Голландская экспедиция (1799)
| Голландская экспедиция | |||
| Основной конфликт: Война второй коалиции | |||
 Высадка русских и англичан в Голландии | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Решительная победа французов на суше, переход голландской военно-морской эскадры на сторону англичан. | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Русско-английская экспедиция 1799 года в Голландию — один из эпизодов французских революционных войн.
Содержание
Предыстория
В мае 1799 года английское правительство предложило императору Павлу I принять участие в отнятии у французов завоеванной ими Голландии и в восстановлении там прежней власти Вильгельма Оранского. Главной целью англичан было вытеснить французов из страны, доставлявшей им весьма значительные военные, морские и денежные средства, и захватить или уничтожить голландский флот. Император Павел, войска которого в это время уже действовали против французов в Северной Италии, охотно согласился на предложение Англии. Расчёты его на привлечение Пруссии, Швеции и Дании к участию в экспедиции не оправдались. По договору, подписанному 11 июня, император Павел I обещал снарядить экспедиционный корпус силою около 17,5 тыс. человек, Англия обязывалась перевезти эти войска на своих судах и вообще принять все расходы по экспедиции на свой счёт; собственных своих войск она предполагала послать 8—13 тыс., но потом их число было доведено до 30 тыс. человек. Главнокомандующим всем экспедиционным отрядом назначен был герцог Фредерик Йоркский; русские войска вверены были начальству генерал-лейтенанта И. И. Германа фон Ферзена.
В Голландии оставалось много приверженцев принцев Оранских; масса народа тяготилась усиленными налогами, введёнными при французском протекторате. Часть французских войск была отправлена для усиления армий в Швейцарии и на Рейне, так что в Нидерландах их оставалось лишь около 15 тыс. и, сверх того, до 20 тыс. батавских войск. Всеми этими силами командовал генерал Брюн. Сравнительная малочисленность его войск отчасти вознаграждалась местными условиями страны, представляющей много хороших оборонительных позиций и весьма затруднительной для действий наступательных.
Немало содействовало последующим успехам Брюна и то, что русский экспедиционный отряд вовсе не представлял организованного целого. Не только дивизии и бригады были сформированы перед самой посадкой на суда, но даже отдельные сводно-гренадерские батальоны состояли из людей различных полков. Начальники не знали своих подчиненных; бывали случаи, когда различные части стреляли одна в другую, потому что не успели усвоить отличий в форме обмундирования, никогда ими дотоле не виданных.
Ход боевых действий
16 августа передовая английская дивизия генерала Эберкромби высадилась на голландский берег между Хелдером и селением Грут-Китен. Голландская дивизия генерала Дендельса пыталась помешать высадке, но её атака была отражена. Голландский флот, возглавляемый капитаном Капелленом, 20 августа сдался англичанам. Эберкромби занял местность, называемую Зейне, укрепил свою позицию и стал выжидать прибытия остальных войск. Атака, предпринятая 30 августа французами, была отбита, после чего Брюн обратил все своё внимание на преграждение доступа к Харлему и Амстердаму.
Между тем стали прибывать остальные англо-русские войска; 7 сентября собрался, наконец, весь экспедиционный корпус. Положение его, вследствие наступившей осенней погоды, скоро сделалось довольно печальным: вода в многочисленных каналах, вследствие бурь и дождей, поднялась, залила низменности и обратила их в труднопроходимые топи; войска располагались без палаток и шалашей, доставка транспортов была крайне затруднена. Русские войска, кроме того, страдали от непривычной пищи; обозов у них не было; до самого конца экспедиции кавалеристы оставались спешенными, орудия запрягались только парой и передвигались с величайшим трудом.
Как только высадились последние русские войска, герцог Йоркский решил безотлагательно атаковать неприятеля, занимавшего позицию в городе Бергене и его окрестностях. Атака произведена была 8 сентября и окончилась неудачей. Более всего пострадали при этом русские войска, которые уже овладели Бергеном, но, встреченные контратакой превосходящих сил и своевременно не поддержанные, были выбиты оттуда со значительными потерями. Генерал И. И. Герман фон Ферзен попал в плен к французам. Союзники отступили на прежние позиции, потеряв около 4 тыс. человек (русские — до 3 тыс., в том числе генерал Жеребцов, англичане — около 1 тыс.).
Положение их сделалось ещё труднее; на содействие приверженцев принца Оранского утратилась всякая надежда. Неприятель, напротив того, получил новые подкрепления, и дух его войск возвысился одержанным успехом. Ввиду того, что в сражении 8-го числа вовсе не участвовало до 15 тыс. войска, герцог Йоркский решил предпринять новую атаку против французов и голландцев, занимавших приблизительно прежние свои позиции. Сражение, данное 21 сентября, не имело решительных результатов; но так как союзникам удалось обойти слева французскую позицию, то генерал Брюн, в ночь на 22-е, отвел свои войска к Бевервейку, в окрестностях которого занял новую позицию. Здесь, 25 сентября, он был снова атакован союзниками. В этом сражении между действиями отдельных колонн атакующего не было ни малейшей связи; вся тяжесть боя легла на русские войска, а выигрыш заключался лишь в занятии нескольких селений, между тем как потери доходили почти до 2,5 тыс. человек.
Положение союзников сделалось критическим: число выбывших из строя в сражениях доходило до 10 тыс.; госпитали были переполнены больными; под ружьём оставалось не более 18 тыс.; подвоз продовольствия всё более и более затруднялся. Между тем, неприятель получал подкрепления и снабжение его войск припасами происходило беспрепятственно, благодаря средствам богатой страны в тылу. Ввиду всего этого, на военном совете решено было возвратиться в Англию, а чтобы посадка войск на суда могла совершиться беспрепятственно, приступили к переговорам с генералом Брюном. Последний согласился заключить с союзниками конвенцию, главные условия которой состояли в том, что к 19 ноября экспедиционные войска обязывались очистить Голландию, сдать батареи Хелдера и возвратить пленных французов и голландцев. 5 ноября отплыли в Англию первые части союзных войск, а 8-го Голландия была окончательно ими очищена. Так окончилась эта экспедиция, не доставившая России ни славы, ни выгод. Даже после окончания экспедиции русским войскам, во время пребывания их на английских островах Джерси и Гернси, пришлось вытерпеть много лишений, и только в сентябре 1800 года экспедиционный корпус вернулся домой. Существенную пользу извлекла из экспедиции только Англия: ей удалось овладеть голландским флотом, и овладеть безвозвратно, так как условия конвенции его не коснулись.
Напишите отзыв о статье "Голландская экспедиция (1799)"
Литература
- Walsh, «A narrative of the expedition to Holland in the autumn of the year 1799» (Лондон, 1800).
- «Mémoires historiques sur la campagne du général en chef Brune en Batavie» (Париж, 1801).
- Vonk, «Geschiedenis der Landing van het engelsch-russisch Leger in Nord-Hollaud in den Jare 1799» (Гарлем, 1801).
- Mac Carthy, «Histoire de la campagne faite en 1799 en Hollande» (перевод с английского, Париж, 1818).
- Д. А. Милютин, «История войны России с Францией в царствование императора Павла, в 1799 г.» (СПб., 1852—53).
Ссылки
- [wars175x.narod.ru/175_1799h.html Русско-английская экспедиция 1799 г. в Голландии]
- [wars175x.narod.ru/hll_mil02.html Сражения при Бергене, Кастрикуме и Бакуме осенью 1799 г.] Д. Милютин. История войны 1799 года. СПб, 1857.
- [wars175x.narod.ru/mp_brg01.html План первого сражения при Бергене 8 (19) сентября 1799 г.] Д. Милютин. История войны 1799 года. СПб, 1857.
- [wars175x.narod.ru/mp_brg02.html План второго сражения при Бергене (Алькмааре) 21 сентября (2 октября) 1799 г.] Д. Милютин. История войны 1799 года. СПб., 1857.
| ||||||||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Голландская экспедиция (1799)
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
