Русское студенческое христианское движение

Ру́сское студе́нческое христиа́нское движе́ние (сокр. РСХД) — объединение христианской (в основном православной) русской молодёжи в эмиграции, имевшее преимущественно религиозно-просветительский характер и ставившее своей целью привлечение верующей молодёжи, выработки у неё целостного христианского мировоззрения, а также подготовки православных проповедников для проповеди в условиях распространившихся материализма и атеизма. Основано в 1923 году путём объединения уже существующих христианских студенческих организаций в различных европейских городах.

История

Русская эмиграция

После октябрьской революции и начавшейся вслед за ней гражданской войной в России за границей оказалось около 3 миллионов русских. В силу этого, практически во всех европейских столицах существовали разрозненные русские христианские объединения, во главе которых стояли представители эмигрировавшей русской интеллигенции. Так в Париже лидером христианской молодёжи был о. А. Калашников, в Берлине собирались вокруг С. Л. Франка и И. А. Ильина. В Белграде в деятельности такого кружка участвовали К. Э. Керн, Н. М. Зернов, Н. Н. Афанасьев, В. В. Зеньковский, С. С. Безобразов, Н. М. Терещенко. В Праге кружок был организован деятелями дореволюционного студенческого движения в России Л. Н. Липеровским, А. И. Никитиным, М. Л. Бреге и отличался тем, что носил интерконфессиональный характер. Уже в 1921 г. на съезде Всемирной христианской студенческой федерации (ВХСФ) в Пекине русские студенческие организации оформились как отдельная ветвь.

Создание движения

С 1 по 8 октября 1923 года при содействии и финансовой поддержке YMCA (Young Men's Christian Association) и Всемирной христианской студенческой федерации (ВХСФ) в городе Пршеров (Чехословакия) прошёл учредительный съезд представителей большинства русских молодёжных христианских организаций Европы, на котором было положено начало движению и заявлено о его православной ориентации. В работе первого съезда РСХД активное участие принимали также видные религиозные деятели русского зарубежья, такие как: С. Н. Булгаков, А. В. Карташёв, В. Ф. Марцинковский, Н. Н. Афанасьев и другие.

Русское студенческое христианское движение (РСХД), провозглашая себя стоящим вне политики и допуская в свои ряды людей самых различных политических взглядов и убеждений (от сторонников монархии до последователей социализма), тем не менее отказалось от интерконфессиональности и избрало церковно-православный характер, притом что официально не подчинялось никакой церковной власти и не подпадало ни под какую юрисдикцию. Центральной идеей на протяжении всего съезда была идея оцерковления культуры и жизни, а основной организационной формой должно было стать православное братство. Впоследствии однако, кроме братства преподобного Серафима Саровского в Белграде, эта форма достаточного распространения так и не получила.

Съезд получил официальное благословение православной иерархии: на нём присутствовали глава Православной Церкви в Чехии архиепископ Савватий (Врабец), русский епископ в Праге владыка Сергий (Королёв), а также епископ Вениамин (Федченков), бывший тогда викарием архиепископа Савватия в Подкарпатской Руси.

РСХД до второй мировой войны

В 1925 году прошёл второй съезд в г. Аржероне (Франция), главным событием на котором стала дискуссия вокруг докладов Н. А. Бердяева и епископа Вениамина (Федченкова), давших полярно противоположное видение христианского призвания в современном мире. Если Бердяев понимал христианство как деятельную религию преображения мира, то епископ Вениамин, усматривал в подобном подходе утопическое стремление русской интеллигенции спасти мир внешними средствами и предлагал ставить на первое место аскетический путь личного спасения. Так же по решению съезда в Аржероне осенью 1925 г. в Париже был открыт Свято-Сергиевский богословский институт, ставший одним из духовных центров всей русской эмиграции. С целью сплочения русской христианской молодёжи Европы был также учрежден ежемесячный журнал Вестник русского христианского движения. Журнал стал связующим звеном Русского студенческого христианского движения, площадкой, где разрабатывалась его идеология, публиковалась информация о Движении и религиозно-философские труды лидеров, уделялось пристальное внимание положению Православной Церкви в Советской России.

В том же году в Сербии, в Хоповском монастыре, была созвана общая конференция РСХД. Главными обсуждаемыми проблемами на ней стали: взаимодействие с не православными христианами и взаимоотношение с иерархией Церкви.

В июне 1926 года Собор русских епископов в изгнании в городе Сремски-Карловци (Сербия) объявил протестантские организации, участвующие в РСХД, масонскими и враждебными православию и потребовал от христианских студенческих организаций разорвать с ними всякую связь, что однако противоречило основным принципам христианского молодёжного движения. В этой ситуации поддержку РСХД оказал единственный канонически назначенный митрополит Русской православной церкви в Европе, митрополит Евлогий, который к тому же стоял у истоков этого движения. Раскол между митрополитом Евлогием и епископами Архиерейского синода в Сремски-Карловцах, к тому времени уже вышедшими из подчинения Московской Патриархии, существенно изменил характер РСХД, заставив его отмежеваться от консервативно-монархического крыла Церкви.

1926-27 годы были периодом расцвета в жизни Движения, бурным ростом количества кружков, которые действовали теперь почти во всех странах Европы. На высокий уровень была поставлена работа среди детей и юношества, активно велась педагогическая деятельность.

Тема взаимоотношения, а по сути подчинения РСХД церковной иерархией была главной на протяжении 1926—1927 годов и поднималась как на третьем съезде в Клермоне (Франция), так и на четвёртом съезде в Шато Бьервиль под Парижем. По этому вопросу движение раскололось по сути на два крыла. Так как единодушия достичь не удалось, то было принято компромиссное решение, по возможности следовать в своей деятельности указаниям иерархов Церкви.

После Декларации митрополита Сергия и последовавшим за этим решением Архиерейского Собора РПЦЗ о прекращении отношений с Московской Патриархией из РСХД вышло Белградское братство, которое выступало за самое тесное взаимодействие с иерархией Церкви.

На пятом съезде был принят новый устав РСХД. Живо обсуждалась ситуация с Белградским братством и дальнейших действиях на пути выхода из кризисной ситуации.

В 1934 году начальник молодёжной ветви РСХД — «Витязей» — Н. Ф. Фёдоров вышел из РСХД и создал независимую молодёжную «Национальную Организацию Витязей» (Н. О. В.).

Ссылки

• zarubezhje.narod.ru/org/rshd.htm
• rshd.ee/content/view/12/23/
• www.krotov.info/history/20/1920/volkova.htm
• www.religare.ru/2_4616.html

См. также

• Философский пароход
• Белая эмиграция
• ИМКА-Пресс
• Милютина, Тамара Павловна

Отрывок, характеризующий Русское студенческое христианское движение

– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.