Русская океанская экспедиция в Испанию (1725—1726)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Русская океанская экспедиция в Испанию (1725—1726)
Страна Российская империя Российская империя
Дата начала 14 (15) мая 1725 года
Дата окончания 15 (26) мая 1726 года
Руководитель капитан 3-го ранга И. Кошелев
Состав
Маршрут

1 — Ревель, 2 — Эльсинор, 3 — о. Тромзунд, 4 — о. Барро (англ.), 5 — о. Льюис, 6 — Лимерик, 7 — мыс Сан-Висенте, 8 — Кадис, 9 — Лиссабон, 10 — Сантандер, 11 — Копенгаген, 12 — Кронштадт
Достижения
  • первое океанское плавание русской эскадры кораблей
  • первое плавание русской эскадры в Испанию

Ру́сская океа́нская экспеди́ция в Испа́нию (Испа́нская экспеди́ция) — первая удачная дальняя русская океанская экспедиция в составе группы кораблей. Состоялась под руководством капитана 3-го ранга И. Кошелева в 17251726 годах. По результатам экспедиции её командир произведён через чин сразу в капитаны 1-го ранга, «понеже он в Испании с российскими кораблями был первый»[1].





Предыстория

Для русских моряков были привычными плавания от Британии до Финского залива, потому что в 17121714 годах в Англии и Голландии приобретались корабли, которые надо было транспортировать в Россию.

Идея более дальней экспедиции впервые возникла в 1711 году, когда в результате неудачного Прутского похода Россия лишилась выхода к Азовскому морю. Пётр I надеялся добиться у турок разрешения провести через Босфор и Дарданеллы корабли Азовского флота «Гото Предестинация», «Ластка» и «Шпага», с тем чтобы они через Средиземное море ушли в Балтику. На корабли уже были назначены командиры: Симон Шхон, Питер Бредаль и Витус Беринг. Однако турки не позволили пройти проливы, и корабли были проданы Османской империи[2][3].

В 17171719 годах корабль «Армонт» под командованием Якоба Блория совершил плавание из Санкт-Петербурга в Венецию[4]. Любопытно, что Блория на капитанском мостике «Армонта» сменил И. Кошелев, будущий командир Испанской экспедиции.

Следует учесть, что начиная с 1714 года правительство предпринимало неоднократные попытки добраться до Индии. Первоначально речь шла о речном пути. В 1715 году экспедиция поручика А. Бековича-Черкасского обнаружила древнее устье Амударьи (Узбой), когда-то впадавшей в Каспийское море. В следующем году на этом месте был заложен форт, но восточнее Каспия продвинуться не удалось: в 1717 году экспедиция погибла в Хивинском ханстве. Тем не менее через год в Бухарское ханство назначается Ориентальная экспедиция во главе с Ф. Беневени, длившаяся до 1725 года[5].

В 17191720 годах экспедиция под командованием капитан-поручика К. Вердена составляет описание западного и южного берега Каспийского моря. По инструкции Верден везде должен был распространять слух, что описание делается исключительно с коммерческими целями, но вслед за экспедицией последовал Персидский поход (1722—1723). Вероятно, речной путь в Индию показался не очень простым, и в разгар Персидского похода правительство возвращается к идее дальней морской экспедиции.

Начало подготовки

31 мая (11 июня1723 года вице-президент Адмиралтейств-коллегии адмирал К. Крюйс получает указание готовить корабль «Девоншир», фрегат «Эсперанс» и гукор «Кроншлот» (или вместо него фрегат «Св. Яков») для отправки в известную экспедицию[6]. Капитан Кошелев впервые упоминается в связи с этой экспедицией 2 (13) июля[7], из последующих документов ясно, что он является командиром «Девоншира» и всей экспедиции.

Экспедиция готовилась в условиях секретности, поэтому пункт её назначения из документов неясен. Первая версия была высказана в сообщении резидента Республики Семи Объединённых Нижних земель (Нидерландов) в России Вильгельма де Вильде от 9 (20) августа 1723 года:

В настоящую минуту в Кроншлоте снаряжаются три военные корабля. На них будут укладывать ружья, боевые припасы, канаты и прочее, и, как говорят, с первым попутным ветром пошлют их в Испанию. Адмиралу Крюйсу поручено производить снаряжение судов в эту экспедицию, и потому он ездил уже несколько раз в Кроншлот для надзора за их нагрузкой. Некоторые думают, что груз их назначается в Восточную Индию, но положительно утверждать это нет ещё достаточно основания[8].

Из русских документов следует лишь то, что:

  • Кошелев собирался вести экспедицию в открытый океан, обходя Британские острова с западной стороны;
  • командир гукора «Крошлот» лейтенант Василий Шапкин был против выхода в открытый океан, и вроде бы предполагалось, что гукор должен будет оторваться от экспедиции в Северном море и следовать Ла-Маншем во французский Бордо[9];
  • на пути экспедиции могли встретиться берберские пираты или мавры[10].

30 августа (10 сентября) президент Адмиралтейств-коллегии Ф. М. Апраксин отдал устный приказ разоружить в Ревеле «Девоншир» и «Эсперанс», отложив экспедицию до следующей навигации (эта мера не касалась гукора «Крошлот»)[11]. По утверждению советских исследователей А. Б. Давидсона и В. А. Макрушина, капитан Роберт Нанинг «за пропуск удобного времени для похода в указанное место» был отдан под суд[12]. В то же время данное утверждение представляется необоснованным по следующим причинам:

  • в «Материалах для истории русского флота» Р. Наннинг нигде не упоминается ни в связи с Испанской экспедицией, ни в связи с наказанием за неё;
  • во время экспедиции и подготовки к ней Наннинг не только не был капитаном, но даже звание капитан-лейтенанта получил только 15 (26) декабря 1727 года;
  • всего спустя полтора года после своей мифической отдачи под суд, 12 (23) февраля 1725 года лейтенант Наннинг прикомандирован на 3 месяца к Санкт-Петербургскому адмиралтейству для участия в кригсрехтах[13].

Скорее, истинной причиной отложения экспедиции стала идея вице-адмирала Д. Вильстера об отправке Мадагаскарской (Индийской) экспедиции с целью создания на Мадагаскаре русской перевалочной базы для морских плаваний в Индию.

Завершение подготовки

Подготовка Испанской экспедиции возобновляется 22 февраля (4 марта1724 года в составе тех же кораблей. Ответственность за подготовку возложена теперь на главного командира Ревельского порта шаутбенахта Я. Фангофта[14]. 5 (16) августа император Пётр приказал вновь отложить экспедицию, «Девоншир» и «Эсперанс» разоружить и выгрузить, а «Кроншлот» направить во Францию[15]. В результате в октябре 1724 — сентябре 1725 года гукор «Кроншлот» (лейтенант В. Шапкин) совершил плавание во французский Бордо, а остальные два корабля опять зазимовали в Ревеле.

18 (29) сентября 1724 года на заседании Сената были заслушаны донесения торгового советника в Кадисе князя И. А. Щербатова и консула в Бордо И. А. Алексеева. По изучении донесений Пётр I издал 4 (15) декабря указ о том, что необходимо направить в Испанию три, а во Францию — один корабль с товарами[16]. Интересно, что в те же дни император принял решение об отправке Первой Камчатской экспедиции под командованием капитана 1-го ранга В. Беринга.

9 (20) декабря командир Ревельской эскадры шаутбенахт лорд К. Дуффус получил указание обеспечить к 1 (12) апреля 1725 года готовность к совершению дальних плаваний кораблям «Девонширу», «Эсперансу», «Армонту», «Декронделивде» и «Амстердам-Галею»[17]. Уже в феврале 1725 года определено, что «Девоншир» вместе с участвовавшими в неудачной Мадагаскарской экспедиции фрегатами «Амстердам-Галей» (капитан-лейтенант Д. И. Мясной) и «Декронделивде» (капитан-лейтенант М. Киселёв) отправляется в Испанию под общим командованием Кошелева[18]. Ранее предназначавшийся в экспедицию Кошелева «Эсперанс» решено вслед за «Кроншлотом» тоже отправить во Францию[19].

Находившиеся в экспедиции товары по документам (фактурам и коносаментам) числились отправляемыми от имени петербургского купца Алексея Семенникова в адрес находящегося в Испании его брата Льва Семенникова. Морские офицеры по этим документам были указаны как шкиперы[20]. Последним шагом в подготовке экспедиции стало решение продать в Испании «Амстердам-Галей» и «Декронделивде», если будет предложена достаточная цена[21].

4 (15) мая 1725 года сменившая Петра Великого императрица Екатерина I своим указом составила инструкцию руководителю экспедиции «от флота шкиперу Ивану Михайлову»[16]. 11 (22) мая корабли вышли из Ревельской гавани и встали на рейд. 13 (24) мая последний визит в эскадру нанёс ревельский флагман лорд Дуффус[22].

Плавание

Отряд преодолел маршрут: Ревель (14 (25) мая) — датский Эльсинор (25 мая (5 июня)) — о. Тромзунд возле норвежского Арендала (3 (14) июня) — остров Баррей (англ.) среди Оркнейских островов (15 (26) июня) — шотландский о. Льюис в архипелаге Внешние Гебриды (17 (28) июня) — Голуэйский залив в Ирландии (10 (21) июля) — португальский мыс Сан-Висенте (15 (26) августа) — испанский Кадис (18 (29) августа)[22]. По прибытии флагман эскадры отправил донесение президенту Адмиралтейств-коллегии:

Сего августа 16 дня 1725 года корабль Девоншир и фрегаты Кронделивде и Амстердам-Галей и при них служители прибыли в Испанию к городу Кадиксу благополучно, а товары начали сего нижеписанного числа сгружать, а чтож умедления имели в пути нашем, и на оное покорно доношу, понеже стояли жестокие противные ветры, отчего корабль Девоншир раскачало, что и борты от палубы отставали; и для оного принуждены были зайти в Ирляндию в реку Лимрику, для покупки кокор и утверждения борта к палубе…[23]

Выгрузив товар и нагрузившись солью[22], так и не реализовав намерение продать в Испании русские фрегаты, 30 сентября (11 октября) эскадра снялась с якоря и взяла курс на Родину. 16 (27) ноября отряд пришёл в Лиссабон, а 14 (25) декабря суда вынуждены были зайти в порт Сантандер, угодив в Бискайском заливе под шторм[22].

Во время зимовки в Сантандере капитан Кошелев получил задание приискать в европейских странах 5—10 штурманов для службы в русском флоте[24].

Снова в море получилось выйти только 11 (22) марта 1726 года. Обогнув с запада остров Великобритания, корабли взяли курс на пролив Скагеррак и 15 (26) апреля были в Эльсиноре. Зайдя 20 апреля (1 мая) в Копенгаген, уже через 10 дней эскадра достигла начального пункта своего путешествия — Ревеля. В Ревеле эскадру инспектировал контр-адмирал Т. Сандерс, после чего она отправилась в Кронштадт, чтобы 15 (26) мая торжественно войти в гавань[25].

Итоги экспедиции

16 (27) мая 1726 года, на следующий день после прибытия экспедиции в Кронштадт, по указу Екатерины I командир эскадры от флота 3-го ранга капитан Иван Кошелев, «другим не в образец», произведён через чин сразу в капитаны 1-го ранга, «понеже он в Испании с российскими кораблями был первый»[1][26].

2 (13) декабря Адмиралтейств-коллегия приняла решение, что все обер- и унтер-офицеры, принимавшие участие в Испанской экспедиции, по достижении 4 лет выслуги в текущем звании освобождаются от сдачи экзамена при производстве в следующий чин[27]. В составе экипажей набирались опыта некоторые будущие участники Великой Северной экспедиции, в частности, Д. Л. Овцын[28].

Испанцы дали хороший отзыв о русской парусине и попросили ещё[29]. В свою очередь, в Россию экспедиция доставила не только соль, но также изюм, оливковое масло и двух оказавшихся за границей русских подданных, неких Марью с дочерью Аникой[30].

Наконец, 21 июня (2 июля1726 года во французский Бордо отправился последний из готовившихся первоначально в секретную экспедицию под руководством капитана Кошелева судов — фрегат «Эсперанс» (капитан Михаил Антуфьев)[31]. Отправка кораблей во Францию не сулила коммерческой выгоды, однако Екатерина I преследовала цель как практического обучения экипажей, так и «для слуха народного, что корабли российские в порты французские ходят»[1].

В 1728 году фрегаты «Амстердам-Галей» и «Декронделивде» совершили плавание от Кронштадта до острова Кильдин (1,5 км от современного Мурманска) в Баренцевом море. Следующего дальнего плавания русскому флоту пришлось ждать до 1764 года, когда фрегат «Надежда Благополучия» под командованием Ф. С. Плещеева совершил плавание от Кронштадта до Ливорно[32][33].

Напишите отзыв о статье "Русская океанская экспедиция в Испанию (1725—1726)"

Примечания

  1. 1 2 3 Веселаго Ф. Ф. [militera.lib.ru/h/veselago_ff/05.html Глава V. Русский военно-морской флот с 1725 года до начала «Семилетней войны» (1756–1763 гг.)] // [militera.lib.ru/h/veselago_ff/index.html Краткая история Русского Флота]. — 2-е изд. — М.-Л.: Военно-морское издательство НКВМФ СССР, 1939. — С. 60. — 304 с.
  2. Берх В. Н. Жизнеописания первых российских адмиралов или опыт истории российского флота: Часть первая. — СПб.: В Морской Типографии, 1831. — С. 162-165.
  3. Берх В. Н. Жизнеописания первых российских адмиралов или опыт истории российского флота: Часть вторая. — СПб.: В Морской Типографии, 1832. — С. 203.
  4. Копелев Д. Н. Золотая эпоха морского разбоя. Пираты. Флибустьеры. Корсары. — М.: Остожье, 1997.
  5. Хидоятов Г. А. [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1207201380 Как Петр Первый окно в Среднюю Азию прорубал] (рус.). ЦентрАзия (03.04.2008). Проверено 24 сентября 2012.
  6. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/682/mode/1up 2516. Указ графа Апраксина адмиралтейств-коллегии, 1723 года мая 31] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 672.
  7. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/687/mode/1up 2527. Указ Государя о каютных деньгах на суда, назначенные в секретную экспедицию, 1723 года июля 2] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 676.
  8. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/695/mode/1up 2545. Выписка из донесения де-Вильде Генеральным Штатам Соединённых Нидерландов из С. Петербурга, 1723 года августа 9/20] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 684.
  9. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/697/mode/1up 2551. Письмо Шапкина к Макарову с гукора Крошлот из Ревеля, 1723 года августа 19] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 686.
  10. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/697/mode/1up 2545. Инструкция капитану Кошелеву, 1723 года августа] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 686—688.
  11. [runivers.ru/bookreader/book10219/#page/699/mode/1up 2554. Выписка из протокола адмиралтейств-коллегии, 1723 года августа 30] // [runivers.ru/lib/book3183/10219/ Материалы для истории русского флота: Часть II]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1865. — С. 688.
  12. Давидсон А. Б., Макрушин В. А. [www.geografia.ru/petr_madagascar.html Экспедиция на Мадагаскар Петра I] // Облик далёкой страны. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1975.
  13. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/110/mode/1up Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 104, 537.
  14. [runivers.ru/bookreader/book10221/#page/654/mode/1up Именные указы, объявленные адмиралтейств-коллегией, и извлечения из указов, журналов и протоколов коллегии, 1717—1725] // [runivers.ru/lib/book3183/10221/ Материалы для истории русского флота: Часть IV]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1867. — С. 629.
  15. [runivers.ru/bookreader/book10221/#page/687/mode/1up Именные указы, объявленные адмиралтейств-коллегией, и извлечения из указов, журналов и протоколов коллегии, 1717—1725] // [runivers.ru/lib/book3183/10221/ Материалы для истории русского флота: Часть IV]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1867. — С. 662.
  16. 1 2 [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVII/1660-1680/Rus_Isp/41-60/42.htm Указ Петра I Адмиралтейской коллегии «О гишпанском деле»] (рус.). Восточная литература (4 января 1725). Проверено 27 февраля 2012.
  17. [runivers.ru/bookreader/book10221/#page/716/mode/1up Именные указы, объявленные адмиралтейств-коллегией, и извлечения из указов, журналов и протоколов коллегии, 1717—1725] // [runivers.ru/lib/book3183/10221/ Материалы для истории русского флота: Часть IV]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1867. — С. 691.
  18. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/115/mode/1up 111. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1725 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 108.
  19. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/140/mode/1up 111. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1725 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 134.
  20. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/143/mode/1up 111. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1725 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 136.
  21. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/146/mode/1up 111. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1725 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 140-141.
  22. 1 2 3 4 [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/97/mode/1up Шханечные журналы за 1725 год. Корабль Девоншир и фрегаты Кронделивде и Амстердам-Галей] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 90-93.
  23. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/66/mode/1up 86. Донесение капитана Ивана Кошелева графу Апраксину с корабля Девоншир из Кадикса, 1725 года августа 24] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 60.
  24. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/306/mode/1up 194. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1726 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 299.
  25. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/273/mode/1up Шханечные журналы за 1726 год. Корабль «Девоншир» и фрегаты «Амстердам-Галей» и «Кронделивде»] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 266-267.
  26. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/336/mode/1up Именные указы, объявленные адмиралтейств-коллегией, и извлечения из указов, журналов и протоколов коллегии, 1717—1725] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 329-330.
  27. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/376/mode/1up 194. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1726 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 369.
  28. Григоров А. А. [costroma.k156.ru/d/16_ovtsyn.html Русский мореплаватель — Дмитрий Леонтьевич Овцын] // [costroma.k156.ru/d/index.html Из истории костромского дворянства]. — Кострома: Костромской фонд культуры, 1993. — ISBN 5-7184-0005-9.
  29. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/351/mode/1up 194. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1726 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 345.
  30. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/342/mode/1up 194. Извлечение из журналов адмиралтейств-коллегии 1726 года] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 335-336.
  31. [runivers.ru/bookreader/book10222/#page/274/mode/1up Шханечные журналы за 1726 год. Фрегат «Эсперанс»] // [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875. — С. 267.
  32. Смилянская Е. Б., Смилянская И. М., Велижев М. Б. Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой. — М.: Индрик, 2011. — 840 с. — ISBN 978-5-91674-129-2.
  33. Образцов В. [www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=3374&n=154 «Надежда Благополучия». Первый екатерининский фрегат в Средиземном море] // Родина : журнал. — М., 2010. — № 2. [archive.is/NDEt9 Архивировано] из первоисточника 26 января 2013.

Литература

  • Веселаго Ф. Ф. [militera.lib.ru/h/veselago_ff/05.html Глава V. Русский военно-морской флот с 1725 года до начала «Семилетней войны» (1756–1763 гг.)] // [militera.lib.ru/h/veselago_ff/index.html Краткая история Русского Флота]. — 2-е изд. — М.-Л.: Военно-морское издательство НКВМФ СССР, 1939. — С. 60. — 304 с.
  • Галенко В. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2583/ Первыми кругом света] // Вокруг света : журнал. — М., 1982. — № 11 (2506).
  • Давидсон А. Б., Макрушин В. А. [www.geografia.ru/petr_madagascar.html Экспедиция на Мадагаскар Петра I] // Облик далёкой страны. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1975. — 424 с. — 15 000 экз.
  • [runivers.ru/lib/book3183/10221/ Материалы для истории русского флота: Часть IV]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1867.
  • [runivers.ru/lib/book3183/10222/ Материалы для истории русского флота: Часть V]. — СПб.: Тип. Морского Министерства, 1875.

Отрывок, характеризующий Русская океанская экспедиция в Испанию (1725—1726)

Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.