Гелаев, Руслан Германович

Руслан Гелаев
Прозвище	«Чёрный ангел»
Дата рождения	16 апреля 1964(1964-04-16)
Место рождения	Комсомольское, Урус-Мартановский район, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР
Дата смерти	28 февраля 2004(2004-02-28) (39 лет)
Место смерти	Участок Аваро-Кахетинской дороги вблизи погранзаставы «Мокок», ок. Бежта, Дагестан (42°06′54″ с. ш. 46°10′45″ в. д.42.11500° с. ш. 46.17917° в. д. / 42.11500; 46.17917   )
Принадлежность	Абхазия Абхазия Чеченская Республика Ичкерия Чеченская Республика Ичкерия
Годы службы	1992—1993 1993—2004
Звание	дивизионный генерал
Командовал	полк специального назначения «Борз»
Сражения/войны	Грузино-абхазская война Боевые действия против вооружённых отрядов антидудаевской оппозиции Первая чеченская война: Штурм Грозного (1994—1995) Штурм Грозного (март 1996) Бой у Ярышмарды Штурм Грозного (август 1996) Вторая чеченская война: Битва за Грозный (1999—2000) Сражение за Шатой Битва за Комсомольское Рейд на Ингушетию (2002) Рейд на Дагестан Конфликт в Кодорском ущелье (2001)
Награды и премии

Русла́н (Хамза́т) Германович Гела́ев (16 апреля 1964 года, с. Комсомольское, Чечня — 28 февраля 2004 года, вблизи с. Бежта, Дагестан) — чеченский террорист; активный участник чеченского конфликта в 1990-е — 2000-е годы на стороне сепаратистов, «один из наиболее известных полевых командиров высшего звена», — отмечала после его гибели газета «Спецназ России», занимал высокие посты в Вооружённых силах Чеченской Республики Ичкерия, вплоть до главнокомандующего вооружёнными силами (с мая 2002 года до своей гибели), носил звание дивизионного генерала. Известен также по кличкам и радиопозывным «Ангел», «Чёрный Ангел» и «Старик».

Биография

Полученное им образование составляли три класса сельской школы, хотя имели место слухи о якобы имевшемся у него высшем образовании.

В 1980-е годы, после кончины отца, уехал на заработки в Омскую область, где вступил в брак с местной жительницей Губкиной Ларисой Петровной. В 1988 год у них родился сын Рустам (погиб в Сирии в 2012 году). Когда Гелаев уехал в Чечню, жена Лариса с сыном приезжала туда — показывала ребёнка родственникам мужа. В родную деревню отписала, что останется в Чечне, но с началом второй чеченской войны вернулась. Гелаев работал строителем, был работником грозненской нефтебазы, отвечая за сбыт нефтепродуктов.

По утверждению газеты «Спецназ России», к моменту распада СССР Гелаев имел три судимости — две за разбой и одну за изнасилование.

C начала 1990-х годов он стал называть себя исламским именем Хамзат.

Грузино-абхазский конфликт

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

См. также: Война в Абхазии (1992—1993)

В 1992—1993 годах вместе с Шамилем Басаевым участвовал в грузино-абхазском конфликте в составе отрядов Конфедерации горских народов Кавказа. К концу войны стал одним из самых авторитетных командиров. Гелаев в Абхазии воевал вместе со своим родственником Хамзатом Ханкаровым. В честь него он взял имя Хамзат. В 1992-м он обучался под руководством российских офицеров 345-го парашютно-десантного полка. Гелаев показывал успехи в воинских дисциплинах. Комбат Хамзат Ханкаров назначил его командиром взвода.

О жестокости Гелаева стало известно, когда жители Абхазии по телевизору опознали в нём главаря бандитов и обращались по этому поводу на блокпосты российских миротворцев. В 1995 году в ответ на бомбежки Шатоя он лично казнил пленных военных лётчиков, сбрасывая их в пропасть.

Первая чеченская война

С 1993 года командовал полком специального назначения «Борз». Вернувшись победителем в Грозный в 1993 году, он образовал из ветеранов Абхазии личную охрану Дудаева — Абхазский батальон. Впрочем, скоро Гелаев передал это подразделение Руслану Лабазанову. А сам принялся формировать и тренировать первый чеченский спецназ — 6-й батальон «Борз» («Волк»). Куртки с оскаленным волком на шевронах надели и ветераны Абхазии, и преступные элементы. Подружившись с близким к Дудаеву Салманом Радуевым, сибиряк влил в своё подразделение лучших из радуевских Президентских беретов. Будучи специалистом по нефтепродуктам, Гелаев стал партнёром Радуева по нелегальному экспорту топлива. Львиная доля прибыли уходила Дудаеву, но и того, что оставалось, хватало даже на загранкомандировки: часть своих бойцов Гелаев дважды вывозил на учёбу в афганские лагеря. К концу 1994 года батальон разросся до полка, носившего то же имя и вооружённого самым современным оружием, а отнюдь не чеченскими «Борзами» (пистолеты-пулемёты примитивной конструкции, изготовлявшиеся кустарным способом из низкокачественной стали). Была даже создана мощная снайперская команда, в состав которой входили помимо метких чеченцев снайперы из Прибалтики.

Приходившийся Гелаеву дальним родственником Доку Умаров, впоследствии первый амир Имарата Кавказ, вспоминал, что, явившись перед началом войны в Чечню он сразу направился к Гелаеву: «Я приехал к нему на „Мерседесе“, в туфлях и с сигаретой во рту и предложил свою помощь… Гелаев посмотрел на меня и спросил, совершаю ли я молитву?».

В мае 1995 года Гелаев руководил Шатойским сектором обороны. В войну Гелаев вступил в звании подполковника вооружённых сил Чеченской республики Ичкерия. В 1995 году полк «Борз» в количестве 900 человек оборонял Шатойский район. Снайперский огонь и минные поля не позволяли федералам взять город, а также села Итум-Кала и Халкиной. Но боевикам наносили урон бомбёжки и ракетные обстрелы. Гелаев объявил о крупной денежной премии тому, кто собьёт российский вертолёт или самолёт. Кроме того, он направил небольшие группы захвата на охоту за военнослужащими с голубыми петлицами и крылышками. Когда в его руках оказалась группа пленных российских летчиков, Гелаев пообещал федеральному командованию сбросить их в ущелье, если ракетно-бомбовые удары не прекратятся. И он сдержал своё слово: после очередного налёта на Шатой боевики столкнули связанных офицеров на острые скалы. Сцену казни отсняли видеокамерой, а кассету подбросили федералам с обещанием таким же образом казнить остальных пленных. Бомбёжки прекратились.

Генерал-полковник, Герой России Геннадий Трошев в своих воспоминаниях упоминает интересный эпизод, который имел место:

Восточнее гелаевцев, на левом берегу Аргуна, у села Дуба-Юрт, летом 1995 года расположились десантники из Новороссийска. Их старший начальник подполковник Егоров на одной из встреч вызвал боевиков на соревнование — в полной выкладке совершить по горам марш-бросок на несколько километров. Гелаев вызов принял. Потом очень жалел. «Голубые береты» не оставили боевикам никаких шансов, переиграв тех по всем статьям. Поэтому воевать с десантниками Гелаеву не особо хотелось, и под разными предлогами он увиливал от ведения боевых действий.

— Геннадий Трошев. «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», воспоминания, книга

В январе 1996 года назначен командующим Юго-Западным сектором ВС ЧРИ. 16 апреля 1996 года совместно с Хаттабом устроил засаду у села Ярыш-Марды в Аргунском ущелье, в которую попала колонна федеральных войск МВО. .

Руководил штурмами города Грозный 6-8 марта и 6-11 августа в 1996 году. Во время мартовского штурма Гелаев продержался в городе 3 дня и отступил: «Бои шли четыре дня, на пятый бандиты организованно ушли, захватив с собой запасы продовольствия, медикаментов и оружия». Второй штурм был более масштабным; вскоре после него были подписаны Хасавюртовские соглашения, фактически завершившие Первую чеченскую войну.

Межвоенный период

В 1998 году совершил хадж в Мекку и принял арабское имя Хамзат. По некоторым сведениям, в том же 1996 году прошёл подготовку в лагерях Хаттаба в Афганистане. При поддержке Салмана Радуева создал организацию «Движение патриотических сил», которая находилась в оппозиции Масхадову. В апреле 1997 года назначен вице-премьером по территориям в правительстве Зелимхана Яндарбиева, затем вице-премьером по строительству в правительстве Аслана Масхадова. В январе 1998 года отказался от поста министра обороны в правительстве Шамиля Басаева, заявив, что не собирается становиться «свадебным генералом».

В июне 1999 года возглавил шариатскую гвардию. В июле 1999 года назначен первым вице-премьером правительства Чечни.

Вторая чеченская война

Во время Второй чеченской войны возглавлял Северо-Западный фронт ЧРИ, Юго-западный сектор обороны Грозного, а затем был назначен начальником обороны всего города. Обвинялся Масхадовым в самовольном прекращении обороны Грозного и оставлении города.

После падения Грозного в начале февраля 2000 года крупная группировка чеченских боевиков отступила в Шатойский район Чечни, где 9 февраля была блокирована федеральными войсками. По позициям боевиков наносились авиаудары с использованием полуторатонных объёмно-детонирующих бомб. Затем 22—29 февраля последовала наземная битва за Шатой. Боевикам удалось прорваться из окружения: группа Руслана Гелаева прорвалась на северо-западном направлении в село Комсомольское (Урус-Мартановский район), а группа Хаттаба — на северо-восточном направлении через Улус-Керт (Шатойский район), где произошёл Бой у высоты 776.

Согласно другим утверждениям, его отряд участвовал в составе формирований Басаева и Хаттаба в бою под Улус-Кертом 29 февраля 2000 года, Гелаев указывается среди руководителей боевиков.

К этому же времени относят его соединение с отрядом Хачукаева, также оставившим Грозный с потерями. После выхода из Грозного зимой 2000 года произошло и объединение Гелаева с А.-М. Межидовым, который стал его заместителем.

Когда основные силы гелаевской группировки в марте 2000 года сосредоточились в его родовом селе Комсомольское, оно было окружено и заблокировано федеральными войсками. 5-21 марта 2000 года федеральные войска начали штурм села, в ходе которого тяжёлые потери понесли обе стороны. Федеральные силы потеряли 50 человек убитыми и 300 ранеными, боевики потеряли убитыми более 500 человек, часть сдались в плен. По утверждению газ. «Спецназ России», Гелаеву в Комсомольское на помощь должен был прийти Арби Бараев, но не сделал этого, в связи с чем Гелаев объявил его своим кровным врагом.

После разгрома в Комсомольском, находясь в одном лагере в горно-лесистой местности на границе Ингушетии и Чечни, Гелаев вместе с Межидовым решили перебраться в Грузию для зимовки, Хачукаев же остался в Чечне на правах «полномочного представителя» Гелаева. Гелаевцы ушли в Грузию, обосновавшись в Панкийском ущелье. У Ислама Сайдаева имеется подробное описание встречи Гелаева Грузией, в чём Сайдаев принимал непосредственное участие.

К концу 2001 года относится разжалование Гелаева Масхадовым из дивизионного генерала в рядовые (звание будет возвращено после рейда в Абхазию полутора годами позже). В приказе № 545 от 22 ноября 2000 года Масхадов обвинил Гелаева в трусости и «бездарном» управлении боевиками, что повлекло большие жертвы во время боев за село Комсомольское в марте 2000 года: «Командующий юго-западным фронтом дивизионный генерал Гелаев Хамзат практически самоустранился от исполнения своих обязанностей, не выходя на связь или контакт с Верховным Главнокомандующим даже посредством посыльного, вновь принял самостоятельное решение и под предлогом сохранения сил и организации вынужденного отдыха для бойцов вывел часть подразделений и убыл сам на территорию сопредельного государства, то есть фактически дезертировал из зоны боевых действий и проявил трусость».

Рейд в Абхазию

Подробнее по этой теме см. Конфликт в Кодорском ущелье (2001).

На лето 2001 года амиры Хызыр Салпагаров в Карачаево-Черкесии (Карачаевский джамаат) и братья Беккаевы в Кабардино-Балкарии готовили исламистское вооружённое восстание в своих республиках, поддержку которому должен был оказать Гелаев, вторгнувшись через Абхазию. Однако восстание было сорвано волной арестов, проведённых правоохранительными органами.

25 сентября 2001 года Гелаев со своим отрядом (около 500 боевиков) оказал поддержку представителю президента Грузии в Кодорском ущелье Эмзару Квициани, отряд которого вторгся в Гульрипшский район Абхазии. Грузинские и чеченские боевики встретили ожесточённое сопротивление местных сил самообороны и были вынуждены вернуться на старые позиции в верхней части Кодорского ущелья.

Утверждается, что эта акция стала поводом «первого серьезного обострения отношений между Россией и Грузией» и после неё «Россия всерьёз озаботилась проблемой находящихся в Панкисском ущелье чеченцев».

9 ноября 2001 года Генпрокуратура России направила Грузии требование о выдаче Гелаева.

С 2001 года в Панкисском ущелье располагалась основная база Гелаева.

В мае 2002 года назначен главнокомандующим вооружёнными силами Ичкерии.

Доку Умаров вспоминал, как в 2002 году Гелаев и Межидов вместе с Арсановым отказались принести байат (присягу) Аслану Масхадову: «Главным выступающим был Хамзат Гелаев, который сказал, что мы воюем за республику, за Ичкерию, а не за Шариат, не за исламское государство».

В то время была намечена операция в Осетии, но она не состоялась… После этого Хамзат сказал, что уходит. Я отправился за ним и нагнал Хамзата у речки Гехи.
Я спросил Хамзата, куда он направляется. Он ответил, что едет в Ирак.
Я спросил:
— Как это ты едешь в Ирак, с чьего разрешения ты направился в Ирак?
Он ответил, что ему не нужно разрешение. Хамзат заявил, что нет исламской основы в нашей войне.
— Вы воюете за Ичкерию, под флагом Ичкерии. А в Ираке истинный джихад, провозглашён Эмират.
В то время я был очень удивлен этим. Я сказал, что в таком случае, по-твоему получается, что мы воюем не ради Аллаха, мы боевики, а ты один муджахид?!

Летом 2002 года появилась информация о том, что президент ЧРИ Масхадов призвал Гелаева возвратиться в Чечню и продолжить боевые действия. Газета «Известия» отмечала, что к тому времени его позывной «Ангел» не слышали в Чечне уже более двух лет, с тех пор как «в ходе многодневной операции федеральные войска сровняли с землёй село Комсомольское».

Переход из Панкиси в Чечню

См. также: Бой под Галашками (2002)

Как отмечало RFI в 2013 году: «В начале прошлого десятилетия, ситуация в Панкиси была одной из самых актуальных тем, поскольку там обосновался отряд влиятельного чеченского полевого командира, Руслана Гелаева». Как отмечала Ю. Латынина: «В Панкиси было сравнительно безопасно, пока не случилось 11 сентября (2001)». Как отмечало далее RFI: «президент Грузии Шеварднадзе распорядился выдавить из ущелья отряд Гелаева». Мотивы этого можно найти у Ислама Сайдаева.

Летом 2002 года боевики Гелаева прорывались из Панкисского ущелья Грузии в Чечню и убили при этом восемь российских пограничников в Кодорском ущелье.

В конце августа 2002 года Грузия начала антикриминальную операцию в Панкисском ущелье.

К началу сентября 2002 года в Панкисском ущелье Грузии сосредоточивалось более тысячи боевиков, ведущим лидером среди которых являлся Гелаев. Решившим возвращаться в Чечню удалось проникнуть через российско-грузинскую границу. Они с самого начала действовали разделившись и части из них удалось беспрепятственно достичь Чечни. По одному из свидетельств, выдвижение боевиков из Панкисского ущелья началось не позднее начала августа.

20 сентября боевики появились у селения Тарское в Северной Осетии, где атаковали патрульную машину федеральных сил, обнаружившую их, после чего направились в Ингушетию в район села Галашки, откуда они намеревали двинуться к чеченскому селу Бамут. Однако после инцидента в Тарском территория нахождения боевиков была блокирована, и 24—26 сентября у Галашек прошёл бой. Боевикам удалось уничтожить более 30 военных и милиционеров и даже сбить вертолёт Ми-24, однако они были рассеяны и частично уничтожены, части же удалось прорваться в Чечню в районе Бамута.

В январе 2003 года министр госбезопасности Грузии Валерия Хабурзания подтвердил, что группа боевиков Гелаева находится в Чечне, куда перебралась из Панкисского ущелья в прошлом году. По его утверждению, «Гелаев покинул ущелье в августе-сентябре», когда Грузия проводила там антикриминальную операцию.

В июле 2003 года Ахмат Кадыров заявил, что ведёт с Гелаевым переговоры о сложении оружия, по словам Кадырова тот «не связан с похищениями людей, не связан с Яндарбиевым и Удуговым». Газета «Известия» тогда же отмечала, что Гелаев находится на юге Чечни, по её информации, его отряд в 50-70 бойцов действует по Шатойскому, Итум-Калинскому и Веденскому районам.

Смерть

С августа по декабрь 2003 года отряд Гелаева совершил переход из Ингушетии в Шаройский район Чечни — для последующего ухода в Грузию на зимовку. Сумев к концу года сгруппировать большую часть своих сил, он предпринял попытку уйти туда через Дагестан.

Выйдя 30 ноября из селения Кири Шаройского района Чечни, руководимая им группа не успела до закрытия на зиму перевала Бацы-Буца, к которому они вышли 8 декабря. Там был глубокий снег и сильный мороз, сам Гелаев серьёзно отморозил ноги, дух боевиков пошатнулся, и в ходе молитвы Хамзат обратился к подчинённым со словами «Аллах испытывает нас холодом и голодом…» и призвал их набраться мужества — этот эпизод запечатлен на последней его прижизненной видеосъемке.

В ночь на 15 декабря 2003 года лично руководимый им отряд численностью 36 боевиков с территории Чечни проник в селение Шаури Цунтинского района Дагестана. Получив сообщение об этом от местных жителей, на автомашине ГАЗ-66 туда выдвинулась разведывательно-поисковая группа пограничной заставы «Мокок» в составе девяти военнослужащих, под командованием начальника заставы капитана Р. А. Халикова. Сам Гелаев, подавая пример своим бойцам, вышел на дорогу и открыл огонь по машине из пулемёта Дегтярёва. Добивая раненых пограничников, Гелаев попутно расстрелял и своего бойца: «Десятой жертвой этой бойни стал молодой боевик-аварец. Гелаев дал ему штык-нож и приказал отрезать голову земляку — раненому капитану Халикову. Боевик отказался…», — пишет газета «Коммерсантъ». Против боевиков была начата широкомасштабная войсковая операция с привлечением артиллерии, авиации и бронетехники; они разделились и пытались скрыться, однако в ходе ожесточённых боёв, продолжавшихся несколько недель, бо́льшая часть отряда была уничтожена, часть была захвачена в плен, некоторым удалось уйти через перевалы в Грузию и Чечню. Появлялась информация и об уничтожении Гелаева, однако она была опровергнута.

С окончательным разгромом отряда Гелаев пересидел несколько дней в кошаре у доверенного чабана и затем предпринял попытку в одиночку добраться до Панкиси в Грузии. 28 февраля 2004 года он случайно наткнулся на двоих дагестанских пограничников (М. Сулейманова и А. Курбанова), которых застрелил в ходе перестрелки, однако и сам получил тяжёлое ранение в руку (пули раздробили левый локоть и практически оторвали руку). Истекая кровью, о чём красноречиво свидетельствовали следы на снегу, он преодолел около пятидесяти метров, присел у дерева и отрезал себе раненую руку; спустя считанные минуты он умер от потери крови и болевого шока. На следующий день его тело было обнаружено. У него нашли автомат Калашникова АКС-74у, три магазина с патронами, гранату Ф-1, шоколад и кофе, упаковку вермишели «Роллтон», кусок вяленого бараньего сала, 200 долларов, карту Цунтинского района, записную книжку с длинным списком телефонных номеров и литературу ваххабитского содержания. На нём были резиновые болотные сапоги, чёрные тренировочные штаны «Адидас» с вытянутыми коленками, потёртая куртка «аляска» и чёрная вязаная шапочка.

Картина последних минут жизни Гелаева была детально восстановлена экспертами ФСБ и описана в мельчайших подробностях. Ему было все труднее и труднее делать каждый шаг, так как из его раздробленной левой руки хлестала кровь. Командир, решивший пожертвовать частью себя, нежели потерять всё, примерно в полусотне метров от места боя остановился, отрезал левую руку и бросил её на снег вместе с ножом. Затем он достал резиновый жгут, наложил его на обрезок руки, сделал ещё несколько шагов и упал. Встать ему удалось с большим трудом. Пройдя несколько десятков шагов, Гелаев остановился, достал из кармана банку растворимого кофе «Nescafé» и, открыв её из последних сил, начал жевать гранулы, надеясь, что кофе взбодрит его и поможет дойти до заветной границы. Потом Руслан Гелаев достал и надкусил плитку шоколада «Алёнка», после чего снова упал и пополз.

— газета «Спецназ России»

Последние метры в сторону границы Грузии полевой командир полз на четвереньках. Он так и умер в этой позе со сжатой в кулаке шоколадкой.

— "Коммерсантъ", 02.03.2004

2 марта 2004 года его гибель официально подтвердила ФСБ России. Его тело опознали хорошо знавшие его лица, в частности по характеру ранения на ноге, личным вещам и кинжалу, с которым он никогда не расставался. Согласно судебно-медицинскому заключению, смерть Гелаева наступила от «множественных осколочных ранений, переломов конечностей и кровопотери в результате травматического отсечения кисти руки».

«Гелаев был одним из последних живых „одиозных“ полевых командиров. На ситуацию в Чечне после сокрушительного поражения в селении Комсомольское в 2000 году он влиял уже слабо» («Известия», 19.01.2004). «Смерть Гелаева, безусловно, оказалась значительной потерей для чеченских „непримиримых“. Это был один из последних представителей „старой гвардии“, известный лично многим международным террористам, вплоть до Усамы бен Ладена, и получавший от них деньги» (газета «Спецназ России»).

Как заявил тогда президент Чечни Ахмат Кадыров: «Раньше Хамзат действительно являлся ключевой фигурой среди боевиков. Однако после поражения в Комсомольском и других неудачных рейдов Масхадов разжаловал его в рядовые. Таким образом, от Гелаева осталось только одно имя, раскрученное СМИ».

Касательно иных версий смерти Гелаева, как отмечают авторы сайта «hotdotcenter.ru», закономерно возникает вопрос, кто же тогда убил дагестанских пограничников. Существуют и другие подтверждения приведенной выше официальной версии.

Характеристика

• Вадим Речкалов в 2003 году отмечал, что Гелаев отличается «благостным имиджем — этакого правоверного справедливого воина. В отличие от своего бывшего соратника Арби Бараева он не был замечен в похищении людей и расстреле соплеменников, как, например, Шамиль Басаев. В первую кампанию чеченские барды слагали о Гелаеве песни: „А кто нас спас — гелаевский спецназ“. После паломничества в Мекку в 1998 году Гелаев взял себе имя Хамзат и окружил себя ореолом святости в глазах чеченской молодежи».
• Президент Чечни Ахмат Кадыров в 2003 году не раз заявлял, что ведёт переговоры о сдаче с «Гелаевым и его людьми», так как это «вменяемый человек, который устал воевать и хочет вернуться к мирной жизни». В 2002 году президент Грузии Эдуард Шеварднадзе отмечал, что Гелаев, по его мнению, является для России «приемлемой личностью».
• Газета «Спецназ России» отмечала, что он не специализировался на террористических актах, а похищениями людей с целью выкупа практически не занимался, добывая деньги другими способами.
• В отличие от большинства чеченских полевых командиров, Гелаев являлся сторонником вооружённой борьбы с «оккупационными войсками», а не с мирными гражданами, и осуждал минную войну, — отмечал журнал «Мир оружия» (2005), который также называл его «наиболее популярным в Чечне полевым командиром, не запятнавшим себя кровью гражданского населения и открыто осуждавшим терроризм».
• Утверждалось об имевшихся у него налаженных в своё время самостоятельных (через голову Хаттаба) контактах с Усамой бен Ладеном.
• Обладал «непомерным самомнением, в силу которого он по определению не мог занять вторые роли», для него «всякое подчинённое положение было бы абсолютно недопустимым».

Сын Рустам

12 августа 2012 года 24-летний Рустам Русланович Гелаев, с июня того года выступавший на стороне повстанцев в ходе гражданской войны в Сирии, был убит в одном из столкновений с правительственной армией. По одним данным, он погиб в результате тяжёлых ранений, нанесенных осколками взорвавшейся рядом с ним гранаты. По другим — был расстрелян на месте после сдачи в плен.

По версии родственников, Рустам находился в Сирии на учёбе и вместе с другими исламскими студентами был убит осколками в мечети, попавшей под обстрел правительственных войск.

На странице SyrianTube в сети facebook.com есть видео ранения Рустама Гелаева и его смерти.

См. также

• Полк специального назначения «Борз»

Ссылки

• [chechnya.genstab.ru/chech_fc_gelaev.htm Гелаев Руслан (Хамзат)]
• [www.rian.ru/spravka/20050309/39499470.html Биография Руслана Гелаева]
• [lenta.ru/vojna/2002/09/25/gelayev/ Отряд Гелаева прорвался в Ингушетию]
• palm.newsru.com/russia/05jan2004/gelaev.html
• [www.grani.ru/War/Chechnya/m.62130.html Гелаев умер с шоколадкой «Алёнка» в руке]
• [www.rg.ru/2004/03/26/gelaev.html Охота на Гелаева]
• [www.youtube.com/watch?v=wzQb8Og2DvU&NR=1 YouTube.com] — Видеозапись: Гелаев умер.

Отрывок, характеризующий Гелаев, Руслан Германович

– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.