеру футболиста.

Под руководством нового тренера «Русенборг» вновь выиграл лигу, проиграв по ходу сезона всего трижды и обогнав ближайшего преследователя (Будё/Глимт) на 14 очков. Чуть позже клуб оформил 7 в своей истории Дубль, обыграв в финале Кубка всё тот же Будё/Глимт. Несмотря на то, что «Русенборг» не смог пробиться в Лигу Чемпионов, команда успешно выступала в чемпионате страны и в следующем сезоне, что дало повод говорить о правильном пути проведения реформ Гарейде. Однако в декабре Оге получил предложение возглавить сборную Норвегии и не смог отказать. Таким образом, 2003 год остался единственным сезоном, когда команду возглавлял Оге Гарейде. Ему на смену пришёл его помощник, Ола Бю Риисе, известный в прошлом вратарь, а позже тренер вратарей «Русенборга». После ухода Гарейде «Русенборг» так и не смог до конца завершить начатые реформы. Также в лиге возросла конкуренция между клубами, так как в норвежский футбол стали вкладываться спонсорские деньги. У клуба из Трондхейма больше не было возможности играть на внутренней арене «в полноги».

В 2004 году клуб стал чемпионом, но только по лучшей разнице забитых и пропущенных мячей. Контракт Риисе был расторгнут в октябре, хотя тот и сумел провести Русенборг в Лигу Чемпионов. В ноябре в команду вернулся Нильс Арне Эгген, но в качестве советника главного тренера, которым был назначен Пер Йоар Хансен. Бьорн Хансен и Руне Шарсфьорд стали помощниками тренера.

2005 год стал разочарованием для клуба. Команда большую часть сезона боролась за выживание. Эгген и Йоар Хансен покинули свои посты, а в августе главным тренером стал Пер-Маттиас Хёгму. Первые месяцы команда проигрывала и рано вылетела из Кубка, но под конец набрала форму и сумела занять 3 место в группе Лиги Чемпионов, выйдя в Кубок УЕФА.

Весной 2006 года «Русенборг» продолжил буксовать. В середине сезона «Бранн», шедший на 1 месте, опережал его на 10 очков. 27 июля в отставку подал Хёгмо. Его помощник Кнут Тёрум был назначен главным тренером. В третий раз за 3 года клуб возглавил бывший помощник тренера. На этот раз это был успешный шаг. «Русенборг» выиграл 8 игр подряд, догнав и перегнав «[Бранн]». 22 октября эти 2 клуба сыграли между собой, а эту игру окрестили «величайшей битвой со времен Стиклестада». «Русенборг» одержал победу и оторвался на 6 очков от второго места за 2 тура до окончания чемпионата. В следующем туре команда обыграла «Викинг» из Ставангера, став чемпионом Норвегии в 20-й раз. Тёрум подписал долгосрочные контракт с клубом. 1 февраля 2007 года из клуба ушёл директор — Руне Братсет, обозначав как одну из причин давление со стороны СМИ. На его место с 1 августа пришёл Кнут Торбьёрн Эгген, сын Нильса Арне Эггена.

Несмотря на положительный результат в 2006 году, Кнут Тёрум был вынужден покинуть свой пост 25 октября 2007 из-за разногласий с президентом клуба. До конца сезона командой руководил Тронд Хенриксен, а Русенборг занял в том сезоне 5 место. Тронд Солльед, который покинул клуб в 1998 году, получил предложение занять место главного тренера, однако отказался, чем удивил журналистов, которые задолго до этого уже говорили о его переходе как о свершившемся факте. Вместо этого 28 декабря 2007 года на посто главного тренера был назначен Эрик Хамрен. Он начал тренировать «Русенборг» 1 июня 2008 года, после того, как выполнил условия контракта с Ольборгом. Незадолго до приезда Хамрена президент Эгген-младший объявил о своей отставке. Пресса говорила о том, что Эрик Хамрен решил захватил всю полноту власти в свои руки. 27 июля 2008 года «Русенборг» стал первым норвежским клубом, выигравшим Кубок Интертото, но собственно кубок не получил, так как по регламенту соревнования он вручается команде, которая, получив право участвовать в Кубке УЕФА, продвигалась в нём дальше всех других победителей Интертото. Наряду с этим клуб второй год подряд занял во внутреннем чемпионате 5 место.

Перед сезоном-2009 Эрик Хамрен ввел в состав нескольких новых игроков, в том числе и Раде Прицу, которого хорошо знал по работе с Ольборгом. В 2009 году «Русенборг» проиграл всего 1 матч (2-3 против «Старта»), набрал 69 очков и опередил на 13 очков шедший вторым «Мёльде». Однако очередного Дубля не случилось: в 1/4 финала клуб уступил «Мёльде» 0-5. «Русенборг» отыгрался в конце сентября, когда выиграл у «Мёльде» и обеспечил себе 21 титул в истории.

20 мая 2010 года на посту главного тренера был вновь утвержден Нильс Арне Эгген. Эрик Хамрен ушёл работать со сборной Швеции. Последний матч под его руководством прошёл 21 мая в Ставангере, где Русенборг одержал победу 2-1 над местным «Викингом». 26 июля было объявлено, что тренер «Стабека» Ян Йонссон возглавит команду в сезоне-2011. 24 октября «Русенборг» обыграл «Тромсё» 1-0 и стал 22-кратным чемпионом Норвегии. «Русенборг» также остался непобежденным на протяжении всего сезона, закончив его ничьей 2-2 с Олесунном 7 ноября. Следующие два сезона Русенборгом руководит Ян Йонссон. Главным достижение его работы стало преодоление «Русенборгом» четырёх квалификационных раундов Лиги Европы летом 2012 года. Во внутреннем первенстве, трондхеймцы два раза подряд занимают третью строчку. Такое положение дел явно не устраивает руководство «Русенборга», и в декабре 2012 года Ян Йонссон был отправлен в отставку. 14 декабря 2012 года было объявлено, что новым главным тренером Русенборга стал Пер Йоар Хансен, до этого работавший с молодёжной национальной сборной Норвегии.

25 октября 2015 года в выездном матче с «Стрёмсгодсетом» «Русенборг» добился ничейного счета 3:3, что позволило клубу из Тронхейма за 2 тура до окончания чемпионата оформить свой 23-й чемпионский титул.

Стадион

Домашним стадионом «Русенборга» является «Леркендал». Он был открыт 10 августа 1947, а в 1996 был реконструирован, что также повторилось с декабря 2000 по октябрь 2002 гг.

Вместительность стадиона 21,166 человек. Наибольшая посещаемость — 28,569 человек (по информации Adresseavisen — 28,619 человек) в матче против «Лиллестрёма» в 1985 году. Однако, интерес к этому матчу был слишком большой, поэтому пришлось открыть все входные ворота, и поэтому болельщиков в конечном счете было намного больше.

Размеры поля — 105 × 68 м.

Болельщики

Долгое время, болельщики Русенборга не отличались особенно ярым поведением. Матчи протекали на довольно тихом стадионе. Разве только когда Русенборг забивал гол, все вскакивали и кричали «Да». А когда мяч проходил мимо цели, стадион выкрикивал — «Нет».

Но в последнее время отношение болельщиков к своему клубу резко изменилось. И если раньше болели молча, то теперь атмосфера на стадионе настолько изменилась, что фанатов Русенборга стали сравнивать с турецкими болельщиками. Это произошло после того, как образовалось фанатское движение Kjerner. В переводе с норвежского это слово обозначает «Ядро». Эти болельщики следуют за своим клубом по всей Норвегии и часто выезжают на матчи Лиги чемпионов.

Состав

Текущий состав

Позиция Имя Год рождения
1 Вр Андре Хансен 1989
12 Вр Александр Лунд Хансен 1982
24 Вр Адам Ларсен Куараси 1987
30 Вр Павел Лондак 1980
33 Вр Юлиан Файе Лунд 1999
2 Защ Юнас Свенссон 1993
4 Защ Торе Региниуссен 1986
5 Защ Хольмар Эйольфссон 1990
14 Защ Йохан Ледре Бьордаль 1986
16 Защ Йорген Шельвик 1991
20 Защ Алекс Герсбах 1997
32 Защ Эрленд Дахл Реитан 1997
7 ПЗ Майк Йенсен 1988
Позиция Имя Год рождения
8 ПЗ Андерс Конрадсен 1990
11 ПЗ Янн-Эрик де Ланлай 1992
15 ПЗ Эльбасан Рашани 1993
17 ПЗ Йон Хоу Сетер 1998
18 ПЗ Магнус Стамнестрё 1992
21 ПЗ Фредрик Мидтшо 1993
22 ПЗ Сиверт Солли 1997
23 ПЗ Поль Андре Хелланн 1990
28 ПЗ Гудмундур Тораринссон 1992
9 Нап Кристиан Гюткьяер 1990
10 Нап Маттиас Вильяльмссон 1987
19 Нап Андреас Хельмерсен 1998
27 Нап Мушага Бакенга 1992

Стартовый состав сезона 2016

Состав сезона 2016[1]:

</font>
</font>
</font>
</font>
</font>
</font>
Мидтшо
</font>
Конрадсен
</font>
</font>
</font>
</font>
Стартовый состав «Русенборга» в сезоне 2016.

Известные игроки

Статистика выступлений

Чемпионат Норвегии

Еврокубки

Титулы

Национальные титулы

  • Кубок Норвегии (рекорд)
  • Обладатель (10): 1960, 1964, 1971, 1988, 1990, 1992, 1995, 1999, 2003, 2015
  • Финалист (6): 1967, 1972, 1973, 1991, 1998, 2013

Европейские титулы

Другие титулы

  • Другие турниры
    • Кубок Ла Манга
      • Обладатель: 1999, 2001, 2003
      • Третье место: 2007
    • Финалист кубка Сантьяго Бернабеу Трофео: 2009

Рекорды

Напишите отзыв о статье "Русенборг"

Примечания

  1. [www.football-lineups.com/team/Rosenborg_BK/Tippeligaen_2010/Analysis/ Rosenborg BK in Tippeligaen 2010]

Ссылки

  • [www.rbk.no/ Официальный сайт]  (норв.)
  • [www.sports.ru/tags/1366103.html?type=dossier История клуба]


Отрывок, характеризующий Русенборг

В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.