Русская старина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Русская старина

«Русская старина». Титульная страница (1880)
Периодичность:

ежемесячник

Язык:

русский

Страна:

Российская империя Российская империя

История издания:

с 1870 по 1918 год

Доступ:

открытый

«Ру́сская старинá» — ежемесячное историческое издание; основано в Санкт-Петербурге в 1870 году М. И. Семевским, но первое время (почти до конца 1877 года), по соображениям служебного характера, оно не могло выходить под именем своего основателя и руководителя и появлялось за подписью В. А. Семевского. Закрыто в 1918 году.





Журнал при М. И. Семевском

На стыке XIX и XX веков выходил целый ряд исторических периодических изданий: это «Русский архив» и «Исторический вестник», «Киевская старина» и «Вестник всемирной истории», чуть позже «Былое», «Голос минувшего», «Старые годы» и т. д. Журналы такого профиля специализировались на публикации первоисточников, непосредственных «сырых» материалов, которых к 1870-м годам накопилось огромное количество.

Одним из самых ярких журналов была «Русская старина». Основной целью журнала было служить разработке русской истории новейшего времени, начиная с Петра I. Иногда, впрочем, в нём помещались и оригинальные исследования из истории допетровской Руси. Как отмечалось в программном объявлении, цель «Русской старины» будет состоять «в ознакомлении её читателей с „императорским“ периодом отечественной истории и истории русской литературы».

Особенное значение придавалось запискам, воспоминаниям, дневникам, автобиографиям и т. п., причём М. И. Семевский не стеснялся близостью к нам времени, изображаемого в записках. Он находил, что чем ранее появится о ком-нибудь в печати отзыв, который может показаться оскорбительным его близким, тем более представляется удобств для защиты действительно оскорбленного, а вместе с тем — и для восстановления правды путём печати. События, ближайшие к нам, уроки и ошибки недавнего прошлого Семевский считал притом особенно назидательными для будущего. Ему удалось собрать от частных лиц материалы весьма интересные; многие записки составлены исключительно по его настоянию (например, записки Т. П. Пассек, Н. В. Берга, П. А. Каратыгина, Н. Н. Мурзакевича); некоторые рассказы записывались или стенографировались редакцией и затем, с согласия сообщивших сведения, помещались на страницах журнала. Иногда такие записки составлялись в самой редакции по различным материалам и запискам и посылались на просмотр лиц, от имени которых они должны были исходить; так возникли воспоминания И. К. Айвазовского, А. Г. Рубинштейна, Ф. Г. Солнцева и др. В этом отношении М. И. Семевский был типичным редактором-собирателем, тщательно и умело отыскивавшим всюду интересные материалы.

Содержание «Русской старины» при М. И. Семевском отличалось большим разнообразием. Семевский подбирал материалы, которые не переиздавались, не пропускались ранее цензурой, стремился к полному и точному воспроизведению текстов. Внутренняя структура не имела четкой регламентации, определялась жанровыми разделами. Сотрудниками журнала были известные историки и историки литературы: В. А. Бильбасов, И. Е. Забелин, Н. И. Костомаров, Н. К. Шильдер, Д. И. Иловайский. В первый же год существования журнала известный писатель и поэт Михаил Лонгинов (тогда бывший на должности орловского губернатора) опубликовал целую серию исторических статей под заглавием «Биографические сведения о некоторых русских писателях XVIII века», где обнародовал свои ранее неизвестные находки. Разнообразие печатаемых материалов обеспечило журналу широкую аудиторию. На второй год издания (1871) число подписчиков доходило до 3500; в последующие годы число их все увеличивалось и одно время достигало 6000; средним числом журнал расходился ежегодно в количестве 5000 экземпляров; тем не менее и при таком распространении он не приносил дохода, так как издатель постоянно заботился о приобретении новых материалов, пополнении своего архива и улучшении журнала. Объём журнала, против первоначального, увеличился почти втрое; к нему стали прилагаться гравированные портреты русских деятелей, которые с 1879 г. сделались постоянной принадлежностью каждой книжки журнала.

Сам издатель Михаил Иванович Семевский, крупный историк, публицист, обладал прекрасным литературным даром, и все материалы, прошедшие редакторскую подготовку, написаны живым литературным языком. Область интересов Михаила Ивановича Семевского — история России XVII века. Свою первую работу он опубликовал в журнале «Москвитянин». Когда он стал главным редактором «Русской старины», его литературная деятельность отражалась исключительно в этом издании.

После смерти М. И. Семевского (9 марта 1892 г.) издание перешло к его жене, Е. М. Семевской, а затем к С. П. Зыкову. В год смерти её основателя «Русская старина» имела дефицит в 38500 рублей, который покрылся только продажей журнала, с архивом, оставшимися экземплярами журнала за прежние года и всеми клише, за 39500 руб.

В «Русской старине», в отличие от других журналов, была расширена историческая тематика за счет вопросов культуры, искусства, истории освободительного движения. Вследствие последнего к журналу было особенное отношение со стороны цензуры. Так, к публикации были запрещены дневник В. К. Кюхельбекера, глава из статьи об А. М. Булатове (за «восхваление декабристов»), биография Н. Г. Чернышевского. Иногда в публикациях по соображениям цензуры делались купюры.

Несмотря на внешнюю цензуру, редакторские поправки самого Семевского, журнал сделал большой вклад в развитие отечественной культуры. В послереволюционный период многие старые книги уничтожались, и даже в Российских библиотеках не сохранилось ни одного полного комплекта журнала.

Редакторы «Русской Старины»

Основатель и первый редактор — М. И. Семевский. После М. И. Семевского редакторами были: временно А. С. Лоцинский, затем Н. К. Шильдер, Н. Ф. Дубровин.

Лучшие опубликованные материалы

В числе материалов, нашедших себе место в «Русской старине», особенно замечательны:

Крупным вкладом в журнал явились записки и дневник А. В. Никитенко (1888—1892), а также записки Н. И. Пирогова (1884—1885, 1887).

К истории искусства относятся записки М. И. Глинки (1870), воспоминания А. Г. Рубинштейна (1889) и известного архитектора А. Л. Витберга (1872), автобиографии И. П. Пожалостина (1881) и Л. А. Серякова (1875), записки И. К. Айвазовского (1878, 1881), Ф. И. Иордана (1891), Ф. Г. Солнцева (1876), воспоминания В. В. Самойлова (1875), П. А. Каратыгина (1872—77, 1879), Л. Л. Леонидова (1886, 1888), записки Л. П. Никулиной-Косицкой (1878) и др.

На страницах «Русской старины» появлялись думы, послания, эпиграммы К. Ф. Рылеева, басни И. А. Крылова, И. И. Хемницера, А. Е. Измайлова, стихотворения графа А. К. Толстого, К. Р., Я. Б. Княжнина, А. Н. Нахимова, К. П. Батюшкова, барона А. А. Дельвига, М. П. Розенгейма, В. А. Жуковского, М. Ю. Лермонтова, А. И. Одоевского, В. К. Кюхельбекера, Е. А. Баратынского, вновь найденные строфы из «Евгения Онегина» и отрывки из «Мертвых душ».

Печатались также автобиографии и переписки русских писателей, под редакцией П. А. Ефремова. Статьи и исследования по вопросам новейшей русской истории принадлежат самому М. И. Семевскому, В. А. Бильбасову, А. П. Брикнеру, князю Н. С. Голицыну, Д. И. Иловайскому, П. И. Карцову, барону Н. А. Корфу, Н. И. Костомарову, И. И. Ореусу, А. Н. Петрову, В. И. Семевскому, Н. К. Шильдеру и другим учёным.

Переиздание

Полный комплект журнала был впервые переиздан в 2008 году в Санкт-Петербурге силами издательства «Альфарет». В переиздании использован составной переплет из бумвинила, оформленный золотым тиснением. Экспертами была специально подобрана бумага, максимально точно воспроизводящая обложки, титульные листы, внутренний блок журнала.

Журналы сохранили оригинальный формат 150х240 мм. Тираж составил 100 экземпляров. Одновременно были впервые переизданы:

1. Дополнение к журналу «Русские деятели в портретах», рассказывающее о выдающихся русских деятелях: историках, литературоведах, искусствоведах. Для оформления использован составной переплет из бумвинила, оформленный золотым тиснением. Сохранен оригинальный формат: 150х240 мм, тираж: 100 экземпляров.

2. Указатели содержания журнала «Русская старина». Для оформления был использован составной переплет из бумвинила. Формат: 150х240 мм, тираж: 100 экземпляров.

Напишите отзыв о статье "Русская старина"

Литература

  • Русская старина: Ежемесячное историческое издание: в 175 т. — Репринтное издание 1870—1918 гг. — СПб.: Альфарет, 2007—2009.
  • Русские деятели в портретах, изданных редакцией исторического журнала «Русская старина»: в 2 т.: собрания I—V. — Репринтное издание 1886—1891 годов. — СПб.: Альфарет, 2008.
  • «Русская старина» за 1883 год, XXXVII-XL тома: Именной указатель, роспись содержания, список сотрудников журнала 1870—1883 годов, обзоры содержания журнала 1870, 1876—1883 годов. — Репринтное издание 1883 года. — СПб.: Альфарет, 2007. — 148 с.
  • В. В. Тимощук. М. И. Семевский, основатель исторического журнала «Русская Старина», его жизнь и деятельность 1837—92 гг. — СПб., 1895. — С. 113—158.
  • «Знакомые», альбом М. И. Семевского, 1867—88 гг. — СПб., 1892.
  • М. И. Семевский // «Библиограф», 1892, № 3, С. 135—144; № 12, С. 442—445.
  • Систематическая роспись содержания «Русской Старины» за 1870—84 гг. — СПб., 1885. (с тремя дополнениями: за 1885—87 гг. — СПб., 1888. за 1888—1890 гг. — СПб., 1891. и за 1891—96 гг. — СПб., 1897.)
  • Портреты, помещённые в «Русской старине», вышли также отдельными сборниками, в пяти книгах:
  1. гравюры на дереве Л. А. Серякова,
  2. гравюры на дереве учеников и сотрудников Л. А. Серякова,
  3. гравюры на дереве лучших русских художников,
  4. гравюры на меди И. П. Пожалостина и Ф. А. Меркина,
  5. гелиогравюры с лучших старинных гравюр.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Русская старина

Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Русская_старина&oldid=76537863»