Русское узорочье
Ру́сское узо́рочье (моско́вское узо́рочье) — архитектурный стиль, сформировавшийся в XVII веке на территории Русского государства, характеризовавшийся затейливыми формами, обилием декора, сложностью композиции и живописностью силуэта.
Содержание
История
Однозначного мнения насчёт происхождения стиля не существует. Противоположны точки зрения на временную связь церковной и гражданской форм. Одни исследователи находят в русском узорочье черты «обмирщения» и указывают на заимствования из гражданского зодчества (сомкнутые своды, карнизы, наличники, филированные пояски). Другие придерживаются мнения о первичности для данного стиля его церковной формы. Изобрели распространенные и хорошо известные нам сейчас подиры.
Распространено мнение о связи русского узорочья с европейским поздним ренессансом и маньеризмом.
Указывается также на возможные глубокие языческие корни получивших широкое распространение шатров.
В развитии стиля выделяют два этапа: ранний (стиль Алексея Михайловича) и поздний (стиль Фёдора Алексеевича)[1][2].
Начиная с середины XVII века русское узорочье эволюционно вытесняется русским барокко, иногда эти понятия смешиваются или ошибочно взаимозаменяются[3][4]
В XIX веке русское узорочье — источник цитат и объект имитаций для архитектуры эклектики и историзма.
В начале XX века — один из основных источников вдохновения для архитектуры модерна.
Основные характеристики
Композиция
На протяжении всего периода своего существования русское узорочье претерпевает значительную эволюцию. Для первой половины XVII века типична сложная пространственная композиция. Типичные каменные строения этого периода — бесстолпные храмы с сомкнутым сводом, на высоком подклете, с трапезной, приделами и колокольней. Они обычно имеют пять глав, главки над приделами, шатры над крыльцами и колокольней, ярусы кокошников поверх сводов. Композиция утрачивает монументальную ясность.
Наос в плане имеет поперечную ориентацию, таким образом увеличивается степень индивидуального в молении и литургии.
Для второй половины XVII века больше характерны ясные и уравновешенные, нередко симметричные, композиции[5]. При этом декор фасадов становится также более уравновешенным, его размещение на фасадах подчинено ордеру.
Кровли
Шатровые завершения храмов, колоколен и покрытие крылец. Два или три шатра у таких храмов как правило не имели конструктивного значения, а являлись декоративным элементом. Сходными по архитектурному решению памятниками являются церковь Введения Спасо-Преображенского Воротынского монастыря, Успенская церковь Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде и другие[6].
Барабаны пятиглавия обычно были глухими, также как и шатры, являясь декоративным элементом (в отличие от световых барабанов).
Бочкообразные кровли.
Крыльцо
Шатровое покрытие. Ползучее крыльцо. Гирьки.
Декор
Резные наличники окон (в том числе в виде кокошников), многоярусные кокошники по сводам, карнизы в виде «петушиных гребешков», витые столбики, полуколонки. Интерьер: богатый цветной растительный орнамент стен и сводов.
Площадь декора на стенах очень велика. Колонки, ширинки, карнизы, наличники, изразцы.
Примеры
- Теремной дворец в Московском Кремле.
- Церковь Рождества Богородицы в Путинках (1649—1652 годы, Москва). Вытянутый с севера на юг четверик увенчан тремя шатрами; кубообразный придел Неопалимой купины покрывает горка кокошников с шатриком на барабане, между ними — двухярусная шатровая колокольня. Помещение церкви и Неопалимовского придела перекрыты сомкнутыми сводами. В конце XVII века пристроена одностолпная трапезная и шатровое крыльцо. Наследуя некоторые черты архитектуры XVI века, церковь является одним из ярких примеров узорочья в Москве[7]
- Putinki.jpg
Церковь Рождества Богородицы в Путинках, фото конца XIX в. - Putinki church drawing by S.U.Solovyov, 1890s.jpg
Церковь Рождества Богородицы в Путинках, рисунок С. У. Соловьёва, 1890-е гг.
- Церковь Троицы в Никитниках (1628—1653 годы, Москва)
- Церковь Ильи Пророка на Воронцовом поле (1654 год, Москва)
- Церковь Знамения за Петровскими воротами (1680 год, Москва). Двухсветный куб основного помещения церкви покрыт двумя рядами кокошников, завершён пятью глухими главами; с запада соединён с трапезной и шатровой колокольней. С северной стороны к трапезной примыкает Климентовский придел, изначально также пятиглавый. Декор фасадов включает карнизы, килевидные кокошники и полуколонки. Яркий пример узорочья третьей четверти XVII века[7].
- Храм Николая Чудотворца в Хамовниках
- Церковь Одигитрии в Вязьме[2]
- Спасский собор (Нижний Новгород)
- Church of the trinity in Nikitniki.jpg
Церковь Троицы в Никитниках - Constantine and Helena Church,book by Lukomsky 1907.jpg
Церковь Константина и Елены, Вологда. Фото не позднее 1907 г.
- Церковь Константина и Елены (Вологда) (около 1690 года). В конце XVII века в архитектуру Вологды ещё не вошло русское барокко, а дух узорочья ещё не угас[8]. Двухсветный куб основного холодного храма стоит на подклете, который служит помещением для тёплой церкви. Общий план и силуэт здания практически симметричен за счёт равных по размеру прямоугольной алтарной части и трапезной. Шатровая колокольня, примыкающая к трапезной, состоит из трёх ярусов-восьмериков. Декор типичен для узорочья — кокошники, полуколонки (простые и строенные), слуховые окна шатра колокольни, расписной перспективный портал верхней церкви, шатровое в прошлом крыльцо с колоннами-бочками, гирьками и ползучей аркой.
См. также
Напишите отзыв о статье "Русское узорочье"
Примечания
- ↑ [www.projectclassica.ru/school/01_2001/01_01_school.htm Владимир Седов. Стиль великого посольства]
- ↑ 1 2 [www.projectclassica.ru/school/11_2004/school2004_11_01a.htm Марина Вдовиченко. Церковь Одигитрии в Вязьме]
- ↑ [www.cih.ru/ae/ae94.html Власов В. Г. Большой энциклопедический словарь изобразительного искусства В 8 т. — СПб.: ЛИТА, 2000. — 864с.: ил.]
- ↑ [emag.iis.ru/arc/infosoc/emag.nsf/BPA/2e1a668699888d35c32568f6002c45bb Лебедев, А. В. Московские древности — электронные издания: реалии и перспективы.]
- ↑ [bibliotekar.ru/Iskuss1/20.htm Академия художеств СССР. Институт теории и истории изобразительных искусств. Всеобщая история искусств. Том 2. Искусство средних веков. Книга первая. Искусство Византии, Армении, Грузии, южных славян, Древней Руси, Украины и Белоруссии. Русское искусство 17 века]
- ↑ [www.projectclassica.ru/sos/07_2003/07_sos.htm Вл. В. Седов. Церковь Введения Воротынского монастыря]
- ↑ 1 2 Памятники архитектуры Москвы. Ред. Т. В. Моисеева. Искусство. 1989 г.
- ↑ Баниге В., Перцев Н. Вологда. М.: «Искусство», 1970 г.
Отрывок, характеризующий Русское узорочье
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
