Русско-литовская война (1500—1503)

Русско-ливонско-литовская война 1500—1503
Основной конфликт: Русско-литовские войны
Военная кампания 1500 года
Дата	1500-1503
Место	восточная часть Великого княжества Литовского
Причина	переход удельных князей Великого княжества Литовского на московскую службу
Итог	победа русских войск
Изменения	переход к Русскому государству около 1/3 территории Великого княжества Литовского
Противники
Великое княжество Литовское Ливонская конфедерация Русское государство Крымское ханство
Командующие
Александр Ягеллон Константин Острожский Вальтер фон Плеттенберг Иван III Даниил Щеня Менгли Гирей
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Русско-литовская война 1500—1503 — война между Русским государством и Великим княжеством Литовским, вызванная переходом ряда удельных литовско-русских князей на службу к государю Ивану Великому. Являлась второй из русско-литовских войн, которые велись в XV—XVI веках за западнорусские земли. Как союзник Русского государства выступило Крымское ханство, тогда как на стороне Литвы выступила Ливонская конфедерация. Война закончилась победой Русского государства и подписанием Благовещенского перемирия, по которому Москве отошли около трети всех литовских территорий.

Причины

Укрепление международного положения Русского государства в 80-х годах XV века привело к тому, что князья спорных Верховских княжеств начали массово переходить на службу к великому князю Московскому. Попытка Великого княжества Литовского воспрепятствовать этому окончилась неудачей, и в результате русско-литовской войны 1487—1494 годов большинство Верховских княжеств оказались в составе Русского государства.

Следующий этап русско-литовского противостояния за «украинные» земли начался в 1500 году, когда на службу к Ивану III перешёл князь Семён Иванович Бельский, с которым к Русскому государству переходили и его владения — город Белая к юго-западу от Твери. Причиной своего «отъезда» Семён Иванович назвал потерю великокняжеской милости и «ласки», а также стремление великого князя литовского Александра перевести его в «римский закон», чего не было при предыдущих великих князьях. Александр отправил в Москву послов с протестом, категорически отвергнув обвинения в понукании к переходу в католичество и называя князя Бельского «здрадцей», то есть изменником. По мнению некоторых историков, действительной причиной перехода Семёна Ивановича на московскую службу были религиозные гонения, тогда как, по мнению других, религиозный фактор был использован Иваном III лишь как предлог. Прибывшим в Москву литовским послам Иван III не только подтвердил факт «отъезда» Бельского, но и заявил о переходе к нему на службу с вотчинами князей Мосальских и их родственников князей Хотетовских, также аргументируя это религиозным гнётом. Этому заявлению противоречат литовские посольские книги, в которых сообщается, что в феврале 1500 года «люди» Ивана III силой захватили Мосальск. Кроме того, известно, что на московскую службу могла перейти только часть Мосальских, так как другие из них, имевшие владения не в Смоленском повете, встречаются в документах и более позднего времени всё ещё как состоящие на литовской службе.

Сразу вслед за этим в том же апреле от князей Семёна Ивановича Стародубского-Можайского и Василия Ивановича Шемячича Новгород-Северского пришло известие о желании перейти на службу к Ивану III со всеми своими владениями, составлявшими значительные территории в восточной части Великого княжества Литовского с городами Новгород-Северский, Рыльск, Радогощ, Стародуб, Гомель, Чернигов, Карачев и Хотимль. Иван III решил, не дожидаясь похода литовских войск против перебежчиков, в мае 1500 года открыть боевые действия.

Ход войны

Кампания 1500 года

По замыслу Ивана III русские войска должны были действовать на трёх направлениях: северо-западном (на Торопец и Белую), западном (Дорогобуж и Смоленск) и юго-западном (Стародуб, Новгород-Северский и другие города северского края). Приоритетным представлялось именно последнее направление, поскольку велика была вероятность, что Литовское княжество успеет принудить северских князей-перебежчиков к подчинению до подхода русской рати. К весне 1500 года войска первой очереди Русского государства были сосредоточены в Москве и Великих Луках. Кроме того под Тверью стояла резервная рать, готовая вступить в войну на направлении наибольшего сопротивления литовцев.

На юго-западном направлении выступившие из Москвы в начале мая русские войска под командованием воеводы Якова Захарьича Кошкина овладели Брянском, Мценском и Серпейском, князья которых перешли на сторону Ивана III. Сдались города Гомель, Чернигов, Почеп, Рыльск и другие. На сторону Русского государства перешли князья Трубецкие и Мосальские. Князья С. И. Стародубский и В. И. Шемячич были приведены к присяге Ивану III.

На западном направлении войска под командованием воеводы Юрия Захарьича Кошкина и бывшего царя казанского Магмед-Амина взяли Дорогобуж. Великим князем Литовским через Смоленск к Дорогобужу была послана армия во главе с гетманом Константином Острожским. Сюда же через Вязьму двигалась резервная тверская рать ВКМ, возглавляемая воеводой Даниилом Васильевичем Щеня-Патрикеевым, а с юго-востока подходили отряды князей-перебежчиков Семена Ивановича Стародубского и Василия Ивановичя Шемячича Новгород-Северского. 14 июля 1500 года в битве на Ведроше (в нескольких километрах от Дорогобужа) русские войска нанесли сокрушительное поражение литовцам, потерявшим около 8 тысяч человек убитыми и многих, в том числе князя К. И. Острожского, пленными.

После поражения на Ведроше литовцы не проявляли уже заметной стратегической инициативы, ограничившись организацией обороны основных городов и крепостей. Русские же продолжили одерживать победы: на юго-западном направлении 6 августа Я. З. Кошкин взял Путивль, а выдвинувшаяся из Великих Лук северо-западная рать Андрея Фёдоровича Челяднина 9 августа взяла Торопец, а затем Белую. В это же время союзник Русского государства крымский хан Менгли I Гирей совершил рейд по югу Литовского княжества, его сыновья взяли и выжгли Хмельник, Кременец, Брест, Владимир, Луцк, Бряславль и вывели оттуда множество пленников.

В конце года Иван III планировал развить уже достигнутые успехи и совершить зимний поход на Смоленск, однако суровая зима 1500—1501 гг. не позволила совершить задуманное.

Кампания 1501 года

Ситуация к концу лета 1501 года

Первые месяцы 1501 года прошли достаточно спокойно. Однако летом в ливонском Дерпте были арестованы 150 псковских купцов, якобы в связи с кражей. Истинная же причина таких широких репрессий заключалась в решении Ливонии совместно с ВКЛ в скором времени начать боевые действия против ВКМ. Совместный поход Ливонии и Литвы был запланирован на 25 июля. Целью их похода, вероятно, должен был стать Псков. Однако в связи с внутренними политическими событиями в ВКЛ и Польше — смертью польского короля Яна Ольбрахта и претензиями великого князя Александра Ягеллона на польский трон — выступление в поход литовцев было отложено до 28 августа. Тем не менее середина лета отмечена серией стычек на границе Ливонии и ВКМ. Видя угрозу на северо-западном направлении, Иван III отправил в Псков московский отряд под руководством князей Василия Васильевича Шуйского и Даниила Александровича Пенько, который прибыл в город 1 августа. Несмотря ни на что Иван III старался избежать войны, и московская рать во Пскове длительное время стояла в бездействии. Русские силы начали выдвигаться к ливонской границе только 22 августа.

Боевые действия

26 августа ливонское войско во главе с магистром Плеттенбергом перешло границу ВКМ возле города Остров для того, чтобы на русской территории соединиться с союзным литовским войском. Но уже 27 августа отряд Плеттенберга сошёлся с русским войском в битве на реке Серице, где ливонцы одержали убедительную победу и полностью завладели инициативой.

После победы на Серице войско Плеттенберга безуспешно пыталось взять Изборск, а затем занять броды через реку Великую. Отбитые псковичами у бродов ливонцы повернули на юг и 7 сентября взяли город Остров. Вспыхнувшая вслед за этим в ливонской армии эпидемия вынудила Плеттенберга вернуться в Ливонию. Другой причиной ухода было то, что войско ВКЛ так и не прибыло на помощь. 14 сентября Плеттенберг был уже в Ливонии. Небольшой отряд литовцев пришёл в псковскую землю уже после отхода ливонской армии и, безуспешно попытавшись взять крепость Опочку, также отступил.

Осенью русские войска перешли в наступление как на земли Ливонской конфедерации, так и на ВКЛ, одержав ряд побед (Д. В. Щеня опустошил Северо-Восточную Лифляндию и значительную часть Эстляндии, русские нанесли немцам поражение у замка Гельмед, литовцам у Мстиславля, хотя сам город взять не удалось). Нападение войск Большой Орды на северские земли заставило Ивана III перебросить туда русские войска с севера. Объединёнными усилиями русских войск и союзных войск крымского ханства нападение было отбито.

Кампания 1502 года

См. также: Сражение у озера Смолина

В течение 1502 года войска рыцарей Ливонской конфедерации безуспешно пытались овладеть Псковом (дважды), Красным Городком, Изборском. Русские войска на западном направлении осадили Смоленск и Оршу, обороной которых руководил литовский магнат Станислав Кишка, однако приближение крупного литовского войска заставило сына Ивана III Дмитрия Жилку отвести русские отряды. После этого русские произвели ряд опустошительных рейдов вглубь ВКЛ (крымское войско Менгли I Гирея в 90 тысяч человек сделало набег на ВКЛ и Польшу и все опустошило в районах Луцка, Турова, Львова, Бряслава, Люблина, Вишнецка, Бельза, Кракова), постепенно его обескровливая. Это заставило литовского князя Александра направить свои усилия на подписание мирного договора.

Перемирие

25 марта 1503 года было подписано Благовещенское перемирие сроком на шесть лет. По нему Русское государство получило огромную территорию, охватывающую верховья Оки и Днепра с 19 порубежными городами, в том числе Черниговом, Гомелем, Новгород-Северским и Брянском. Великое княжество Литовское лишилось 70 волостей, 22 городища и 13 сёл — около трети своей территории. 2 апреля 1503 года было подписано перемирие с Ливонской конфедерацией, по которому она обезопасила свои границы вплоть до Ливонской войны.

Литература

• Алексеев Ю. Г. [choragiew.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=16&Itemid=52 Походы русских войск при Иване III]. — СПб.: СПбУ, 2007. — ISBN 978-5-288-04840-1.
• Алексеев Ю. Г. Кампания 1502 г. — последний акт большой войны // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2006. — № 2 (24). — С. 70—81.
• Борисов Н. С. Иван III. — М.: Мол. гвардия, 2000. — ISBN 5-235-02372-2.
• Волков В. А. Войны и войска Московского государства (конец XV — первая половина XVII вв.). — М.: Эксмо, 2004. — 572 с. — (Истоки). — ISBN 978-5-699-05914-0.
• Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. — Л.: Наука, 1975.
• Карпов Г.Ф. История борьбы Московского государства с Польско-Литовским 1462-1508. Часть 2. Литва. — 2-е. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. — 160 с. — ISBN 978-5-397-01956-9.
• Кром М. М. Меж Русью и Литвой: Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV-первой трети XVI в. — 2-е изд., доп. — М.: Квадрига, 2010. — 318 c.
• Разин Е. А. [militera.lib.ru/science/razin_ea/index.html История военного искусства VI-XVI вв]. — СПб.: Полигон, 1999. — ISBN 5-89173-040-5.

Ссылки

• [www.hist-geo.net/media/blogs/blog/Encykl/4%20-%20Voyna_1500-1503_color.jpg Карта Московско-литовской войны 1500—1503]

Отрывок, характеризующий Русско-литовская война (1500—1503)

– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.