Русское радио
Поделись знанием:
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
| Русское Радио | |
| ЗАО «Русское Радио — Евразия» | |
 | |
| Страна | |
|---|---|
| Слоган |
«Всё будет хорошо!» |
| Зона вещания |
|
| Дата начала вещания | |
| Свидетельство о регистрации СМИ |
ФС № 77 — 53747 от 17 апреля 2013 г. |
| Владелец |
медиахолдинг «Русская Медиагруппа» |
| Сайт |
[www.rusradio.ru Официальный сайт] |
Ру́сское Ра́дио — российская радиостанция, вещающая в некоторых странах СНГ и дальнего зарубежья. Отличается от других подобных станций трансляцией песен на русском языке, хотя есть исключения, где пропорции слов иностранных и русских в песнях могут доходить до соотношения 50/50.
Содержание
История
В Москве вещание «Русского Радио» началось 2 августа 1995 года. Летом 1995 года вещание осуществлялось в тестовом режиме (с 8:00 до 22:00 в эфире только музыка без джинглов, затухание между песнями от 5 до 20 секунд). С 1996 года в эфире Русского радио появилась реклама. Каждый рекламный блок сопровождался шутками Николая Фоменко (до 2009 года), Вадима Галыгина (2009—2012) и Дмитрия Нагиева (с 20 декабря 2012 года)[1].
В 1996 году «Русское Радио» учредило народную музыкальную премию «Золотой Граммофон», которая проходит в конце каждого года в Кремле (с 1996 по 2014 гг.) и в СК Олимпийский (с 2015 г.) в Москве и аналогичная церемония проходит в Ледовом дворце в Санкт-Петербурге. В 2006 году появился телевизионный аналог «Русского Радио» — телеканал RU TV.
Первым программным директором радиостанции был Степан Строев, который проработал до 2002 года. В 2002 году Степан Строев перешёл на Радио Тройка, вещавшее на соседней частоте 105.2, а вместо него программным директором был назначен Андрей Чижов. С 2007 до 2015 год место программного директора занимал Роман Емельянов.
В 1996 году появился хит-парад Русского радио — программа «Русская горка», ведущим которого был Глеб Деев. В эфире звучали 12 самых лучших песен прошедшей недели. Программа выходила в эфир по субботам в 21:00. С 20 февраля 1999 года число песен в хит-параде увеличилось на 8, а программа стала длиться 2 часа. Изменилось и название программы — теперь она стала называться «Золотой граммофон». Программа выходила в эфир по субботам с 12:00 до 14:00. Первые выпуски программы вел Глеб Деев. С 2000 года программу вел Борис Кораблев. Тогда же по пятницам в 19:00 стала выходить пародия на программу под названием «Золотой унитаз», которую вел Андрей Чижов. После ухода Бориса Кораблева в 2001 году он стал ведущим программы «Золотой граммофон». С 2002 года ведущим «Золотого граммофона» стал Александр Карлов. После его ухода его сменил ведущий хит-парада Роман Емельянов. С 20 ноября 2015 года хит-парад «Золотой граммофон» ведет Алёна Бородина.
22 сентября 2010 года радиостанция попала в «Книгу рекордов Гиннесса» за проведение 52-часового шоу «Русские перцы» в режиме нон-стоп в составе Вадим Воронов, Алиса Селезнева, Сергей Мельников.
С 2012 года на сайте радиостанции, кроме собственного эфира, появились радиостанции «Русское кино», в которой звучат песни из советских и российских кинофильмов и «Золотой граммофон» — песни обладателей народной премии за всю историю. Также у посетителей сайта появилась возможность создать своё «Русское радио». С декабря 2014 года эта услуга стала недоступна, на сайте появились станции «Высоцкий», где звучат песни Владимира Высоцкого, «Русский рок», где можно услышать популярные российские рок-группы, «Русский шансон», адресованная поклонникам авторской и блатной музыки, «Хип-хоп», для поклонников рэпа и хип-хопа, а также «Детский радиоканал» — специальное «Русское радио» для детей, где самые маленькие слушатели смогут услышать песни из детских мультфильмов и кинофильмов, а также сказки и музыкальные радиопостановки.
26 июня 2014 года программный директор «Русского радио» Роман Емельянов сообщил о решении расторгнуть договор о поставке музыкального контента с «Русское Радио-Украина», вещающей в 37 городах. Причиной стала проведённая станцией с 25 мая по 25 июня акция «Захисти армію — вона захистить тебе», в ходе которой 10 % от продажи рекламы (250 тысяч гривен) были направлены на покупку необходимых вещей для украинских военных из формирующегося батальона территориальной самообороны «Киевская Русь», которые примут участие в вооружённом конфликте на востоке страны. По версии московского медиаменеджера, эта акция может быть направленна именно против его станции «возможно, в связи с присутствием в названии слова „русское“», а само мероприятие «не столько украинских радиоведущих, сколько руководства „Русского радио на Украине“, а возможно, чья-то ещё»[2][3].
3 апреля 2015 года радиостанция вновь попала в «Книгу рекордов Гиннесса» в номинации «самое длинное командное шоу на радио». «Русские перцы» провели в эфире 60 часов.[4] Состав «перцев» на время рекорда изменился. Вместо Сергея Мельникова в эфире был Дмитрий Оленин. Программный директор «Русского радио» Роман Емельянов заявил, что замена ведущего была сделана по семейным обстоятельствам[5].
В 2015 году, на фоне покупки Владимиром Киселёвым акций «Русской медиагруппы», радиостанцию покинули Роман Емельянов и несколько ведущих, в том числе Вадим Воронов, Сергей Мельников, Алиса Селезнёва, Белла Огурцова, Кирилл Калинин и Вадим Данилин. Они перешли на новый радиопроект «Новое радио».
Ведущие
- [www.rusradio.ru/air/djs/yuriev Антон Юрьев]
- [www.rusradio.ru/air/djs/sigaev Алексей Сигаев]
- [www.rusradio.ru/air/djs/Olenin Дмитрий Оленин]
- [www.rusradio.ru/air/djs/korneva Галя Корнева]
- [www.rusradio.ru/air/djs/lebedev Дмитрий Лебедев]
- [www.rusradio.ru/air/djs/orlov Макс Орлов]
- [www.rusradio.ru/air/djs/makarov Сергей Макаров]
- Анна Семенович
- [www.rusradio.ru/air/djs/alshevskaya Леся Альшевская]
- Алла Довлатова (с 2002 по 2008 год в паре с Андреем Чижовым вела утреннее шоу «Подсолнухи». Вернулась спустя 7 лет 11 ноября 2015 года)
- Светлана Казаринова (с 1996 по 2003 год, 14 ноября 2015 года вернулась в эфир)
- Лена Журавлева
- Алёна Бородина (с 1997 по 2015 год: помимо основной работы, вела программы «Утро большого города» в паре с Глебом Деевым, «Русское информбюро», с 20 ноября 2015 года ведет хит-парад «Золотой Граммофон»)
- Татьяна Плотникова (в 2002 году в паре с Сашей Пряниковым вела вечернее шоу «Русские пряники». Вернулась спустя 14 лет 1 сентября 2016 года)
Бывшие ведущие
- Всеволод Нерознак (с 1995 по 2005 год) — «Русская служба новостей», а также в 1997—1998 годах программа «Автомагия»
- Ирина Крылова (1996—1997)
- Глеб Деев (1995—2006: до 1999 года — «человек-будильник», помимо основной работы, вел передачи «Утро большого города» — в паре с Аленой Бородиной, «Русская горка», «Золотой граммофон» (первые выпуски), «Свободная ночь» и «Неформат»)
- Маша Макеева — многолетняя ведущая новостей
- Мария Сергеева (1996—1998)
- Аня Маслова (1996—1997)
- Ольга Волкова (1995—1999)
- Марсель Гонсалес (с 1996 по 2000 и с 2002 по 2004 год: также в паре с Антоном Голицыным вел программу «Танцплощадка»)
- Александр Карлов (с 1996 по 2005 год: помимо основной работы, вёл программы: «Золотой граммофон», «Домой» — в паре с Катей Новиковой)
- Катя Новикова (с 2001 по 2005 год: помимо основной работы, в паре с Александром Карловым вела вечернее шоу «Домой»)
- Никита Белов (с 1997 по 2000 год)
- Саша Сафонова (с 1996 по 2000 год)
- Алексей Лысенков (с 1996 по 1999 год: вёл передачу «Веселый чайник»)
- Николай Фоменко (с 1996 по 2007 год: вёл передачи «Русские гвозди», «Доброе утро, Вьетнам!», «Русские гвозди-2», «Прокол»)
- Саша Пряников (с 1999 по 2002 год)
- Андрей Чижов (с 1999 по 2007 год: вёл программы: «Русские пряники» — в паре с Сашей Пряниковым, «Золотой унитаз», «Золотой граммофон», «Доподсолнечный период» — наряду с Екатериной Кудрявцевой и Ольгой Захаровой, «Подсолнухи» — в паре с Аллой Довлатовой, «Апельсин-шоу» — наряду с Иваном Тарелкиным и Алисой Селезневой)
- Ирина Леденец (с 1999 по 2002 год)
- Иван Ургант (начало 2000-х)
- Степан Строев в эфире работал как Максим Аксенов (с 1996 по 1998 год: вёл программы «Русская Формула», «Яблочко», «Радиоказино»)
- Иван Тарелкин (с 2005 по 2008 год)
- Вадим Гусев (с 1996 по 1999 год: вёл передачи «Пальцы веером» и «По волне моей памяти»)
- Вадим Тихомиров (с 1997 по 2008 год: вёл программы: «Экспресс-камера» — в паре с Павлом Паньковым, «Хороший час» — в паре с Алёной Кутузовой)
- Павел Паньков (с 1997 по 2007 год: в паре с Вадимом Тихомировым вёл программу «Экспресс-камера»)
- Жека Дубов (с 2006 по 2010 год)
- Артём Потёмкин (с 2008 по 2010 год)
- Шура Деточкин (с 2009 по 2014 год: вёл программу «Берегись автомобиля»)
- Дмитрий Романов (с 2010 по 2014 год)
- Борис Кораблев (с 1998 по 2003 год, также вел программу «Золотой Граммофон», в 2003 году перешёл на «Русское радио-2»)
- Алена Кутузова (с 2002 по 2008 год)
- Ольга Захарова и Екатерина Кудрявцева бывшие участницы команды КВН «Уральские пельмени» (с 2002 по 2007 год, вместе с Андреем Чижовым вели утреннее часовое шоу «Доподсолнечный период»)
- Сергей Мерцалов (с 1996 по 2007 год: ведущий новостей и программы «Хронограф»)
- Вадим Галыгин (с 2011 по 2014 год: в паре с Романом Емельяновым вёл шоу «Негодяев»)
- Роман Емельянов (с 2007 по 2015 год: вел программу «Золотой Граммофон» и шоу «Негодяев» — в паре с Вадимом Галыгиным)
- Бэлла Огурцова (с 24 октября 2011 по 6 ноября 2015 года: вела программу «Ё-Шоу»)
- Вадим Воронов (с 1 апреля 2008 по 6 ноября 2015 года: наряду с Сергеем Мельниковым и Алисой Селезневой вел утреннее шоу «Русские перцы»)
- Сергей Мельников (с 1 апреля 2008 по 6 ноября 2015 года: наряду с Вадимом Вороновым и Алисой Селезневой вел утреннее шоу «Русские перцы»)
- Алиса Селезнева (с 16 апреля 2007 по 6 ноября 2015 года: вела утренние шоу: «Апельсин-шоу» — наряду с Андреем Чижовым и Иваном Тарелкиным, «Русские перцы» — наряду с Вадимом Вороновым и Сергеем Мельниковым)
- Вадим Данилин (с 6 февраля 2006 по 13 ноября 2015 года)
- Кирилл Калинин (с 1 мая 2014 по 13 ноября 2015 года)
- Костя Сычёв (с 2015 по 2016 год)
- Вероника Романова (с 14 января по 12 августа 2016 года: наряду с Антоном Юрьевым и Алексеем Сигаевым вела утреннее шоу «Русские перцы»)
Умершие
- Роман Трахтенберг (1968—2009) — был ведущим с 5 декабря 2005 по 2008 год.
Передачи
- «Новости» (совместно с радиостанцией РСН)
- «Золотой граммофон» (с 20 февраля 1999 года сменила программу «Русская Горка») (1999—2000 — 12:00—14:00, сб.; 2000—2007 — 12:00—14:00, вс.; 2007 — н. в. — 17:00—19:00, пт; 11:00—13:00, вс)
- «Стол заказов» (02:00—03:00, пн-вс; 11:00—12:00, сб, 14:00—15:00; пн-вс, 18:00—19:00; пн-чт, 19:00—20:00; 21:00—23:00, сб-вс) — программа по заявкам слушателей Русского Радио, в рамках которой они могут заказать свою любимую песню, передать привет и поздравления. Заказы осуществляются путём звонков в прямой эфир и отправки SMS-сообщений. Ведущий зачитывает SMS в прямом эфире, а все музыкальные заявки, отправленные при помощи SMS, публикуются на официальном сайте.
- «Дембельский альбом» (вс, 09:00—10:00) — утренняя воскресная программа, посвящённая всем военнослужащим Вооружённых сил Российской Федерации. Ведущая — Анна Семенович. Как и в «Столе заказов», здесь можно совершить телефонный звонок в прямом эфире или отправить SMS с приветом и поздравлением в адрес военных.
- «Игра без слов» (19:10, пн-пт) — музыкальное шоу, в котором слушателям предлагается угадать названия и исполнителей песен по вступлениям. Слушатель, угадавший все три вступления, получает приз. Ведущий — Дмитрий Оленин.
- «Русское информ-бюро» (каждый день в эфире «Русского Радио») — «Русское информбюро» — новости со всего света, без политики и негативной информации. Ведущая — Галя Корнева.
- «Русские перцы» (пн-пт, 07:00—11:00) утреннее шоу, выходящее с 1 апреля 2008.
- «Вечернее шоу c Аллой Довлатовой» (пн-пт, 20:00—22:00)
Бывшие передачи
- «Русская Формула»
- «Пальцы Веером»
- «По волне моей памяти»
- «Ночное такси»
- «Русские гвозди»
- «Домой» (вечернее шоу)
- «Веселый Чайник»
- «Радио-казино»
- «Русская горка» (с 20 февраля 1999 года заменена на «Золотой граммофон»)
- «Русский хит»
- «Доброе утро, Вьетнам»
- «Русские пряники»
- «Русские гвозди-2»
- «Прокол»
- «Апельсин-шоу»
- «Подсолнух-шоу»
- «Свободная ночь с Глебом Деевым»
- «Неформат»
- «Танцплощадка»
- «Комильфо»
- «Яблочко»
- «Армянское радио»
- «Камера-экспресс»
- Шоу «Негодяев»
- «Людям о людях»
- «Экспресс-камера» с Вадимом Тихомировым и Павлом Паньковым
- «Берегись автомобиля»
- «Золотой унитаз»
- «Утро большого города»
- «Хороший час»
- «Доподсолнечный период» (часовая программа, предшествовавшая программе «Подсолнух-шоу»)
- «Хронограф»
- «Ё-шоу»
Города вещания
Россия
- Абакан — 102,2
- Абинск - 88,5
- Александров — 98,6
- Анапа — 106,9
- Апатиты — 101,6
- Апшеронск — 106,1
- Армавир — 104,7
- Арсеньев — 103,7
- Архангельск — 103,8
- Астрахань — 103,2
- Ахтубинск - 100,1
- Балашов — 101,1
- Барнаул — 105,4
- Белгород — 102,2
- Белебей — 100,5
- Белогорск — 102,8
- Белорецк — 101,5
- Белореченск - 90,0
- Березники — 105,1
- Бийск — 101,3
- Биробиджан — 101,7
- Бирск - 106,6
- Благовещенск — 103,3
- Борисоглебск — 106,2
- Братск — 104,1
- Брянск — 102,6
- Бугульма — 101,0
- Бугуруслан — 101,2
- Бузулук — 101,3
- Буй — 100,5
- Вавож - 104,3
- Валуйки - 104,8
- Великие Луки — 101,6
- Великий Новгород — 100,4
- Верхняя Салда — 103,9
- Владивосток — 107,0
- Владикавказ — 107,9
- Владимир — 103,4
- Волгоград — 105,6
- Волгодонск — 101,7
- Вологда — 104,9
- Волхов — 105,7
- Воркута — 102,7
- Воронеж — 104,8
- Воткинск — 105,1
- Вуктыл — 102,4
- Выборг - 103,5
- Вышний Волочек - 107,0
- Вязьма - 100,2
- Вятские Поляны — 106,3
- Геленджик — 107,0
- Глазов — 99,9
- Горячий Ключ - 106,3
- Гусь-Хрустальный — 99,5
- Дальнегорск — 103,9
- Димитровград — 100,4
- Домбай - 105,1
- Егорьевск — 95,8
- Ейск — 101,8
- Екатеринбург — 105,7
- Железногорск — 103,2
- Зеленогорск — 101,5
- Зея — 101,5
- Иваново — 107,7
- Ижевск — 100,5
- Иркутск — 87,6
- Ишим — 102,5
- Йошкар-Ола — 102,2
- Казань — 90,7
- Калачинск - 105,6
- Калининград — 96,3
- Калуга — 102,1
- Каменск-Шахтинский — 87,7
- Камышин — 106,1
- Кандалакша — 103,3
- Каневская — 92,5
- Кемерово — 104,8
- Кириши — 100,3
- Киров — 103,9
- Ковров — 107,5
- Когалым — 100,5
- Комсомольск-на-Амуре — 102,2
- Конаково — 91,4
- Коряжма — 102,2
- Котлас — 102,2
- Красногвардейское — 100,9
- Краснодар — 101,8
- Краснотурьинск — 101,1
- Красноуфимск — 104,2
- Красноярск — 105,8
- Красный Кут — 100,1
- Кропоткин — 92,3
- Крымск - 92,1
- Кузнецк — 100,1
- Курган — 102,7
- Курск — 101,2
- Лабинск — 106,7
- Лазаревское - 107,7
- Ленинск-Кузнецкий — 107,6
- Лесосибирск — 105,0
- Липецк — 100,5
- Лянтор — 102,2
- Магнитогорск — 104,2
- Майкоп - 96,0
- Махачкала — 101,9
- Мегион — 105,6
- Миллерово - 88,4
- Мирный — 103,5
- Мичуринск — 90,5
- Михайловка - 101,1
- Можайск — 107,2
- Можга — 97,6
- Москва — 105,7
- Муравленко — 103,5
- Мурманск — 105,5
- Муром — 107,3
- Набережные Челны — 103,6
- Нальчик — 105,5
- Нарьян-Мар — 103,0
- Нелидово - 100,1
- Нефтекамск — 102,3
- Нефтеюганск — 106,1
- Нижневартовск — 88,7
- Нижний Новгород — 102,9
- Нижний Тагил — 104,7
- Нижняя Тура — 101,3
- Новокузнецк — 105,5
- Новосибирск — 96,2
- Новотроицк - 107,1
- Новоуральск — 101,6
- Новочеркасск — 106,2
- Ноябрьск — 101,6
- Оленино - 100,6
- Омск — 102,5
- Оренбург — 107,2
- Орехово-Зуево — 99,3
- Отрадный - 98,8
- Павлово - 101,1
- Пафос - 100,3
- Пенза — 104,8
- Первоуральск — 96,8
- Переяславль-Залесский - 103,5
- Пермь — 106,2
- Петрозаводск — 104,7
- Петропавловск-Камчатский — 103,9
- Питкяранта - 103,3
- Похвистнево — 106,2
- Приморско-Ахтарск — 104,1
- Приозерск — 103,6
- Псков — 103,4
- Пудож - 102,8
- Пыть-Ях - 107,6
- Пятигорск — 103,2
- Реж — 102,3
- Ржев - 106,2
- Рославль - 106,3
- Россошь — 107,4
- Ростов-на-Дону — 103,0
- Рубцовск — 103,2
- Рудная Пристань - 103,9
- Рускеала - 99,8
- Рыбинск — 106,0
- Салехард — 103,3
- Сальск — 104,2
- Самара — 100,3
- Санкт-Петербург — 107,8
- Саранск — 101,3
- Сарапул — 100,3
- Саратов — 105,3
- Саров — 73,90
- Сафоново - 104,5
- Саянск — 103,3
- Саяногорск — 101,5
- Свободный — 101,9
- Северобайкальск - 101,5
- Северодвинск — 106,9
- Сергиевск - 106,4
- Серов — 106,8
- Серпухов — 88,1
- Славянск-на-Кубани - 106,3
- Смоленск — 103,5
- Советский - 101,6
- Сортавала — 100,8
- Сосновый Бор — 99,4
- Сочи — 103,1
- Ставрополь — 101,8
- Старый Оскол — 105,5
- Стерлитамак — 104,2
- Сургут — 101,3
- Сызрань — 98,7
- Сыктывкар — 105,2
- Тамбов — 105,9
- Тарко-Сале — 105,4
- Тверь — 100,6
- Тенерифе - 105,0
- Тимашевск - 101,0
- Тихвин — 106,9
- Тихорецк — 104,3
- Тобольск — 100,0
- Тольятти — 88,0
- Томск — 102,1
- Торопец - 100,2
- Туапсе - 102,8
- Туймазы - 88,3
- Тула — 105,3
- Тында — 103,2
- Тюмень — 102,5
- Ува - 105,5
- Уварово — 101,0
- Углич - 87,6
- Улан-Удэ — 107,5
- Ульяновск — 103,0
- Урюпинск — 102,1
- Уссурийск — 105,5
- Усть-Илимск — 103,7
- Усть-Лабинск — 105,6
- Уфа — 104,5
- Ухта — 102,4
- Учалы — 107,7
- Хабаровск — 89,6
- Хадыженск - 99,2
- Ханты-Мансийск — 102,9
- Чайковский — 91,0
- Челябинск - 104,1
- Череповец — 102,1
- Черкесск — 102,8
- Чита — 106,6
- Чистополь — 100,8
- Шахты — 107,3
- Элиста — 101,7
- Южно-Сахалинск — 89,9
- Якутск — 106,1
- Ярославль — 102,6
Украина
На Украине собственный эфир под названием Русское Радио Украина.
- Александрия — 91,3
- Белая Церковь — 102,8
- Винница — 104,1
- Волноваха — 97,0
- Геническ — 106,8
- Днепропетровск — 101,1
- Житомир — 101,7
- Запорожье — 104,1
- Ивано-Франковск — 101,3
- Каменец-Подольский — 104,8
- Киев — 98,5
- Кропивницкий — 103,8
- Ковель — 107,9
- Коростень — 106,8
- Краматорск — 107,8
- Красногоровка — 101,5
- Кременчуг — 103,9
- Кривой Рог — 105,9
- Львов — 91,1
- Мариуполь — 105,3
- Николаев — 101,6
- Одесса — 104,9
- Первомайск — 100,4
- Полтава — 104,5
- Прилуки — 100,3
- Северодонецк — 103,3
- Сумы — 105,6
- Ужгород — 105,7
- Умань — 102,8
- Харьков — 88,0
- Херсон — 104,8
- Хмельницкий — 101,7
- Черкассы — 103,7
- Чернигов — 107,2
- Черновцы — 91,3
- Широкий — 104,8
Донецкая область (Украина)
- Донецк - 105,5 (Русское радио - Россия)
Луганская область (Украина)
- Луганск - 102,9 (Русское радио - Россия)
- Атаки — 106,3
- Бельцы — 103,9
- Глодяны — 98,4
- Дондюшаны — 104,4
- Кишинёв — 105,9
- Липканы — 101,7
- Тараклия — 107,0
Казахстан
- Аксай — 87,9
- Актау — 105,4
- Актобе — 100,6
- Алма-Ата — 104,7
- Аркалык — 105,2
- Астана — 104,1
- Атырау — 105,2
- Балхаш — 105,1
- Жамбыл — 106,4
- Жезказган — 105,2
- Караганда — 102,8
- Кокшетау — 102,0
- Костанай — 103,0
- Кызылорда — 102,8
- Лисаковск — 103,6
- Павлодар — 106,2
- Петропавловск — 105,2
- Семей — 103,9
- Степногорск — 102,6
- Тараз — 106,4
- Талдыкорган — 103,6
- Уральск — 102,2
- Усть-Каменогорск — 100,5
- Хромтау — 99,3
- Шымкент — 101,7
- Щучинск — 88,4
- Экибастуз — 106,2
Белоруссия
- Витебск - 89,5
- Минск — 98,9 (все эфиры в записи)
- Могилёв — 98,6 (прямые ретрансляции с локализованной рекламой и изредка белорусской музыкой)
Армения
- Ереван — 104,9
Испания
- Пальма-де-Майорка — 104,2
Латвия
В Латвии «Русское радио» вещает под брендом «Хиты России».
Черногория
Единая частота вещания на 106,2 FM
Киргизия
- Бишкек — 104,5
- Ош — 100,3
- Чолпон-Ата — 103,2
Вещание планируется
- Альметьевск — 94,6
- Андреаполь - 106,3
- Будённовск — 104,7
- Валуйки - 104,8
- Волоколамск — 88,9
- Западная Двина — 102,7
- Игра — 97,6
- Кизляр — 106,8
- Кизнер — 101,4
- Котово — 103,4
- Курганинск — 87,6
- Мостовской - 100,8
- Невинномысск — 98,3
- Новосокольники — 88,6
- Павловская - 101,1
- Себеж — 101,5
- Северобайкальск - 101,5
- Селты - 103,2
- Соль-Илецк — 91,6
- Сюмси - 102,2
- Юрьев-Польский — 105,1
Вещание перекрыто или перенесено
- Алексеевка — 87,9 / 88,9 — частоты закрыты. Сейчас вещает на 107,3.
- Ангарск — 73,76 УКВ — частота закрыта
- Арсеньев — 104,1 — сейчас вещает на 103,7.
- Белгород — 102,7 — заменено на Радио 7. Сейчас вещает на 102,2.
- Белокуриха — 106,9 — заменено на Дорожное радио.
- Благовещенск — 73,64 — частота закрыта. Сейчас вещает на 103,3.
- Бийск — 73,28 — заменено на Радио Шансон.
- Бийск — 103,7 / РТС-3 — заменено на Ретро FM.
- Валуйки — 67,58 УКВ — частота закрыта
- Выборг — 103,5 / 104,6 — частоты закрыты
- Донецк — 103,9 — частота закрыта. Сейчас на 105,5
- Дубай — 92,6 — вещание прекращено с 2012
- Кингисепп — 106,7 — частота закрыта.
- Кишинёв — 103,7 — заменено на Новое радио с 01.07.2016
- Кольчугино — 87,8 — частота закрыта. Сейчас вещает на 92,3.
- Курск — 105,4 — заменено на Ретро FM Сейчас вещает на 101,2.
- Майкоп — 104,0 — заменено на Радио Маяк.
- Михайловка — 105,3 — смена местного вещателя и частоты. Сейчас вещает на 101,1.
- Невинномысск - 94,2 - заменено на Радио Maximum
- Новополоцк — 98,1 — заменено на "Радио Нафтан".
- Рубцовск — 102,3 — заменено на Европа Плюс. Сейчас вещает на 103,2.
- Санкт-Петербург — 104,4 — заменено на Радио Шансон. Сейчас вещает на 107,8.
- Старый Оскол — 100,4 — заменено на "Радио Радио". Сейчас вещает на 105,5.
- Торжок — 101,0 — заменено на Ретро FM
- Туапсе — 101,4 — частота закрыта. Сейчас вещает на 102,8.
- Уфа — 106,5 — заменено на Авторадио. Сейчас вещает на 104,5.
- Южно-Сахалинск — 101,7 — частота закрыта. Сейчас вещает на 89,9.
- Юрга — 95,9 — заменено на Милицейская волна.
Спутниковое вещание
С 5 сентября 2011 года ведётся спутниковое вещание на спутнике Eutelsat 36А в радиопакете Триколор ТВ.
Напишите отзыв о статье "Русское радио"
Примечания
- ↑ [www.rusradio.ru/news/radio/6508034/ Дмитрий Нагиев на «Русском Радио»]
- ↑ [www.rusnovosti.ru/news/325699/ «Русское радио» расторгнет договор с «Русским радио — Украина»]
- ↑ [dusia.telekritika.ua/novosti/25483/_russkoe_radio__iz_ljubvi_k_terroristam_reshilo_zabrat_svoju_popsu_iz_ukrainskogo_jefira «Русское Радио» из любви к террористам решило забрать свою попсу из украинского эфира]
- ↑ [rusnovosti.ru/posts/369262 РСН].
- ↑ [airpersonalities.ru/intervju_s_romanom_emeljanovym_rekord_guinnessa Роман Емельянов: Перцы сделали крутое шоу в эфире]. Радиоведущие.ру (5 апреля 2014 года).
- ↑ [www.hitirossii.com/base/o-nas/%D0%BA%D0%B0%D0%BA-%D1%81%D0%BB%D1%83%D1%88%D0%B0%D1%82%D1%8C/fm/ Хиты Россиии].
Ссылки
- [www.rusradio.ru Русское радио Россия]
- [www.rusradio.com.ua Русское радио Украина]
- [russkoeradio.md Русское радио Молдова]
- [www.rusradio.by Русское радио Беларусь]
- [www.rusradio.am Русское Радио Ереван]
- [www.rusradio.lt Русское радио Балтия]
- [www.rusradiomontenegro.ru Русское радио Черногория]
- [www.rusradio.kz Русское радио Азия]
- [vcfm.ru/radio/station.php?namest=%D0%F3%F1%F1%EA%EE%E5%20%F0%E0%E4%E8%EE Города вещания в России]
- [www.moskva.fm/stations/fm_105.7 Русское Радио — слушать радио онлайн — MOSKVA.FM]
- [radiola.audio/russkoe-radio/ Русское Радио на Radiola.Audio]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Русское радио
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
