Русские в Киеве

Русские в Киеве — русское население города Киева, столицы Украины. Этнические русские в современном этнографическом понимании являются самым многочисленным меньшинством на территории Киева.

Численность

Согласно данным переписи населения Украины 2001 года, в Киеве проживало 337,3 тыс. русских, что составляло 13,14 % населения города (на Украине в целом русские составили 17,28 % населения). В это число не входят русские в Киевской области, учтённые отдельно, — 109,3 тыс., или 6,0 % населения области.

Структура расселения

Родной язык

По состоянию на 2001 год большая часть (92,0 %) русских жителей Киева считали родным языком русский язык; русский язык назвали родным также 14,2 % украинцев (299,7 тыс.). Русский язык гораздо чаще, чем украинский, называли родным языком представители других национальностей (белорусы, армяне, татары, евреи, грузины и проч.). Исключение составляли лишь поляки и цыгане, отдававшие предпочтение украинскому в четыре и в два раза чаще, чем русскому. В целом по городу русский назвали родным 30 % населения.

История

К концу существования Российской империи

Согласно результатам всеобщей переписи населения Киева, проведённой в конце 1917 года, русские составляли 54,73 % от общей численности населения Киева; евреи — 18,95 %; украинцы — 12,21 %. Всего в Киеве проживали представители 68 национальностей. Русский язык родным и разговорным признавали 62,19 % киевлян; украинский — 9,23 %. Российский исследователь А. С. Пученков, который приводит в своей работе эти статистические данные, отмечает, что Киев того времени мог с полным основанием считаться городом русской культуры.

Как известно, именно в этот период проводились выборы во Всероссийское Учредительное собрание. На Украине они состоялись 26—28 ноября (9—11 декабря по новому стилю) 1917 года. На этих выборах «Внепартийный блок русских избирателей» города Киева, во главе которого стоял видный политик Российской империи В. В. Шульгин, в неравной борьбе (у блока не было собственной газеты до 18 ноября (1 декабря) 1917 года, что сильно уменьшало возможность агитации), смог получить второй результат по городу — за него проголосовало 36 268 человек (20,5 % голосов, тогда как за все социалистические партии — 25,6 %, за большевиков — 16,8 %). На выборах в Украинское Учредительное собрание (которое так никогда и не было созвано), проходивших в конце декабря 1917 года, блок Шульгина опередил как самих «украинцев», так и большевиков, а сам Шульгин стал единственным избранным представителем от Киева. Всё это давало Шульгину возможность называть Киев «русским городом».

В советское время

В годы советской власти именно Киев, а также переданная УССР в 1954 Крымская область отличались от других регионов тем, что доля русских в них неуклонно сокращалась, несмотря на рост их абсолютной численности и рост доли тех, кто считал родным русский язык. Украинизация республики 1930-х годов, а позднее также и индустриализация города привела к довольно интенсивной миграции украинцев в Киев.
Тем не менее, численность русских по переписи 1989 года достигла 536,7 тыс. чел. (20,9 % населения). По итогам переписи 2001 года онa сократилась почти на 38 %, что объяснялось восприятием части русских (в основном детей из смешанных браков) украинского самосознания в условиях суверенной Украины. Возможно имел место и некоторый недоучёт русского населения по политическим причинам, так как социологические опросы показывают, что русскими себя считают 14—16 % населения столицы, что несколько больше, чем 13 %, зафиксированные переписью.

См. также

• Население Киева
• Русские Украины

Отрывок, характеризующий Русские в Киеве

Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.