Русская служба Би-би-си

Русская служба Би-би-си
Сайт	[www.bbc.co.uk/russian .co.uk/russian]

Русская служба Би-би-си́ (англ. BBC Russian Service) — часть Всемирной службы Би-би-си (BBC World Service), которая вещает на русском языке с 26 марта 1946 года. В марте 2011 года служба полностью перешла на спутниковое и интернет-вещание.

История

Би-би-си вещало на территории России и бывшего СССР более шестидесяти лет. Русская служба Би-би-си — одна из старейших служб корпорации. Первая радиотрансляция BBС для СССР состоялась 23 июня 1941 года. Это была переведенная на русский язык речь премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, который объявил о нападении Германии на СССР. Первой серьёзной передачей корпорации на русском языке была беседа И. В. Сталина с американскими корреспондентами во время Второй мировой войны, когда «Би-би-си» стало платформой для пропаганды совместных военных усилий союзников, и в частности Великобритании и СССР. Бюллетень новостей раз в неделю вели из студий «Би-би-си» два представителя ТАСС, а тексты редактировались советским послом Майским.

Регулярно вещать по-русски Би-би-си начала 26 марта 1946 года. По словам редактора Русской службы Би-би-си Стивена Ика (Steven Eke), «идеологическое противостояние между Востоком и Западом имело непосредственное влияние на Русскую службу Би-би-си». В годы холодной войны её передачи, начиная с 24 апреля 1949 года, подвергались глушению. Тем не менее, Русская служба Би-би-си была второй по популярности в СССР западной радиостанцией, уступая по аудитории «Голосу Америки» почти вдвое. На волнах станции передавалась в том числе и знаменитая музыкальная программа Севы Новгородцева, выходившая в полночь по пятницам и повторявшаяся по субботам. Эта программа длилась 30 минут и знакомила радиослушателей со свежими британскими хит-парадами, а также включала интересные рассказы о западных группах и музыкантах. В 2005 году радиоведущий Русской службы Би-би-си Сева Новгородцев стал кавалером Ордена Британской империи. Эту награду в Букингемском дворце ему вручила лично королева Елизавета II за выдающиеся заслуги в радиожурналистике. Большой популярностью пользовалась информационная программа «Глядя из Лондона» и комментарии дня Анатолия Максимовича Гольдберга.

Вещание

До 2011 года Русская служба Би-би-си вещала ежедневно на Россию на коротких и средних волнах, а также в Интернете. С 24 ноября 2006 года вещание в УКВ-диапазоне в Москве было прекращено из-за «технических проблем», возникших у российских партнёров Британской телерадиовещательной корпорации; по заявлению руководства Би-би-си, оно не имеет информации, позволяющей утверждать о политических мотивах приостановки вещания. С 17 августа 2007 года с 17 часов по московскому времени Би-би-си окончательно потеряла доступ в российский FM-диапазон. Последняя FM-радиостанция, «Большое радио», прекратила транслировать программы Русской службы Би-би-си.

По финансовым причинам и в связи с сокращением штатов 26 марта 2011 года Русская служба Би-би-си прекратила своё вещание на средних и коротких волнах, продолжив публикации и вещание в интернете.

С 19 марта 2012 года Русская служба Би-би-си выпускает ежедневный телевизионный выпуск новостей.

С 30 апреля 2012 года интернет-вещание Би-би-си на русском языке ведется из Broadcasting House на Портленд-плейс в Лондоне. Таким образом, легендарный Буш-хаус, с пятого этажа которого велись трансляции Русской службы Би-би-си со дня её основания, ушёл в историю.

Руководство службы

• Сара Гибсон — Глава службы
• Ян Ледер — Управляющий Редактор
• Артем Лисс — Редактор новостей

Упоминания в массовой культуре

• Радиостанция упоминается в тексте одной из песен панк-рок группы «Тараканы!» — «1975».

1975 год Эра холодной войны вышла на новый виток В вооружённый конфликт втянут Ближний Восток В московской моде клеша, в Нью-Йорке играют панк-рок Голос на «КВ»: «Это Русская Служба Би-Би-Си» Сквозь вой глушилок КГБ Музыку эту сюда доносил 1975 год Эра холодной войны В Нью-Йорке играют панк-рок

• Глушение станции упоминается в песне Александра Галича «О принципиальности»:

Но от зари и до зари Одни глушилки подлые! Молчит товарищ Гольдберг, Не слышно Би-би-си…

Награды

• 2010 год — Премия Рунета в номинации «Культура и массовые коммуникации» за сайт [www.bbcrussian.com www.bbcrussian.com].

Критика

Русская служба BBC упрекалась некоторыми критиками — в частности, комитетом по внешней политике британского парламента, а также собственными сотрудниками, в «чрезмерно мягкой» позиции по отношению к российскому правительству, в том числе при освещении событий, связанных со смертью А. В. Литвиненко. Критике также подверглось решение о прекращении коротковолнового вещания как «уступка российским властям, пытающимся ограничить влияние британских культурных организаций».

См. также

• Иностранное радиовещание на территорию СССР
• Би-би-си
• BBC World Service

Ссылки

• [www.bbcrussian.com/ BBC Russian / Русская служба Би-би-си]. [www.webcitation.org/65Vi036Td Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012].
• [www.bbc.co.uk/ Официальный сайт Би-би-си] (англ.). [www.webcitation.org/65Vi1HiSH Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012].
• [www.bbc.co.uk/russian/includes/1024/screen/audio_console.shtml Прямой эфир Русской службы Би-би-си в Интернете]. [www.webcitation.org/65Vi3aZQU Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012].
• [www.seva.ru/ Официальный сайт Севы Новгородцева]. [www.webcitation.org/65Vi551g9 Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Русская служба Би-би-си

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.