Руслан и Людмила (балет, 1821)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника
Композитор

Фридрих Шольц

Автор либретто

Адам Глушковский

Источник сюжета

поэма Александра Пушкина «Руслан и Людмила»

Хореограф

Адам Глушковский

Дирижёр-постановщик

Фридрих Шольц

Сценография

А. Раслов (декорации)
Левизи (костюмы)

Последующие редакции

Шарль Дидло и Огюст Пуаро, 1824

Количество действий

5

Первая постановка

1821

Место первой постановки

Театр на Моховой, Москва

О других произведениях с таким названием см. Руслан и Людмила.

«Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника» — «большой волшебно-героический балет в пяти действиях», поставленный хореографом А. П. Глушковским на музыку композитора Ф. Е. Шольца по поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила»; первое сценическое воплощение этого произведения и первая постановка Пушкина на сцене вообще.

Премьера состоялась на сцене Пашковского театра в Москве 16 декабря 1821 года (оркестр под управлением Ф. Е. Шольца, декорации А. Раслова, костюмы Левизи, Руслан — А. П. Глушковский, Людмила — Т. И. Глушковская); 2 декабря 1824 года перенесён в Санкт-Петербург, на сцену Большого театра (постановщики Шарль Дидло и Огюст, в бенефис последнего, Руслан — Николай Гольц, Людмила — Авдотья Истомина)[1].





Главные действующие лица

  • Людмила
  • Руслан, её жених
  • Князь, отец Людмилы
  • Черномор, волшебник
  • Голова
  • Злотвора, волшебница
  • Добрада, волшебница
  • Жрец


История постановки

«Руслан и Людмила», первая законченная поэма Пушкина, была опубликована в мае 1820 года и привлекла внимание читателей и критиков. Идея поставить по ней балет принадлежала Адаму Глушковскому, обратившемуся с просьбой написать музыку к руководителю и дирижёру Московской труппы императорских театров Фридриху Шольцу; он же осуществил постановку.

Премьера состоялась в Москве на сцене Пашковского театра 16 декабря 1821 года. Дирижировал композитор, партию Руслана исполнил сам балетмейстер, партию Людмилы — его супруга, балерина Татьяна Глушковская (1800—1857)[1]. На афишах указывалось, что «сюжет взят из известной национальной русской сказки: Руслан и Людмила с некоторыми прибавлениями»; имя Пушкина не упоминалось[3].

Либретто, по сравнению с пушкинской поэмой, имело существенные различия в составе персонажей. В балете было более сорока действующих лиц, не считая участников массовых сцен и танцев — в том числе не имевших прямого отношения к сюжету (танцы со шляпами, знамёнами и флагами и многое другое). Действующие лица составили два противоборствующих лагеря. В одном из них — Руслан, Людмила и помогающие им волшебница Добрада и отец Людмилы с его многочисленной свитой и народом. В другом лагере — карла Черномор, его сообщница Злотвора и исполнители их злой воли Змеяна, Зломира, Злослова, Аспирух, Видимор, Лют, Ядомор, Злотвор и Чертовид. Богатырь Руслан в балете становится рыцарем. Также балетмейстер традиционно для балета XVIII—XIX веков прибегает к титрам и использует в «русском» спектакле такие типичные для той эпохи анакреонтические образы, как купидоны и нимфы.

Сохранив отдельные сюжетные ходы и образы поэмы, Глушковский ввёл эпизоды и сцены, характерные для музыкального театра того времени. Он поставил большой пятиактный спектакль, каждое из действий которого изобиловало сказочными превращениями. Эти превращения и фантастические эпизоды пронизывают всю ткань спектакля. В программе балета, составленной Глушковским, было намечено много волшебных эпизодов, требовавших сложной сценической техники и художественной изощренности: так, «Злотвора, превратясь в карлу Черномора, уносила Людмилу на облаке, окруженном фуриями. Голова, отражая нападение Руслана, превращалась в воинов и двенадцатиглавого змея. Затем на витязя набрасывались адские чудища, вылетавшие из водопада, а красавицы, после тщетной попытки соблазнить его, оборачивались разъярёнными фуриями»[3].

В декабре 1824 года Шарль Дидло и Огюст Пуаро перенесли балет на столичную сцену: спектакль был впервые показан 2 декабря в петербургском Большом театре, в бенефис Огюста. В этой постановке партию Руслана исполнял Николай Гольц, партию Людмилы — воспетая Пушкиным Авдотья Истомина (позднее в этой роли среди прочих выступали Варвара Лопухина и Александра Шемаева)[1].

По традиции того времени, балет шёл в один вечер с другими спектаклями. Так, «Санкт-Петербургские ведомости» от 8 января 1833 года сообщали: «В Большом театре идёт водевиль и одноактная комедия, а в заключении — большой волшебно-героический балет в пяти действиях „Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника“»[4].

Музыка

Партитура отличалась разнообразием выразительных средств, эффектной инструментовкой, близостью к мелодике бытового романса[5]. Композитор использовал в музыке балета русский песенно-танцевальный фольклор в сочетании с фольклором других народов, включая восточный. Среди танцев были народные венгерский, татарский, польский и др. Использование фольклорных мелодий придали главным темам характерную окраску.

Точная очерченность тематических линий, присущая всей партитуре, ясно определилась уже во вступлении к балету: «В основе увертюры (allegro moderate) — две темы: первая — танцевальная, оживлённая, и вторая — энергичная, мужественно-подъёмная; первая главенствует, и её естественно связать с женским образом (Людмилы). Тема эта поочередно поручена солирующему кларнету или фаготу, либо дуэту кларнета и фагота в сопровождении струнных. Вторую тему можно истолковать как попытку характеристики Руслана».

Источники

  1. ↑ 1 2 3 Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника // Балет. Энциклопедия / гл. ред. Ю. Н. Григорович. — М.: Советская энциклопедия, 1981. — С. 438. — 623 с.
  2. ↑ «100 знаменитых оперных либретто», 1999.
  3. ↑ 1 2 Красовская В. М. [feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is5/is5-255-.htm Сюжеты Пушкина в искусстве русской хореографии] // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом), Ин-т театра, музыки и кинематографии. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1967. — Т. 5. Пушкин и русская культура. — С. 255—277.
  4. ↑ Стелла Абрамович. Пушкин в 1833 году. — М.: Слово, 1994. — 618 с. — ISBN 978-5-85050-346-8.
  5. ↑ Шольц Ф. Е. // Музыкальная энциклопедия / Под ред. Ю. В. Келдыша. — Советская энциклопедия. — М.: Советский композитор, 1973—1982.

Напишите отзыв о статье "Руслан и Людмила (балет, 1821)"

Литература

  • Глушковский А. П. Воспоминания балетмейстера. — Л.-М., 1940

Отрывок, характеризующий Руслан и Людмила (балет, 1821)

– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Руслан_и_Людмила_(балет,_1821)&oldid=81139221»