Русизм

Русизм (мн. ч. русизмы) — заимствование из русского языка в других языках. Являются частным случаем славянизмов. Включают в себя широкий спектр заимствований от единичных лексем до целых фраз и предложений в языках различных по своему происхождению народов мира. Большая часть русизмов наблюдается в языках тех народов которые проживают в непосредственной близости основного ареала расселения русских. В некоторых случаях русский язык оказывает влияние и на фонетические процессы в воспринимающем языке.

Типология лексических русизмов

Различаются несколько типов лесксических «русизмов»:

• I. Слова русского происхождения, сохранившие сильную формально-семантическую связь с соответствующими русскими словами,
• II. Слова русского происхождения, утратившие почти полностью или частично формально-семантическую связь с соответствующими русскими словами вследствие фонетической и лексической адаптации русских заимствований и приобретения ими иных значений
• III. Слова нерусского происхождения, заимствованные русским языком (то есть русский язык является языком-посредником; языком-медиатором или языком-трансмиттером), а затем перешедшие в другой язык через посредство русского и имеющие разную степень фонетической и лексической адаптации.

Литературность

Степень восприятия русизмов варьирует в зависимости от выбора формы языка-получателя. К примеру, в языках, расположенных внутри русскоязычного ареала или граничащих с ним, количество русизмов (грамматических, лексических, фонетических), употребляемых в разговорной речи (особенно в приграничных диалектах языка-получателя) неизменно выше чем число русизмов, которые допускает литературная норма данного языка. Это касается носителей таких языков как татарский, казахский, украинский, молдавский, эстонский, латышский и т. д. Многочисленные русизмы продолжают обнаруживаться и в современной польской речи. Русизмы также довольно часто встречаются в речи русскоязычных, которые, пытаясь овладеть данными языками, допускают случаи языковой интерференции.

Напротив, в языках, носители которых не имеют частотных контактов с русскоязычными (английский, французский, малайский др.), наблюдается обратное явление: русизмы в них имеют весьма формальный, книжный, крайне специфичный характер, фигурируя как экзотизмы (spoutnik, izba, vodka) или историзмы, а поэтому редко употребляются в повседневной речи.

В языках первой группы, активно контактирующих с русским, русизмы часто являются единственнo возможным способом передачи значения (исконное слово было либо вытеснено русизмом, либо никогда не существовало до появления заимствования и/или кальки из русского языка). В этих языках русизмы часто обнаруживаются в виде целых лексических пластов и, более того, могут проявлятся в виде спонтанного переключения кодов. В языках второй группы русизмы малочастотны и малознакомы народным массам, а потому обычно имеют лексические эквиваленты в исконной лексике (spoutnik > satellitе; izba > log cabin).

История и периодизация

Ранние русизмы (Х-ХIII веков) в значительном количестве обнаруживаются в балтийских и финно-угорских языках, в том числе и в качестве топонимов (например, название современного финского города Турку восходит к древнерусскому слову торг). Германское вторжение в Прибалтику прервало этот процесс, но русизмы в языки народов Прибалтики вновь начали проникать в ХVIII-ХХ веках, после усиления Российской империи и СССР. Параллельно в русский язык проникают заимствования из финно-угорских, тюркских, а также других славянских языков.

Поздние русизмы

В эпоху неустойчивой российской государственности между ХIII-ХV веками, совпавшей с укреплением государственности ряда других народов (тюрок на Балканax, монголов в Евразии и германцев в Прибалтикe) количество русизмов резко сократилось. В этот период русский язык сам принимает некоторое количество заимствований из тюркских языков. Приток русизмов в соседние языки начинается с конца ХVIII века. Дело в том, что Российская империя долгое время остаётся единственным независимым преимущественно славянским государством, а потому русский язык становится важным лексическим ориентиром для нескольких групп так называемых будителей, которые стремятся возродить или оживить культурно-языковую среду славянских народов, борющихся за независимость в лонах Османской и Австрийской империй. В ХIХ веке чешские будители, стремившиеся создать выразительную литературную форму для своего возрождающегося языка, ввели в оборот свыше 1 000 заимствований из русского литературного языка. Похожие процессы наблюдались в сербскохорватском и болгарском языках, хотя на более раннем этапе древнерусский язык и сам немало заимствовал из древнеболгарского.

Русизмы советского и постсоветского периода

В советскую эпоху большое распространение получили лексические русизмы III-ей группы, то есть нерусские по происхождению слова (часто интернационализмы) пришедшие в третьи языке через русский и, соответственно, несущие на себе отпечатки правил русской фонетики, семантики, стилистики и т. д. Таких заимствований много в монгольском языке, а также других языках азиатского региона. В ряд других языков русизмы проникали в виде калек: латышск. «atskaite» (калька с «отчёт») вместо «pārskats».

По языкам

Азербайджанский язык

• prostu - просто
• qarşok - горшок
• nasgi - носки

Английский язык

• steppe - степь

Финский язык

• lusikka — ложка
• risti — крест
• smetana — сметана
• majakka — маяк
• tavara — товар
• viesti — новость
• tuska — тоска

Румынский язык

• zacúscă — закуска

Эстонский язык

• aken - окно
• jaam - вокзал, станция (от <ямъ>)
• kapsas - капуста
• kopikas - копейка
• laad - лад, способ, манера
• majakas - маяк
• niit - нить
• nädal - неделя
• pintsak - пиджак
• ranits - ранец
• turg - рынок (от <търгъ>)
• varblane - воробей.

Монгольские языки

В языках монгольской группы, на которых значительное влияние с ХVI века оказывает русский язык, но которые сильно отличаются от него фонетически происходит своебразная фонетическая адаптация многих русизмов: в бурятском языке русское слово хлеб перешло в хилээм; в калмыцком лото → лод, чердак → чарляг; в монгольском костюм → гошчоом, театр → чаатар; дежурный → жижүүр, радио → араажив, брезент → бэржээнх.

Отрывок, характеризующий Русизм

Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l'avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l'amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N'est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».