Русский народный танец

Русский народный танец — русское народное танцевальное искусство, представленное в виде народного самодеятельного или постановочного сценического танца. Для мужской пляски характерны удаль, широта души, юмор; женский танец отличается плавностью, величавостью, лёгким кокетством. Русские танцы являются неотъемлемой частью русской национальной культуры.

Известный иссле­дователь фольклора народов Рос­сии Якоб Штелин в XVIII веке писал:

Во всём государстве сре­ди простого народа издавна существует обычай петь на полях и под пение девушек и женщин танцевать русские танцы. … Во всём танцевальном искусстве Европы не сыскать такого танца, который мог бы превзойти русскую деревенскую пля­ску, если она исполняется красивой девушкой-подростком или молодой женщиной, и никакой другой национальный та­нец в мире не сравнится по привлекательности с этой пля­ской.

Особенности

Движения в некоторых танцах имитировали движения животных и птиц, в других — отражали трудовые процессы (посев, жатва, ткачество). Первоначальный танец, как и песня, выполнял магическую роль, поэтому в календарно-обрядовых танцах сохранилось много архаичных черт.

Связь русского народного танца с обрядами была характерна для многих хороводов и некоторых видов пляски. Одиночная пляска, перепляс и кадриль не были связаны с обрядами.

Русский народный танец, в зависимости от местности, исполняется по-своему. На Севере — степенно, величаво. В Центральной части — то спокойно и лирично, то живо и весело. На Юге — задорно, с удалью. Вместе с тем существуют и общие черты русского народного танца, обусловленные в не­малой степени национальным характером народа. Мужской танец отличают необыкновенная жизнерадостность, юмор, размах, уважительное отношение к партнерам. Для женского танца характерны плавность, задушевность, женст­венность, благородство, несмотря на то, что иногда он испол­няется живо и задорно.

Этническое зонирование

Общепринятая в этнографии система деления террито­рии России на сложившиеся к началу XX века этнические зоны (северорусскую, среднерусскую, южнорусскую, русско-белорусскую, русско-украинскую, Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток, казачество) наиболее полно отражает разно­образие изменения танцевальных традиций и региональных осо­бенностей русского народного танца.

• Северный регион: Архангельская, Вологодская, Ленин­градская, Новгородская области, север Костромской, Яро­славской, Тверской, Ивановской, Нижегородской областей, часть Псковской области, прибрежные районы Мурманской области.
• Южный регион: Калужская, Орловская, Тульская, Ли­пецкая, Рязанская, Тамбовская, Пензенская области, восточ­ные районы Воронежской и северные районы Волгоградской областей.
• Центральный регион: Московская, Владимирская, цен­тральная и южная часть Тверской, Ярославской, Костром­ской, Ивановской, Нижегородской областей, восточные рай­оны Смоленской и южные районы Псковской областей.
• Поволжье: Ульяновская, Самарская, Саратовская области.
• Русско-белорусское пограничье (Брянская область и западные районы Смоленской области)
• Русско-украинское пограничье (Курская, Белгородская, южные районы Воронежской области).
• Урал: Пермская, Свердловская, Челябинская области, восточные районы Оренбургской и западные районы Курган­ской областей.
• Сибирь и Дальний Восток (Западная Сибирь — Алтайский край, Новосибирская, Омская, Томская, Кемеровская области; Восточная Сибирь — Иркутская об­ласть, Хабаровский, Красноярский и Приморский края).
• Казачество по группам: уральские, астраханские, оренбургские, кубанские, дон­ские, терские, сибирские, семиреченские, забайкальские, амурские, уссурийские, некрасовские казаки.

Основные жанры

В научной литературе существует много подходов к классификации русских народных танцев. Некоторые исследователи подразделяют их в зависимости от песен, под которые они исполняется, по количеству исполнителей, в соответствии с рисунком танца, по движениям в танце. В основу классификации могут быть положены и трудовые процессы, по названию персонажа, изображённого в танце. Известный хореограф, фольклорист, народная артистка России Т. А. Устинова наряду с хороводами и кадрилями выделяет пляски-импровизации и игровые танцы. Исследователь русского народного танца, создатель школы русского народного танца, народный артист России А. А. Климов классифицирует русский народный танец по жанровому принципу, выделяя хороводы и пляски, которые, в свою очередь, подразделяет на виды. Этот подход считается^[кем?] наиболее целесообразным.

За основу классификации русских народных танцев берётся их хореографическая структура. Русский народный танец делится на хороводы (в том числе круговые, орнаментальные, игровые) и танки (иногда танок считается подвидом хоровода), пляски (одиночная женская и мужская пляска, парная пляска, групповая традиционная пляска, массовый пляс) и переплясы (мужской, женский, смешанный, групповой), кадрили (включая более поздние по происхождению виды танцев — ланце и польку).

Хоровод

Подробнее по этой теме см. Хоровод.

Хороводы (ю.-рус. карагоды) и хороводные песни, отделившись от обрядов, во многом сохранили тематику, поэтические образы, форму старинных игр, их мелодику, лад, склад стиха и строчную структуру. Хороводы стали излюбленным видом народных развлечений с конца XVII века, особенно среди молодёжи.

Хоровод и его южнорусский аналог карагод — это одновременно танец, песня и игра. Исполняются чаще по кругу, взявшись за руки, обычно сопровождаются песней, иногда в виде диалога участников. Хороводы бывают женские и смешанные. В каждом регионе России существуют свои особенности исполнения хороводов — в движениях и переходах. Танцевальные рисунки, фигуры могут быть как женскими и мужскими, так и совместными. Часто в хороводной песне есть действие. Участники хоровода стараются инсценировать содержание песни. В хороводе всегда проявляется чувство единения, товарищества. Его участники, как правило, держатся за руки, иногда — за один палец (мизинец), часто за платок, шаль, пояс, венок.

Хороводы бывают: орнаментальными (плясовыми); игровыми. Иногда выделяют как особую группу хороводов — пляски по кругу.

Орнаментальные (плясовые) хороводы

В орнаментальных хороводах тексты песен, исполняемые во время танца, не содержат конкретного действия, ярко выраженного сюжета, участники хоровода ходят кругом, рядами, заплетают из хороводной цепи различные фигуры-орнаменты. Содержание песен, сопровождающих орнаментальные хороводы, чаще всего связаны с образами русской природы, коллективным трудом, бытом и может быть лирическое, эпическое, драматическое или шуточное. Особо стоят песни, отражающие трудовые процессы: сеяние проса, уборку льна, плетение плетня, изготовление полотна и пр. Песню поют все участники хоровода. Запевала только начинает, задавая тон и устанавливая темп. Участники подхватывают и продолжают петь до конца. Исполнение каждого орнаментального хоровода отличается строгостью форм и малым количеством фигур. Весь хоровод чаще всего состоит из нескольких фигур, которые органично переходят, переливаются, перестраиваются из одной в другую.

Игровые хороводы

В песнях игровых хороводов есть действующие лица, игровой сюжет. Содержание песни разыгрывается в лицах, и исполнители с помощью пляски, мимики, жестов играют различные образы, характеры героев. Темы таких хороводов отражают жизнь и быт народа: трудовые процессы, любовная и сказочная темы и т. д. В отличие от орнаментальных хороводов, в них рисунок проще, нет такого разнообразия танцевальных фигур. С точки зрения композиции эти хороводы строятся по кругу, или линиями, или парами.

Пляски по кругу

Пляски по кругу отличаются от орнаментальных (плясовых) хороводов степенью исполнительского мастерства и относительной независимости пары исполнителей от остальных участников, как например в «Польке», «Матане» или «Акулинке». Содержание песен в большинстве своём шуточное, бытовое или лирическое. Песни поют часто только зрители, стоящие вокруг, а не танцующие, и под аккомпанемент музыкантов. Темпы значительно быстрее, чем в хороводных-плясовых песнях.

Хоровод распространён по всей России, и каждый регион вносит что-то своё, создавая разнообразие в стиле, композиции, характере и манере исполнения. Любая фигура хоровода может иметь не одно-единственное, определённое и постоянное назначение. Не меняя построения фигуры и рисунка, участники хоровода могли передавать различное содержание, настроение.

Русские традиционные хороводы распределены по времени года и праздничным дням. Сельские начинаются с Пасхи и продолжаются до рабочей поры; другие появляются с Обжинок и оканчиваются при наступлении зимы).

Танок

Подробнее по этой теме см. Танок.

Танок — древний южнорусский и украинский народный массовый обрядовый танец, с песней и элементами игры. Иногда считают особым видом хоровода. Основной областью распространения танков являются центральные и южные районы Курской области, северо-запад Белгородской области (бассейн реки Псёл). Понятие «водить танки» соответствует общерусскому понятию «водить хороводы». Знаток южнорусской фольклорной традиции Анна Васильевна Руднева писала: «Танки — это хороводы преимущественно плясового характера с развитыми хореографическими построениями и множеством фигур. Но есть танки с элементами сценического действия — игрового начала».

Особенности танка:

• Танки сопровождались пением самих участников, без музыкального сопровождения (карагоды обычно исполнялись под аккомпанемент местных музыкантов).
• В отличие от карагодов, движения часто линейные («улицами»), друг напротив друга.

Русская пляска

Подробнее по этой теме см. Русская пляска.

Пляски или плясовые — это ранние обрядовые, а сейчас — бытовые танцы. Танец представляет собой движения, которые с каждым тактом становятся все более разнообразными, что является характерной особенностью пляски. Пляска — наиболее распространённый и любимый сейчас импровизационный жанр народного танца. В каждом регионе России существует свой, местный тип пляски. Плясовые фигуры — коленца — очень разнообразны. Участники пляски свободно используют их по своему усмотрению. Нет регламентированного передвижения танцоров по плясовому полю: каждый мог занять то место, которое ему хотелось. Наиболее распространённые, устоявшиеся виды русской пляски: одиночная (сольная) пляска, парная пляска, перепляс, массовый пляс и групповая традиционная пляска. В групповой пляске может участвовать много людей, но чаще её состав ограничивается сравнительно небольшой группой исполнителей, в некоторых случаях групповая пляска имеет постоянный состав исполнителей.

Перепляс — это соревнование в виртуозности движений, в силе, ловкости, выносливости, изобретательности, показ характера исполнителя, демонстрация виртуозности исполнения движений — колен. Его исполнение носит импровизационный характер. В переплясе соревнуются не только мужчина с мужчиной или женщина с женщиной, но и мужчина с женщиной или целые группы танцоров. Перепляс исполняется под стандартные народные мелодии или под частушки. Переплясывая, один из плясунов показывал одно движение или их комбинацию, соперник должен был их в точности повторить. Затем показывал свои. С каждым выходом движения усложнялись. Иногда в переплясе были другие правила: соревнующиеся попеременно показывали свои движения, при этом нельзя было повторять предыдущие. Проигрывал тот, у кого первого заканчивался набор «выкрутасов». Порой танцевали одновременно «до упа́ду» — кто первый упадёт от усталости.

Самые известные пляски в России: Русского (на задор), Бешеная, Голубец, Барыня, Камаринская, Трепака, Бычок, Кружка, Топтуша (топотуша), Семечка, Матаня, Ломание и другие малоизвестные.

Русская кадриль

Подробнее по этой теме см. Русская кадриль.

Кадриль — наиболее молодой вид русского танца, пришедший в Россию из Франции (фр. Quadrille). Она встречается на всей территории России, за исключением некоторых мест русско-украинского пограничья. Танец появился у нас в начале XVIII века, в эпоху преобразований Петра I. После указа о введении ассамблей (1718), бальнaя кадриль постепенно была подхвачена и недворянским сословием. Знакомство с кадрилью происходило на основе рассказа крепостных слуг и различных служащих людей, которые, увидев исполнение танца аристократами, повторяли запомнившееся им фигуры, переделывая их на свой лад. Жители различных российских сёл и городов знакомились с кадрилью на торговых ярмарках, танец быстро стал популярен.

Войдя в народный быт, кадриль сильно видоизменилась, многие движения создавались заново. Мелодия и манера исполнения приобрели национальный колорит. Появилось множество вариантов танца: четвёра, шестёра, семёра, восьмёра, кадрель, ланце и т. д.

Из огромного множества кадрилей по форме композиционного построения можно выделить три группы: квадратные (угловые), линейные (двухрядные) и круговые. Эти формы построения не всегда выдерживаются от первой фигуры до последней: обычно смешиваются линейные и круговые или угловые и круговые кадрили, при этом смешение происходит чаще всего внутри определённой фигуры. В ряде кадрилей встречаются фигуры с другими формами построения.

Русская кадриль как по манере исполнения, так и по своим фигурам значительно отличается от своего первоисточника — бальной кадрили. В русской кадрили от 3 до 14 фигур. Название одних из них чётко соответствует содержанию («знакомство», «девки нарасхват», «петухи»), названия других происходят от места бытования кадрили («клинская», «шуйская», «похвистневская», «давыдковская»). Появились и фигуры, заимствованные из пляски и перепляса («перепляс», «барыня», «камаринская», «топотуха с переплясом»), а также из других бальных танцев («вальс» и «полька»). Разнообразный рисунок русской кадрили состоит из таких элементов, как «корзиночка», «воротца», «звёздочка», «гребёнка», «круг».

Как и в бальной кадрили, в русской кадрили большинство фигур заканчивается кружением в парах и поклоном исполнителей, каждая фигура отделяется от последующей паузой (объявлением названия следующей фигуры, притопом или хлопком).

См. также

• Русский фольклор
• Белорусский танец
• Польский народный танец

Литература

• Васильева Е. Д. Танец. — М.: Искусство, 1968. — 247 с.
• Всесоюзный дом народного творчества им. Н.К. Крупской. Русские народные танцы. Репертуар художественной самодеятельности (Выпуск 5). — М.: Искусство, 1957. — 182 с. — (Танцы народов СССР).
• Заикин Н. И., Заикина Н. А. Областные особенности русского народного танца. Ч. I. — Орёл: Тип. «Труд», 1999. — 550 с.
• Климов А. Основы русского народного танца. — М.: Искусство, 1981. — 267 с.
• Михневич В. О. Исторические этюды русской жизни. — СПб.: тип. Сушинского, 1882. — Т. 2. — 431 с.
• Народный танец. Русские народные танцы // [zadocs.ru/cultura/18193/index.html?page=18#614833 Народная художественная культура. Учебник] / под ред. Т. И. Баклановой, Е. Ю. Стрельцовой. — М.: МГУКИ, 2000. — 344 с.
• Русские // [files.nehudlit.ru/books/012/narody-mira-narody-evropeyskoy-chasti-sssr-tom-1.djvu Народы Европейской части СССР] / Под ред. В. А. Александрова (и др.). — М.: Наука, 1964. — Т. 1. — 984 с. — (Народы мира. Этнографические очерки).
• Руднева А. В. [etmus.ru/wp-content/uploads/2013/09/%D0%A0%D1%83%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%B0-%D0%90.%D0%92.-%D0%9A%D1%83%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%B8-%D0%B8-%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D1%8B.pdf Курские танки и карагоды]. — М.: Советский композитор, 1975. — 309 с.
• Устинова Т. А., Лаков Н. А. Русские народные танцы. — М.: Государственное издательство культурно-просветительной литературы, 1950. — 124 с. — (Библиотечка «Художественная самодеятельность»).
• Штелин Я. Музыка и балет в России XVIII века / Под ред. Б. И. Загурского. — Л.: Музыкальное издатательство, 1935. — 175 с.

Ссылки

• [shashkovaekaterina.forumbb.ru/viewtopic.php?id=69 Русские народные танцы] (shashkovaekaterina.forumbb.ru)
• [www.slavyanskaya-kultura.ru/slavic/tradition/ruskie-narodnye-tancy.html Русские народные танцы] (slavyanskaya-kultura.ru)
• [dance-composition.ru/publ/russkij_khorovod/russkij_khorovod/osnovnye_zhanry_russkogo_tanca/85-1-0-1053 Основные жанры русского танца] (dance-composition.ru)
• [www.culture.ru/objects/466 Деревенская кадриль «Козуля повалихинская» Чухломского района Костромской области] (culture.ru)
• [www.culture.ru/objects/405 Чухломская городская кадриль] (culture.ru)
• [www.culture.ru/objects/475 Музыкально-хореографическая форма «Тимоня» в традиции курско-белгородского пограничья] (culture.ru)

Отрывок, характеризующий Русский народный танец

– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.