Русская почта в Болгарии

Русская почта в Болгарии †
Почтовые штемпели российских военно-полевых отделения и конторы (1878)
История почты
Организована	1877
Закрыта	1879
Первые марки
Стандартная	марки не выпускались
Болгария и прилегающие страны в 1878 году

Русская почта в Болгарии — гражданская и военно-полевая почтовые службы, организованные правительством Российской империи на территории Болгарии и функционировавшие во второй половине XIX века.

Османская империя

Россия относилась к ряду стран, имевших почтовые отделения в Османской империи, и содержала во второй половине XIX века почтовую службу на территории принадлежавшей туркам Болгарии. Через Болгарию проходил почтовый тракт Россия — Константинополь, и были организованы почтовые отделения. В Бургасе работало агентство Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ). Для почтовых нужд использовались марки русской почты в Османской империи.

Русско-турецкая война (1877—1878)

Военно-полевая почта

Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов отступающая турецкая армия уничтожала телеграфные линии, также были сожжены многие почтовые и телеграфные станции.

12 (24) апреля 1877 года в Кишинёве начала работу русская военно-полевая почта. Её деятельность расширилась в мае того же года. Русские войска организовывали военно-полевые почтовые станции и тракты, восстанавливали уничтоженные телеграфные линии и строили новые. В том же 1877 году были организованы службы в Плоешти, где находилась тогда Главная квартира русской армии.

Солдатская и официальная корреспонденция отправлялась бесплатно. Заказные письма военных, а также вся переписка гражданских лиц, направлявшаяся в Россию, оплачивались по российскому внутреннему тарифу, за границу — соответственно, по заграничному тарифу. Почтовые марки за небольшим исключением, не употреблялись. На корреспонденции ставился штемпель, рисунок которого состоял из двух кругов и текста: «Полевая почтовая контора» и «Полевое почтовое отделение». Кроме этого, в нижней части в скобках ставился номер главной почтовой «конторы», а цифры с двух сторон обозначали порядковый номер подведомственной ей службы — «отделения». Реже употреблялся штемпель с текстом «БЕСПЛАТ.» в центре восьмиугольной рамки. Первоначально почта и телеграф были организованы только для русских войск, позднее они стали предоставлять услуги населению. Русская военно-полевая почта работала в Болгарии до мая — июня 1879 года.

По официальным документам полевая почта русской армии в Болгарии располагала 21 полевым почтовым учреждением, включая одну полевую почтовую контору и 20 полевых почтовых отделений.

Гражданская почта

Перед Гражданским управлением при Штабе русской армии в Болгарии, помимо прочего, стояла задача по устройству почтовой службы в областях, лежавших вне театра военных действий, для дополнения полевой почты, а также для нужд болгарского гражданского населения. Работа почтовой службы русской гражданской администрации началась с создания на местах гражданского административного управления. 4 (16) июля 1877 года в торжественной обстановке в городе Свиштов было объявлено об учреждении первого областного гражданского управления болгарской земли. 28 июля того же года был принят проект, предусматривающий открытие почтовых станций на расстоянии 15 вёрст друг от друга. Каждая станция должна была иметь от 15 до 25 пар лошадей для обслуживания пассажиров и доставки корреспонденции.

Управляющими гражданской почтой в Болгарии были назначены Владимир Трубачёв и Константин Радченко, бывшие до этого почт-директорами Смоленской и Ковенской губерний, соответственно. На места заведующих почтовыми станциями из России были вызваны 38 почтовых чиновников. Остальные должности занимали болгары, знающие русский язык, которые впоследствии составили костяк служащих вновь созданной болгарской почты. Поставка лошадей и перевозка почты сдавались в аренду предпринимателям из России. Распоряжением от 25 сентября 1877 года для всех отправлений были введены российские почтовые тарифы. Первоначально почтовый сбор оплачивался наличными, а затем стали употреблять российские марки. Почтовые марки, штемпели, формуляры и канцелярский материал доставлялись из России.

Прежде всего была устроена почтовая линия, обеспечившая сообщение с Россией от Зимницы (ныне румынский город Зимнича) через Свиштов до Царевца. 17 (29) ноября 1877 года в Свиштове открылась первая почтовая контора, которая имела свой собственный штемпель. Он был круглый, с текстом на русском и болгарском языках. На следующий день почтовые станции были открыты в Царевце, Павлово, Бела, Горна-Студене и Пордиме, а через несколько дней и в других населённых пунктах.

В конце декабря 1877 года почтовая служба осуществлялась уже по шести трактам:

• Зимница — Свиштов — Царевец.
• Царевец — Горна-Студена — Болгарене — Пордим — Плевен — Зетёво — Ловеч — Севлиево — Габрово.
• Севлиево — Ново Село — Тырново.
• Габрово — Дреново — Тырново.
• Царевец — Павлово — Бела.
• Царевец — Павлово — Кочина — Тырново.

Эти почтовые линии служили в первую очередь для нужд русской армии и для перевозки пассажиров, затем на всех станциях была введена пересылка почтовых отправлений.

Начальник русского гражданского управления в Болгарии генерал Д. Г. Анучин циркуляром от 30 января 1878 года потребовал от губернаторов отдельных провинций предоставления ему проектов устройства почт во всех окружных городах. В результате в большинстве городов и на перекрёстках главных дорог в течение 1878 года открывались почтовые станции. По большому тракту, соединявшему Софию, почта отправлялась четыре раза в неделю, по другим — три раза. К 14 мая 1879 года было создано 15 почтовых трактов.

Почтовые штемпели и письма этого времени встречаются очень редко. Хорошо известны штемпели «Свиштовская п. к.» (п. к. — почтовая контора), «Тырновская п. к.», «Габровское п. о.» (п. о. — почтовое отделение). Со второй половины 1878 года стали употребляться и другие штемпели. Их рисунок — два круга с названием населённого пункта в верхней части на русском языке, а в нижней — на болгарском. Употреблялись также штемпели с названием города только на одном языке (сверху) и почтовой эмблемой (два рожка) или небольшим орнаментом (снизу).

В 1879 году русские марки были повсеместно выведены из почтового обращения и заменены марками Болгарии, а почтовая связь в стране перешла в подчинение болгарских властей.

См. также

• История почты и почтовых марок Болгарии
• История почты России
• Русская почта в Османской империи
• Русская почта за границей

Литература

• Болгария // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/267/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.

• [www.bgpost.bg/Resources/FCK/Image/Hronika/Hronika_Bg_Post_full.pdf 130 години Български пощи. Летопис на една държавност.] — София: Български бестселър, Национален музей на българската книга и полиграфия, 2009. — 192 с. — ISBN 978-954-463-120-8. (болг.) (Проверено 25 апреля 2010)

Ссылки

• Владинец Н. И. [www.fmus.ru/article02/post-ru.html Почтовые отделения за границей]. Почта России. fmus.ru; Филателистический музей и библиотека. — Электронная книга. Проверено 2 декабря 2010. [www.webcitation.org/65SuM1CGV Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].

Портал «Филателия»   Портал «История России»   Портал «Болгария»

Отрывок, характеризующий Русская почта в Болгарии

– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»