Русские старожилы Сибири и Аляски
Русское старожильческое население Сибири и Дальнего Востока — потомки первых поселенцев за пределами Европейской части России, часто испытавшие смешение с местными этносами. Среди русских старожилов могут выделяться потомки от смешанных браков русских промышленников, гражданских и военных поселенцев с индианками, эскимосками, алеутками и другими коренными народами Америки, Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Название «русские креолы» преобладало на территориях Русской Америки (Аляска, Форт-Росс, Калифорния) в XVIII — XIX веках. В настоящее время наиболее известна русскоязычная креолизированная группа Командорских островов (Россия); генетические и языковые следы креолизации обнаруживаются во многих сибирских ареалах древнего расселения русских, а также среди многих сибирских народов (якуты, эвенки и др.). Например, «русские креолы» поселившиеся на Камчатке называли себя Узонами — по наименованию вулкана Узон, около которого они расселились.
Содержание
Определение
Под процессом русской креолизации понимаются межрасовые контакты (сексуальные, бытовые, языковые и культурные) между собственно русскими (как правило мужчинами, принадлежавшими к северной ветви европеоидной расы) и женщинами автохтонных групп (принадлежащих к монголоидной расе) с последующим образованием смешанных физиологических групп, тяготеющих к русской культуре в языковом и религиозном плане. Слово «креол» попало в русский язык из испанского ещё в конце XVIII века, когда русские достигли южного предела своей колониальной экспансии в Русской Америке, столкнувшись с северной границей испанских владений в центральной части штата Калифорния. Во всех европейских колониях того времени практика креолизации имела крайне распространённый характер из-за нехватки, а иногда и полного отсутствия, белых женщин, хотя отношение к подобному явлению со стороны метрополии и особенно законодательства были очень различны. Так в португальских колониях метисация европейских, азиатских, африканских и индейских групп поощрялась либеральной королевской властью вплоть до массового ввоза миноритарных групп собственно в Португалию. Практически такая же ситуация была и в испанских колониях с тем лишь отличием, что в процессе смешения несколько меньше участвовали азиатские и африканские элементы. Во французских колониях в целом метисация воспринималась как вынужденная необходимость, хотя на бытовом уровне отношение к ней было как минимум толерантным. При этом центральная королевская власть в Париже делала некоторые попытки ограничить в правах цветные группы или по крайней мере «указать им их место» в колониальной иерархии согласно колониальному менталитету той эпохи. С этой целью был создан так называемый «Чёрный кодекс» (Код Нуар), условно разделивший население колоний на три группы: белые, чёрные и цветные (жан-де-кулёр). Несмотря на это, местные институты (к примеру, пласаж, в штате Луизиана) продолжали способствовать дальнейшему межрасовому смешению. Но если на территории тропической Луизианы белые больше контактировали с неграми, то на северной оконечности Новой Франции (Квебек) французские колонисты имели дело в первую очередь с индейцами. Слово креол имеет романское происхождение: лат. creare «создавать», > исп. criar «взращивать» (особенно детей смешанного цветного происхождения в качестве домашних слуг), «разводить» (в том числе рабов) > criado: «выращенный», «воспитанный» (домашний слуга, раб), также criollo (креол — человек, выросший в колонии и имеющий смешанное происхождение); фр. «creole», франко-креольск. «kweyol».
Креолизация на территории Русской Америки отличалась от латиноамериканской в первую очередь относительно небольшими масштабами и скорее напоминала сходный процесс во Французской Канаде (см. канадские метисы) или на территории первых британских колоний (см. история Покахонтас). И действительно, автохтонное население всех владений Российской империи в Сибири и Северной Америки не превышало 2 млн человек, тогда как в одной только тропической Мексике испанцам пришлось столкнуться с 25-миллионной цивилизацией майя. Поэтому русские креольские группы никогда не были особенно многочисленны.
История
Процесс креолизации и метисации в славянском ареале начался ещё во времена раннего Средневековья. По некоторым данным, ещё до Великого переселения народов, славяне контактировали со скифским населением Северного Причерноморья. После Великого переселения народов, славянские переселенцы на Балканском полуострове ещё более активно контактируют с автохтонным фракийским населением (геты, даки, мёзы); различными романизированными (валахи) и эллинизированными группами (греки, древние македонцы). Впоследствии многие казаки женились на женщинах, пленённых в ходе пограничных конфликтов с южными тюркскими и кавказскими народами. В Средней Азии и на Кавказе религиозные барьеры ислама стали препятствием для процесса креолизации. Совсем иная ситуация сложилась в регионах Севера. Здесь креолы были крещены и занимали более высокое положение, чем коренные жители. Многие находились на службе в Русско-Американской компании, осваивая неизвестные земли. Креолом был сын первого руководителя компании Александра Баранова — Антипатр. Креол Терентьев в 1842 году издал в Новоархангельске свой атлас Аляски. В год продажи Аляски число креолов в русских колониях было около двух тысяч. Некоторые из креолов перешли на службу в Аляскинскую компанию, переехали в Сан-Франциско, где находилось её центральное управление.
См. также
Напишите отзыв о статье "Русские старожилы Сибири и Аляски"
Ссылки
- [lib.aldebaran.ru/author/markov_sergei/markov_sergei_letopis_alyaski Сергей Марков. «Летопись Аляски»]
Отрывок, характеризующий Русские старожилы Сибири и Аляски
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
