Русская Америка

Русская Америка
владения Российской империи
1772 — 1867 →   →   →
Флаг Российско-американской компании Малый герб Российской империи
Русская Америка в 1860 году
Столица	Ново-Архангельск
Крупнейшие города	Ново-Архангельск
Язык(и)	русский
Денежная единица	рубль
Площадь	1 518 800 км²
Население	812 русских и примерно до 60 000 индейцев и эскимосов (1867)
Губернатор
-	см. список

К:Появились в 1772 годуК:Исчезли в 1867 году

Ру́сская Аме́рика — совокупность владений Российской империи в Северной Америке, включавшая Аляску, Алеутские острова, архипелаг Александра и поселения на тихоокеанском побережье современных США (крепость Росс), а также Елизаветинскую крепость (Гавайи).

История

Первыми русскими, которые со стороны Сибири открыли Аляску (Америку), были моряки экспедиции Семёна Дежнёва в 1648 году. Существует предположение, что часть мореходов после кораблекрушения одного из кочей могла высадиться на американский берег и основать первое нежизнеспособное поселение Кынговей.

В «Хронографе» энциклопедиста Сибири Семёна Ремезова (ум. после 1720) содержались сведения об Америке с указанием источника: «В космографии же писано об Америке, яко стоит средь великого моря окияна, человеком вся та земля непостижна суть…»

В 1700-х годах движение русских в Америку осуществлялось по двум направлениям, по Алеутскому пути и через Берингов пролив, наиболее интенсивно использовали Алеутский путь.

В 1732 году Михаил Гвоздев и Фёдоров на боте «Святой Гавриил» совершили плавание к берегам «Большой земли» (северо-западной Америки), первыми из европейцев достигли побережья Аляски в районе Мыс Гвоздева (переименован в мыс Принца Уэльского). Гвоздев определил координаты и нанёс на карту около 300 км побережья полуострова Сьюард, описал берега пролива и острова, лежащие в нём. В октябре 1732 года вернулся в Нижнекамчатский острог.

В 1741 году экспедиция Беринга на двух пакетботах «Святой Петр» (Беринг) и «Святой Павел» (Чириков) исследовала Алеутские острова и берега Аляски. В 1772 году на алеутской Уналашке было основано первое торговое русское поселение.

3 августа 1784 года на остров Кадьяк (Бухта Трёх Святителей) прибыла экспедиция Григория Шелихова в составе трех галиотов («Три святителя», «Св. Симеон» и «Св. Михаил»). «Шелиховцы» (Северо-Восточная компания) начали осваивать остров, подчиняя местных эскимосов (конягов), способствуя распространению православия среди туземцев и внедряя ряд сельскохозяйственных культур (свёкла, репа). Поселение на острове Кадьяк получило название Павловская гавань. В 1783 году Екатерина II утвердила Американскую Православную епархию. В 1793 году на остров Кадьяк прибыла православная миссия в составе 5 монахов Валаамского монастыря, которых возглавил архимандрит Иоасаф (епископ Кадьякский). Миссионеры незамедлительно начали возводить храм и обращать язычников в православную веру. В 1795 году русским промышленникам под предводительством Александра Баранова удалось продвинуться до Якутата.

Одновременно с компанией Шелихова Аляску осваивала конкурировавшая с ним компания купца Павла Лебедева-Ласточкина. Снаряжённый им галиот «Св. Георгий» (Коновалов) прибыл в 1791 году в залив Кука, а его экипаж основал Николаевский редут. В 1792 году «лебедевцы» основали поселение на берегах озера Илиамна и снарядили экспедицию Василия Иванова к берегам реки Юкон. Однако компания Лебедева-Ласточкина к 1798 году разорилась, не выдержав конкуренции с шелиховцами, из-за отсутствия хорошего снабжения с метрополией в Сибири и восстания индейцев атна.

В 1799 году году была основана Михайловская крепость (Ново-Архангельск). Посёлок быстро рос. К 1819 году там проживало больше 200 русских и тысяча туземцев. Появились начальная школа, верфь, церковь, цейхгаузы, арсенал и разные мастерские. Компания вела охоту на каланов и торговлю их мехом, основала свои поселения и фактории. Основной рабочей силой в колониях были алеуты. Так русские называли всех туземцев, которых принуждали ходить на промысел калана.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

С 1802 года столицей русской Америки стал Ново-Архангельск. Фактически управление американскими территориями вела Российско-американская компания, главный штаб которой находился в Иркутске. Официально Русская Америка была включена в состав сначала Сибирского генерал-губернаторства, а после его разделения в 1822 году на Западное и Восточное — в состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства.

11 сентября 1812 года Иван Кусков основал крепость Росс (в 80 км к северу от Сан-Франциско в Калифорнии), ставшую южным форпостом русской колонизации Америки. Формально эта земля принадлежала Испании, однако Кусков купил её у индейцев. Вместе с собой он привёл 95 русских и 80 алеутов.

Границы Русской Америки с владениями других стран

В 1825 году была подписана Англо-русская конвенция о разграничении их владений в Северной Америке (в Британской Колумбии): устанавливалась пограничная черта, отделявшая владения Британии, граница проходила по хребту Скалистых гор. При этом русская сторона никогда не делала попытки переходить за Скалистые горы, хотя на протяжении почти полустолетия там была абсолютно безлюдная территория.

Потеря Русской Америки

Неоднозначно историки относятся к продаже Аляски. Одни^[кто?] придерживаются мнения, что эта мера была вынуждена, из-за ведения Россией Крымской кампании (1853—1856) и тяжелого положения на фронтах. Другие^[кто?] настаивают на том, что это была чисто коммерческая сделка, не лишённая коррупционной составляющей в русском правительстве.

В январе 1841 года крепость Росс была продана гражданину Мексики Джону Саттеру. А в 1867 году Аляска была продана США за 7 200 000 долларов.

1 января 1868 года 69 солдат и офицеров Ново-Архангельского гарнизона выехали в Николаевск-на-Амуре на судне РАК «Нахимов». Группа, состоящая из колониальных граждан и креолов, выехала 24 апреля 1868 года в Николаевск-на-Амуре на судне «Император Александр II». Последняя группа русских покинула Ново-Архангельск 30 ноября 1868 года на купленном для этих целей судне «Крылатая стрела», которое следовало в Кронштадт. Всего на этом судне выехало 309 человек.

Население

Коренным населением Аляски являлись алеуты, индейцы и эскимосы. В русских записках упоминаются эскимосы-чугачи (живущие близ гор Чугач), индейцы-кенайцы (близ полуострова Кенай). Алеуты упоминались под собственным именем, хотя отдельно выделяются кадьякцы (с острова Кадьяк). Называются также индейцы эяки и колоши (тлинкиты из окрестностей Якутата или Ситки: ситхинские колоши).

Эскимосы называли русских косяками (казаками), а потомки аборигенок и русских назывались креолами.

По степени зависимости туземцы превращались в каюров или аманатов.

Губернаторы Русской Америки

1. Александр Андреевич Баранов: 1790—1818
2. Леонтий Андрианович Гагемейстер: 1818—1818
3. Семён Иванович Яновский: 1818—1820
4. Матвей Иванович Муравьёв: 1820—1825
5. Пётр Игорович Чистяков: 1825—1830
6. Фердинанд Петрович Врангель: 1 июня 1830 — 29 октября 1835
7. Иван Антонович Купреянов: 29 октября 1835 — 25 мая 1840
8. Адольф Карлович Этолин: 25 мая 1840 — 9 июля 1845
9. Михаил Дмитриевич Тебеньков: 1845—1850
10. Николай Яковлевич Розенберг: 14 октября 1850 — 31 марта 1853
11. Александр Ильич Рудаков: 31 марта 1853 — 22 апреля 1854
12. Степан Васильевич Воеводский: 22 апреля 1854 — 22 июня 1859
13. Иван Васильевич Фуругельм: 22 июня 1859 — 2 декабря 1863
14. Дмитрий Петрович Максутов: 2 декабря 1863 — 18 октября 1867

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Административное деление

Центром управления был Охотск, затем Кадьяк и с 1804 (или 1808) года — Ново-Архангельск. Колония разделялись на отделы, которые управлялись конторами. Начальник отдела назывался правителем конторы. При образовании Российско-американской компании в 1798 году контор было четыре:

• Кадьякская;
• Курильская;
• Уналашкинская;
• Уратская (в Охотске).

В 1804 году образован Ситхинский отдел.

В 1860-х годах существовало 6 отделов:

• Атхинский — все Алеутские острова к западу от острова Амухты;
• Кадьякский — от залива Якутат (части залива Аляска) и меридиана горы св. Ильи до реки Кускоквим и меридиана Шумагинских островов; к нему принадлежали все острова к востоку от Шумагинских;
• Курильский — все Курильские острова, от острова Уруп на юге до острова Шумшу на севере;
• Северный или Михайловский — бассейн реки Квихпах и всё пространство к северу от реки Кускоквим до Ледовитого океана и до Берингова пролива;
• Ситхинский — острова и материк Америки, от залива Якутат (Беринга) к югу до 54°40' северной широты
• Уналашкинский — остальная (западная) часть полуострова Аляски, острова Шумагинские, Лисьи и Прибылова.

Кадьякский отдел был подчинён Кадьякской конторе, все остальные — Ситхинской конторе

Русская Америка в западной историографии

Интерес западной науки к русскому освоению Северной Америки проявился после продажи Россией Аляски в 1867 году. Освоение Русской Америки в западной историографии считается важным пунктом в истории «русской восточной экспансии». Согласно утвердившемуся представлению, русское освоение Северной Америки было изначально обречено на провал. Исследователи Г. Х. Бэнкрофт и У. Х. Долл, выступая за скорейшую «американизацию» бывших владений России, писали о негативных последствиях российской политики в Америке: истреблении пушного зверя и «варварском» отношении русских к коренному населению. К. Л. Эндрюсом (ум. 1948) был оспорен сложившийся взгляд на историю Русской Америки. Причинами прихода русских в Северную Америку назывались торговые интересы (Р. Кернер), потеря Амура в 1689 году, совокупность политических и торговых интересов. Немецкий историк Ю. Семенов считал, что от активности в Америке Россию сдерживал страх перед столкновениями с англичанами и испанцами. Этот автор утверждал, что целью создания РАК было стремление Павла I ослабить положение Ост-Индской компании. О чрезмерной осторожности России в Северной Америке писал и канадский исследователь Г. Баррэт. Канадский историк Дж. Гибсон, видевший в упадке пушного промысла причину потери Россией американских владений, в конце XX века отмечал: «Россия всегда была отсталой страной. Можно себе представить отсталость самой отдалённой из её колоний».

Память

Ежегодно Форт-Росс посещают 150 000 человек. В нём происходит ряд культурных событий. Наиболее значительным является День культурного наследия, проводимый ежегодно в последнюю субботу июля, в программе которого православная литургия, выступления музыкальных и фольклорных коллективов, показательные стрельбы из исторического стрелкового оружия.

В топонимике

• Архипелаг Александра (англ. Alexander Archipelago) — в честь губернатора Александра Баранова.
• Остров Баранова (англ. Baranof Island) — в честь губернатора Александра Баранова.
• Пролив Шелихова (англ. Shelikof Strait) — в честь Григория Шелихова.
• Вулкан Вениаминова (англ. Mount Veniaminof) — в честь священника Иоанна Вениаминова, будущего святого митрополита Московского Иннокентия
• Острова Прибылова (англ. Pribilof Islands) — в честь Гаврилы Прибылова
• Острова Шумагина (англ. Shumagin Islands) — в честь матроса Никиты Шумагина, участвовавшего в экспедиции Беринга.
• Андреяновские острова — в честь купца Андреана Толстых.
• Остров Купреянова (англ. Kupreanof Island) в честь аляскинского губернатора Ивана Купреянова
• Остров Врангеля — в честь аляскинского губернатора Врангеля.
• Остров Чичагова (англ. Chichagof Island) — в честь российского адмирала Василия Чичагова

В нумизматике

Государственным банком СССР в 1990—1991 году была начата серия «250 лет открытия Русской Америки». В серии вышли две платиновые монеты, посвященные боту «Святой Гавриил», на котором в 1732 году была совершена экспедиция к берегам Берингова пролива, и русскому церковному деятелю, этнографу и естествоиспытателю, миссионеру и первому исследователю алеутов — митрополиту Иннокентию (Иван Евсеевич Вениаминов).

В тот же период в СССР вышли четыре монеты из палладия номиналом 25 рублей из той же серии с портретами Витуса Беринга и Александра Баранова, изображениями пакетботов «Св. Пётр» и «Св. Павел», Ново-Архангельска и Гавани Трёх Святителей, а также две серебряные монеты, посвящённые крепости Росс и экспедиции Джеймса Кука в Русскую Америку.

Платиновые монеты из серии «250 лет открытия Русской Америки»

Бот «Святой Гавриил»
Дата выпуска	Номинал	Качество	Металл, проба	Масса общая, г	Масса чистого металла не менее, г	Диаметр, мм	Тираж, шт.	Аверс	Реверс
1990	150 рублей	пруф	плат. 999/1000	15.56557	15.55	28,6	6.500
Аверс: герб СССР, под ним название государства СССР. Внизу по бокам, отделенные от верхней части поля черточками: знак монетного двора (справа) и проба и масса чистого металла (слева). В нижней части поля монеты в две строки указан номинал: «150 // рублей»; под ним — год. Реверс: изображение парусника в волнах, вокруг него по периметру монеты надписи: в верхней части — «250 лет открытия Русской Америки», в нижней — «Бот Св.Гавриил / М.Гвоздев•1732», разделённая декоративным элементом. Художник: ??? Чеканка: Ленинградский монетный двор.
Серия: 250-летие открытия Русской Америки. Иоанн Вениаминов
Дата выпуска	Номинал	Качество	Металл, проба	Масса общая, г	Масса чистого металла не менее, г	Диаметр, мм	Тираж, шт.	Аверс	Реверс
1991	150 рублей	пруф	плат. 999/1000	15.56557	15.55	28,6	6.500
Аверс: герб СССР, под ним название государства СССР. Внизу по бокам, отделенные от верхней части поля черточками: знак монетного двора (справа) и проба и масса чистого металла (слева). В нижней части поля монеты в две строки указан номинал: «150 // рублей»; под ним — год. Реверс: изображение Ивана Вениаминова в монашеском обличье и с крестом в руке на фоне парусника, вокруг него по периметру монеты надписи: в верхней части — «250 лет открытия Русской Америки», в нижней — «Иоанн Вениаминов•миссионер и просветитель». Художник: ??? Чеканка: Ленинградский монетный двор.

В филателии

• Почтовые марки СССР
• 1991 CPA 6302.jpg

  Г. И. Шелихов

• Stamp of Alexander Andreyevich Baranov.jpg

  А. А. Баранов

• Stamp Ku.JPG

  И. А. Кусков

См. также

• Елизаветинская крепость (Гавайи)
• Ново-Архангельск
• Русская Америка (газета)
• Формирование территории Российской империи

Литература

• Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки: До конца XIX века / Отв. ред. А. П. Окладников; Ин-т истории СССР. — М.: Наука, 1982. — 288 с.
• Алексеев А. И. Судьба Русской Америки. — Магадан: Кн. изд-во, 1975. — 328 с. — (Дальневосточная историческая библиотека).
• Варшавский С. Р. Увековеченная слава России: Топонимические следы Русской Америки на карте Аляски. — Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1982. — 208 с.
• Виньковецкий И. Русская Америка: заокеанская колония континентальной империи, 1804—1867 / Пер. с англ. С. Константинова; науч. ред. перевода А. Миллер. — М.: Новое лит. обозрение, 2015. — 320 с.
• Гринёв А. В. Кто есть кто в истории Русской Америки: Энциклопедический словарь-справочник / Под. ред. акад. Н. Н. Болховитинова. — М.: Academia, 2009. — 672 с. — (Справочники. Энциклопедии. Словари). — ISBN 978-5-87444-340-5.
• Кочедамов В. И. [www.russianlaw.net/art/kochedamov/america/ Русские поселения в Северной Америке] // Арх. наследство. — 1967. — № 16. — С. 107—120.
• Окладников А. П., Васильевский Р. С. По Аляске и Алеутским островам / Сиб. отд. АН СССР; Ин-т истории, филологии и философии. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд, 1976. — 168 с. — (Научно-популярная серия).
• Скарбек И. Ю. За тридевять земель. — М.: Молодая гвардия, 1988. — 224 с.
• Фёдорова С. Г. Русское население Аляски и Калифорнии: (конец XVII века — 1867 г.). — М.: Наука, 1971. — 296 с.

Ссылки

• [www.siberianway.ru/russian-america.html Русская Америка: история освоения]
• [www.bbc.co.uk/russian/russia/2014/10/141022_alaska_russia_history Русская Америка: как Россия приобрела и потеряла Аляску]
• [fort-ross.info/ Форт-Росс]
• [www.akip.org/rusus.html Русско-американский договор 1867, продажа Аляски]
• [orthodoxwiki.org/Orthodoxy_in_Hawaii История русской православной церкви на Гавайях]
• [news.bbc.co.uk/2/hi/americas/3531458.stm Православие на Аляске]
• [www.alaskanchurch.org/index.html Сайт православного епископата на Аляске]
• [pribaikal.ru/rus-america.html Научные статьи по истории Русской Америки]
• [ninilchik.noadsfree.com/nin-fest.pdf А. А. Кибрик НЕКОТОРЫЕ ФОНЕТИЧЕСКИЕ И ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ РУССКОГО ДИАЛЕКТА ДЕРЕВНИ НИНИЛЧИК (АЛЯСКА)]
• [www.sergeantbasyuk.com/ Русские на службе в Армии США]
• [www.iamfrom.ru IamFrom.Ru] — сообщество для русских жителей США. Поиск друзей, жилья, работы и много другого в популярных городах Америки.

Отрывок, характеризующий Русская Америка

Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.