Русское знамя
«Ру́сское зна́мя» — ежедневная православно-патриотическая газета[1]. Самая популярная из монархических столичных газет. Центральный печатный орган Союза русского народа. Выходила в Петербурге с ноября 1905 по 1917 гг. Редактором газеты с 1906 года был известный общественный деятель доктор А. И. Дубровин.
Девиз газеты: «За Веру Православную, Царя Самодержавного, Отечество нераздельное и Россию для Русских». В 1916 году — в связи со сближением позиций А. И. Дубровина с правым политиком Н. Е. Марковым — газета стала выходить с подзаголовком «Вестник Союзов Русского Народа».
Газета последовательно выступала за неограниченное самодержавие, против Государственной думы, либерально-масонской[2] идеологии и левых радикалов, публиковала антисемитские статьи[3].
Издатели позиционировали газету как «орган, стоящий исключительно на народной почве в смысле внутреннего и внешнего единства всех ветвей великого русского племени, равноправие с которым в государстве может быть даровано инородцам лишь под условием их внутреннего единения с Русским Народом и полного проникновения интересами нашей государственности»[1].
Первый номер «Русского знамени» вышел 27 ноября (10 декабря) 1905 года. Сперва планировалось выпускать газету еженедельно, однако огромная популярность довольно скоро обусловила ежедневный выпуск газеты.
Тираж этой ставшей вскоре самой популярной из монархических газет составлял от 3 до 14,5 тыс. экземпляров. Редакторами газеты в разное время были И. С. Дурново, А. И. Дубровин, А. И. Тришатный, П. Ф. Булацель, М. Н. Зеленский, А. В. Ососов, Е. А. Полубояринова, Е. Д. Хоменков, С. С. Потапочкин, Ф. Д. Клюев, В. А. Богданов, Н. И. Еремченко и М. П. Петров.
Высокая популярность газеты объяснялась тем, что она в простой и доступной всем форме писала о важных для большинства монархистов вопросах.
Немаловажное место в тематике газеты занимал еврейский вопрос, который газета освещала в таких статьях как «Цена русской жизни и жидовской крови», «Жидовская торговля христианами», «Хлеб, война и жиды» и др.), выступая за сохранение черты оседлости, против предоставления евреям равноправия, и обвиняя их как в похищениях людей, так и в призывах кипятить воду перед освящением во время эпидемии холеры[1]. Являлась наиболее популярной монархической газетой[2]. Неоднократно подвергалась от полиции штрафам и арестам тиража[3]. За клевету и разжигание межнациональной вражды на газету неоднократно налагались штрафы, редакторам было сделано тринадцать предупреждений, восемнадцать номеров было изъято. Однако при этом газета получала субсидии от правительства[3].
Редакция в 1905—1909 в 4-й Роте (ныне 4-я Красноармейская улица), 6, в 1910 — марте 1917 на Шпалерной улице, 26.[3]
Во время Февральской революции газета была запрещена постановлением исполкома Петроградского совета от 5 марта 1917 года, вместе с другими центральными органами правых партий.[4]
Напишите отзыв о статье "Русское знамя"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6292&abc=1 Русское знамя]. Институт русской цивилизации
- ↑ 1 2 [hrono.info/organ/rossiya/russ_znamya.html Русское Знамя]
- ↑ 1 2 3 4 [encspb.ru/object/2804022211 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
- ↑ Ю. И. Кирьянов. Правые партии в России. 1911—1917. Москва, РОССПЭН, 2001. Стр. 15.
Отрывок, характеризующий Русское знамя
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
