Русский проект

«Русский проект» — серия телевизионных роликов, длиной от 1 до 3 минут, которые показывали с 1 апреля 1995 по 1 марта 1997 года на телеканале ОРТ. Продюсер сериала — Константин Эрнст. Режиссёр - Денис Евстигнеев. Сценарист - Пётр Луцик.

Эта серия была первой социальной рекламой на территории России со времён распада СССР. Проект состоял из двух сезонов — 1 сезон шёл с 1995 по 1996, второй — годом позже.

Цель

Короткие ролики демонстрировали сцены из жизни обыкновенных русских граждан с такими же проблемами, как и у всех остальных. Демонстрировались такие простые чувства, как дружба, стойкость, выдержка, любовь. Затрагивались проблемы тотального отсутствия денег (ролик с рабочими фабрики Гознака), войны в Чечне (ролик в БТР и зимний ролик с путейщицами), алкоголизма (ролик в больнице «Время собирать камни»), связь поколений (ветеран в метро, предутренний троллейбус). Также помимо отдельных роликов демонстрировалась так называемая сборка, где демонстрировались кадры, показывающие оптимистический финал некоторых сюжетов — возвращение сына из армии, встреча космонавтов в Москве, свадьба после выпускного, возвращение домой шофера и так далее.

В ролях

• Алексей Булдаков — мужик в деревне
• Анатолий Веденкин — рабочий на Гознаке («Будь счастлив, Пашка»)
• Анастасия Вертинская — жена («Берегите любовь»)
• Галина Волчек — медсестра («Время собирать камни»)
• Валерий Гаркалин — рабочий на Гознаке («Будь счастлив, Пашка»)
• Зиновий Гердт — старик в метро («Мы вас любим»)
• Владимир Гостюхин — командир БМП
• Нонна Гришаева — студентка мединститута («Ставьте перед собой реальные цели»)
• Владимир Долинский — импресарио («Верь в себя»)
• Лев Дуров — алкоголик
• Олег Ефремов — водитель троллейбуса, алкоголик («Это мой город», «Сборка»)
• Александр Збруев — муж («Берегите любовь»)
• Игорь Золотовицкий — прохожий («Помни о близких»)
• Вахтанг Кикабидзе — алкоголик
• Алексей Кравченко — часовой Дима / военный в Чечне («Помни о близких», «Сборка»)
• Леонид Куравлёв — Пашка («Будь счастлив, Пашка»)
• Римма Маркова — баба—путевая рабочая («Дай вам Бог здоровья», «Сборка», «Сборка-2», «Спаси и сохрани»)
• Владимир Машков — космонавт («Это моя страна», «Сборка»)
• Никита Михалков — космонавт («Это моя страна», «Сборка»)
• Надежда Михалкова — дочь космонавта
• Татьяна Михалкова — жена космонавта
• Нонна Мордюкова — баба—путевая рабочая («Дай вам Бог здоровья», «Сборка», «Сборка-2», «Спаси и сохрани»)
• Николай Олялин — комбайнер (мужик в деревне)
• Кристина Орбакайте — Алла Пугачёва в молодости («Верь в себя»)
• Алла Пугачёва — камео («Верь в себя»)
• Елена Сафонова — приёмная мать
• Евгений Сидихин — водитель ГАЗа / мужик в деревне) («Все у нас получится», «Сборка»)
• Полина Сидихина — дочь водителя ГАЗа («Сборка»)
• Евгений Стычкин — студент с крысой («Ставьте перед собой реальные цели»)
• Олег Табаков — алкоголик
• Нина Усатова — мама Димы («Помни о близких», «Сборка»)
• Михаил Ульянов — пожилой музыкант в метро («Мы помним»)
• Александр Феклистов — приёмный отец
• Юрий Шевчук — камео
• Никита Пресняков — маленькая Кристина Орбакайте («Верь в себя»)

На момент съемок Никите Преснякову было 4 года, в ролике Кристина годовалая

Список эпизодов

Первый сезон (1995 год)

Берегите любовь

Выпускной бал 1995 года в средней школе. После его окончания влюблённые парень и девушка прогуливаются по ночному городу и становятся свидетелями ссоры семейной пары (А. Збруев, А. Вертинская), после которой муж выгоняет жену из автомобиля и в гневе уезжает. Девушка (М. Аниканова) хочет отдать женщине выброшенную из машины шляпу, но женщина надевает шляпу девушке на голову и уходит.

Верь в себя

Начало 70-х. Начинающая певица Алла Пугачёва (К. Орбакайте) выступает на своём первом сольном концерте на летней эстраде, полная проблем и неуверенностей, и после окончания концерта плачет за кулисами. Импресарио (В. Долинский) убеждает её в том, что скоро она станет знаменитой, но Алла не верит этому и прикрикивает на плачущую здесь же дочь (Никита Пресняков) «Криська, молчи!». Завершающий комментарий Аллы Пугачёвой — «надо просто верить в себя и всё получится».

Будь счастлив, Пашка

Работник «Гознака» Пашка (Л. Куравлёв), насвистывая песенку, идёт по коридору. Дела сегодня не ладятся — из-за поломки подшипника удалось напечатать только 18 миллиардов рублей, тогда как коллега «сделал» 170 миллиардов. Пашка собирается пойти на занятия хора, но после недолгих уговоров товарищей (А. Веденкин, В. Гаркалин), соглашается пойти пить пиво.

Дай вам Бог здоровья

Две пожилые, извечно русские бабы (актрисы Римма Маркова и Нонна Мордюкова) — путевые рабочие в оранжевых жилетах бьют кувалдами по рельсам (как положено, именно бабы ремонтируют полотно железной дороги), орут друг на друга чуть не матом, плачут, но в конце концов, обнявшись, после всех переживаний, затягивают раздольную «Ехал казак по чужбине».

Мы вас любим

1995 год. Вагон метро типа А. Старик (З. Гердт) стоит, прислонившись к двери вагона и задумчиво смотрит сквозь стекло в темноту туннеля — он вспоминает.

Воспоминание 1. Сороковые годы, такой же вагон метро, счастливые лица пассажиров, слышна мелодия победной песни «От Москвы до Бреста». Молодой военный на костылях и молодая женщина стоят возле двери и, улыбаясь, смотрят друг на друга. Герой поворачивается к двери, дышит на стекло и пишет пальцем: «Я люблю тебя 1945».

Воспоминание 2. 1968 год.Вагон метро типа Д. Кто-то читает «Литературку». Камера останавливается на девочке, которая сидит и плачет. Главный герой — мужчина, надев на руку театральную куклу, обращается к девочке: «Не плачь! Я тебя люблю!». А поезд в это время приезжает на станцию «Электрозаводская»

Снова 1995 год. Старик продолжает смотреть в темноту туннеля. Внезапно на стекле, запотевшем от его дыхания, проступают написанные им когда-то слова — «Я люблю тебя 1945». Он поднимает руку и исправляет «1945» на «1995».

Помни о близких

Красная площадь. Неподвижно стоит часовой (А. Кравченко). Напротив него, за ограждением — толпа зрителей в ожидании боя курантов. Среди толпы — женщина провинциального вида, мать часового (Н. Усатова). Она громко рассказывает ему о деревенских новостях, о погоде, о картошке, говорит, что привезла ему варенье. Потом, видя, что сын не реагирует, громко сокрушается — «Не слышит!». Один из стоящих рядом (И. Золотовицкий) обращается к часовому — «Дима, ну хоть бы рукой махнул матери!». Этот призыв подхватывают другие люди, в том числе иностранные туристы. Часовой плачет: борьба с желанием помахать маме вступает в противоречие с долгом часового — стоять неподвижно. Толпа скандирует — «Помаши маме!». Наконец Дима улыбается, и сначала робко, а потом без стеснения, машет рукой. Зрители аплодируют. Слышен бой курантов, который заставляет Диму снова принять неподвижность.

Ставьте перед собой реальные цели

Студент (Е. Стычкин) идет по коридору и подходит к двери, из-за которой слышны женские голоса — студентки мединститута что-то празднуют, рассказывают о своих мечтах (среди них Н. Гришаева, Н. Антонова). За дверью в это время студент дает напутствие белой крысе по кличке Склифосовский и подбрасывает её в комнату. При виде крысы девушки с криками убегают, а студент пирует на покинутом застолье и хвалит крысу за хорошо сделанную работу.

Это мой город

В утренних сумерках по центральным улицам Москвы едет абсолютно пустой троллейбус модели СВАРЗ — к 90-м годам уже снятый с маршрутов. Пожилой водитель (О. Ефремов) добросовестно объявляет остановку в пустой салон: «„Сивцев вражек“, следующая — „Пречистенка“» и склоняется над рулём в ожидании пассажиров. Из подъезда выходит девушка на роликовых коньках и не заходя в троллейбус, цепляется зонтиком за лестницу на задней стенке. Вместе они едут. Девушка отцепляется от троллейбуса на фоне МГУ. Водитель, наверное, уже не раз подвозивший таким образом девушку, сигналит, девушка машет ему в ответ.

Это моя страна

Вид из космоса: станция «Мир» на фоне Земли. Двое космонавтов (Н. Михалков, В. Машков) внутри станции смотрят вниз на Землю через иллюминатор и играют в «города». Медленно проплывающая под ними Земля. Космонавты произносят названия российских городов: «Москва» — «Архангельск» — «Кустанай» — «Йошкар-Ола» — «Нарым» — «Москва» — «Самара» — «Так это на С?». Да вон ведь пролетаем над Самарой, видишь?" Тот, что постарше, добавляет: «А в Самаре самые красивые девушки». Второй отвечает: «Самые красивые девушки в Новгороде». «А в Астрахани самые вкусные арбузы… И мама моя там живёт». Старший пытается поймать улетающий от него в невесомости карандаш. Снова вид Земли из космоса. Слышен голос по радио-связи: «Первый! Первый! Это „Земля“. Вы меня слышите? Почему отключили связь? Прием!» Старший отвечает: «Это первый. У нас все нормально. Начинаем работу».

Всё у нас получится

Поле, комбайны убирают зерно. Надвигается гроза. Водитель (Е. Сидихин), подъехавший за зерном, интересуется у комбайнёра (Н. Олялин) — сможем ли убрать до дождя. Комбайнёр сначала сомневается, но потом говорит, что может и уберём. Затем комбайнёр дарит водителю зайца, которого он чуть не задавил комбайном, и предлагает подарить его дочке водителя. Водитель возвращается с поля домой. На сиденье рядом смирно сидит заяц, на панели прикреплена фотография дочери. Водитель немного задумывается, потом вслух утвердительно произносит «Не, уберём!»

Сборка—1

Показывается развитие некоторых предыдущих сюжетов: улыбающиеся космонавты на орбите (Н. Михалков, В. Машков), свадьба бывших школьников, вернувшийся домой часовой (А. Кравченко) встречается с матерью (Н. Усатова), водитель ГАЗа (Е. Сидихин) приезжает домой и вручает зайца дочери, приветливо улыбается водитель троллейбуса (О. Ефремов), нарядные бабы (Р. Маркова, Н. Мордюкова) едут на дрезине и поют песню, космонавты докладывают на землю, о том, что всё в порядке.

Второй сезон (1996 год)

Все у нас получится—2

Зима поле, снег. Четверо мужиков сидят возле строения похожего на зерносушилку и рассуждают чем бы заняться. Из-за холма появляются пять снегоходов. Радостные мужики едут вслед за ними на автомобиле ЗИЛ по снежным заносам. Один из сугробов автомобиль преодолеть не смог и воткнулся носом в снег. Один из мужиков поднимается на сугроб и просит людей на снегоходах помочь вытащить грузовик.

Дома лучше

Казахстан, степь, зима. Стоит юрта, слышна песня «Самара-городок» в исполнении Розы Баглановой по радио. Неожиданно падает спускаемая капсула, чудом не задев юрту и привязанных коней. Пожилой казах (Б. Бейшеналиев) с ружьем идет посмотреть, что случилось. Сквозь иллюминатор он видит космонавтов. Далее показывают юрту, плов в казане. Казах спрашивает, были ли космонавты на Луне, герой Михалкова отвечает, что не были. Казах рассказывает свою историю о неудачной поездке в райцентр и задает риторический вопрос: «Дома лучше?» Михалков с ним соглашается — «Дома всегда лучше». В этот момент поисковая экспедиция обнаруживает спускаемую капсулу.

Продолжение следует

Алкоголики (О.Ефремов, О.Табаков, Л.Дуров, В.Кикабидзе) в больнице вспоминают наиболее понравившиеся из употребляемых когда-то ими алкогольных напитков.

Время собирать камни

Алкоголики в больнице продолжают дискуссию об алкогольных напитках и закуске. Вошедшая медсестра (Г.Волчек) приглашает их на анализы перед удалением камней из мочевого пузыря.

Мама, не плачь

Семейная пара (Е.Сафонова, А.Феклистов) приезжает забрать приёмную дочь из детского дома. В кафе, куда они позже заезжают, девочка обращается к своей приёмной матери и дарит ей припасённое на груди колечко. Мама надевает его на палец и плачет. Девочка жалеет её, мама обнимает дочку и улыбается.

Мы помним

Снова старик в метро, на станции Пушкинская видит оркестр играющих «Прощание славянки» пожилых людей. Ему вспоминается, как в военные годы под эту песню уходил он из госпиталя на фронт, и как догнала его, чтобы попрощаться молоденькая медсестра, возможно, спасшая в госпитале ему жизнь.

Спаси и сохрани

Бабы — путевые рабочие (актрисы Римма Маркова и Нонна Мордюкова) идут в поле вдоль железной дороги из магазина, привычно ругаясь друг с другом. Мимо проезжает эшелон с солдатами. Бабы понимают, что, по сравнению с вопросом жизни и смерти молодых ребят, их проблемы совсем ничтожны.

Я вернусь, мама

Солдат, бывший часовой (А.Кравченко) уже воюет в Чечне, готовится к своему первому бою. Командир (В.Гостюхин) подбадривает его «А ты кричи, легче будет». Даётся команда «Приготовиться к атаке». Экипаж БТР вступает в бой.

Я люблю

Концерт группы ДДТ. Юрий Шевчук исполняет песню «Далеко, далеко». Среди зрителей оказываются глухонемые парень с девушкой, которые признаются друг другу в любви.

Сборка—2

Показывается развитие некоторых предыдущих сюжетов: родители гуляют с приёмной дочерью, мужики катаются по полю на снегоходах, бабы-железнодорожницы моют ребёнка, бойцы в БМП отдыхают после боя, космонавтов торжественно встречают в Москве. Наряду с этим — обычные люди, идущие по улице.

Крылатые фразы

Крылатые фразы из роликов, вошедшие в фольклор:

• «Дима, помаши рукой маме».
• «Дура ты, и муж твой дурак, хоть и помер, и шурин дурак, и коза твоя дура, психопатка чёртова».
• «До дождя уберем?»
• «Лопай-лопай, Склифософский! Заслужил».
• «Ты живёшь…»
• «Это мой город!»
• «Ты чё, окочурилась, что ли?»
• «Криська, молчи!» (Алла Пугачева кричит на свою плачущую дочь)

Пародии

Пародии на «Русский проект» показывались в телепередачах «Джентльмен-шоу» («Новорусский проект») и «Городок» («Чисто русский проект»). Это последнее название (произносимое с характерной «новорусской» интонацией) вошло в фольклор, как и фигурировавшее в пародии имя «Константин Ёпрст» (аллюзия на Константина Эрнста). Также в тележурнале "Каламбур" в рубрике "Наш Апперитивчик" в 1997 году, были серии роликов стилизованные под "Русский Проект". Подобное было и в 1996 году.

Ссылки

• [psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/rp.htm А. А. Дерябин. «Русский проект»: конструирование национальной истории и идентичности]
• [www.shoppingood.ru/russiapr.html «Русский проект» — социальная реклама 90-х]

Отрывок, характеризующий Русский проект

– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.