Русско-турецкая война (1877—1878)

Русско-турецкая война 1877—1878
Николай Дмитриев-Оренбургский. «Захват Гривицкого редута под Плевной» (1885)
Дата	12 (24) апреля 1877 — 19 февраля (3 марта) 1878
Место	Балканы, Кавказ
Итог	Победа Российской империи
Изменения	Непосредственные: независимость Румынии, Сербии и Черногории; автономия Боснии и Герцеговины; автономия и расширение Болгарии до Эгейского моря за счёт Восточной Румелии и Македонии; присоединение к России Карсской области и Южной Бессарабии; присоединение к Румынии Силистры (см. Сан-Стефанский мир)
Противники
Российская империя Объединённое княжество Валахии и Молдавии Болгарское ополчение Княжество Сербия Княжество Черногория Боснийские и герцеговинские повстанцы Османская империя Османская империя Абхазские повстанцы Чеченские и дагестанские повстанцы Польский легион
Командующие
Александр II Николай Николаевич Старший Михаил Николаевич Дмитрий Милютин Артур Непокойчицкий Эдуард Тотлебен Михаил Скобелев Фёдор Радецкий Николай Святополк-Мирский Иосиф Гурко Михаил Драгомиров Михаил Лорис-Меликов Кароль I Николай Столетов Милан IV Обренович Никола I Петрович Абдул-Хамид II Абдулкерим Надир-паша Мехмед Али-паша Осман Нури-паша Сулейман-паша Вессель-паша Ахмед Эюб-паша Ахмед Мухтар-паша Алибек-Хаджи Алдамов † Мухаммад-Хаджи Согратлинский # † Юзеф Ягмин †
Силы сторон
Россия: ок. 335 тыс. солдат и 500 орудий: ок. 185 тыс. — на Балканском театре ок. 150 тыс. — на Кавказском театре Румыния: 60 тыс. солдат и 190 орудий Болгария: 40 тыс. Сербия: 81,5 тыс. Черногория: 25 тыс. Турция: 281 тыс. солдат: ок. 200 тыс. — на Балканском театре (в т. ч. 100 тыс. — гарнизоны крепостей) ок. 70 тыс. — на Кавказском театре
Потери
Россия: 15 567 убито, 6824 умерло от ран, 56652 ранено (существуют и др. данные) Румыния: 1350 убито и ранено Болгария: 3456 убито и ранено Сербия и Черногория: 2,4 тыс. убито и ранено Турция: 30 тыс. убито 90 тыс. умерло от ран и болезней

Русско-турецкая война 1877—1878 годов (тур. 93 Harbi) — война между Российской империей и союзными ей балканскими государствами с одной стороны, и Османской империей — с другой. Была вызвана подъёмом национального самосознания на Балканах. Жестокость, с которой было подавлено Апрельское восстание в Болгарии, вызвала сочувствие к положению христиан Османской империи в Европе и особенно в России. Попытки мирными средствами улучшить положение христиан были сорваны упорным нежеланием турок идти на уступки Европе, и в апреле 1877 года Россия объявила Турции войну.

В ходе последовавших боевых действий русской армии удалось, используя пассивность турок, провести успешное форсирование Дуная, захватить Шипкинский перевал и, после пятимесячной осады, принудить лучшую турецкую армию Осман-паши к капитуляции в Плевне. Последовавший рейд через Балканы, в ходе которого русская армия разбила последние турецкие части, заслонявшие дорогу на Константинополь, привёл к выходу Османской империи из войны. На состоявшемся летом 1878 года Берлинском конгрессе был подписан Берлинский трактат, зафиксировавший возврат России южной части Бессарабии и присоединение Карса, Ардагана и Батума. Восстанавливалась государственность Болгарии (завоёвана Османской империей в 1396 году) как вассальное Княжество Болгария; увеличивались территории Сербии, Черногории и Румынии, а турецкая Босния и Герцеговина оккупировалась Австро-Венгрией.

Предыстория конфликта

Угнетение христиан в Османской империи

Статья 9 Парижского мирного договора, заключённого по итогам Крымской войны, обязывала Османскую империю даровать христианам равные права с мусульманами. Дальше опубликования соответствующего фирмана (указа) султана дело не продвинулось. В частности, в судах свидетельства не-мусульман («зимми») против мусульман не принимались, что фактически лишало христиан права на судебную защиту от религиозных преследований.

• 1860 год — в Ливане друзы при попустительстве османских властей вырезали свыше 10 тыс. христиан (преимущественно маронитов, но также греческих католиков и православных). Угроза французской военной интервенции заставила Порту восстановить порядок. Под давлением европейских держав Порта пошла на назначение в Ливане христианского губернатора, кандидатура которого выдвигалась османским султаном после согласования с европейскими державами.

• 1866—1869 годы — восстание на Крите под лозунгом объединения острова с Грецией. Восставшие взяли под контроль весь остров кроме пяти городов, в которых укрепились мусульмане. К началу 1869 года восстание было подавлено, но Порта пошла на уступки, введя на острове самоуправление, укрепившее права христиан. В ходе подавления восстания широкую известность в Европе получили события в монастыре Аркади, когда свыше 700 женщин и детей, укрывшихся за стенами монастыря, предпочли взорвать пороховой погреб, но не сдаться осаждавшим туркам.

Последствием восстания на Крите, особенно в результате жестокости, с которой турецкие власти его подавляли, стало привлечение внимания в Европе (Британской Империи в частности) к вопросу об угнетённом положении христиан в Османской империи.

Как ни было мало внимание, уделяемое англичанами к делам Османской империи, и сколь несовершенным не было бы их знание всех деталей, достаточно информации просачивалось время от времени чтобы произвести расплывчатое, но твёрдое убеждение что султаны не выполняли свои «твёрдые обещания», данные Европе; что пороки османского правительства были неизлечимы; и что когда придёт время возникнуть очередному кризису, затрагивающему «независимость» Османской империи, для нас будет абсолютно невозможным снова оказать османам поддержку, оказанную ранее во время Крымской войны.

Изменение баланса сил в Европе

Из Крымской войны Россия вышла с минимальными территориальными потерями, однако была вынуждена отказаться от содержания флота на Чёрном море и срыть укрепления Севастополя.

Пересмотр итогов Крымской войны стал основной целью российской внешней политики. Это было однако не так просто — Парижский мирный договор 1856 года предусматривал гарантии целостности Османской империи со стороны Великобритании и Франции. Откровенно враждебная позиция, занятая во время войны Австрией, осложняла ситуацию. Из великих держав только с Пруссией у России сохранялись дружеские отношения.

Именно на союз с Пруссией и её канцлером Бисмарком сделал ставку назначенный Александром II в апреле 1856 года канцлером князь А. М. Горчаков. Россия заняла нейтральную позицию в деле объединения Германии, что в конечном итоге привело к созданию после ряда войн Германской империи. В марте 1871 года, воспользовавшись сокрушительным поражением Франции в франко-прусской войне, Россия при поддержке Бисмарка добилась международного согласия на отмену положений Парижского договора, запрещавших ей иметь флот на Чёрном море.

Остальные положения Парижского договора, однако, продолжали действовать. В частности, статья 8 давала право Великобритании и Австрии в случае конфликта России с Османской империей вмешаться в него на стороне последней. Это заставляло Россию проявлять крайнюю осторожность в её отношениях с османами и все свои действия согласовывать с другими великими державами. Война с Турцией один на один, таким образом, была возможна только при получении от остальных европейских держав карт-бланша на такие действия, и российская дипломатия выжидала удобного момента.

См. также: Греко-болгарская схизма и конференция

Непосредственные причины войны

Подавление восстания в Болгарии и реакция Европы

Летом 1875 года в Боснии и Герцеговине началось антитурецкое восстание, основной причиной которого были непомерные налоги, установленные финансово несостоятельным османским правительством. Несмотря на некоторое снижение налогов, восстание продолжалось в течение всего 1875 года и в конечном итоге спровоцировало Апрельское восстание в Болгарии весной 1876 года.

В ходе подавления болгарского восстания турецкие войска совершили массовые убийства мирного населения, погибли свыше 30 тысяч человек; в особенности свирепствовали нерегулярные части — башибузуки. Против проводившего протурецкую линию британского правительства Дизраэли рядом журналистов и изданий была развёрнута пропагандистская кампания, обвинявшая последнего в игнорировании жестокостей турецких нерегулярных формирований; особую роль сыграли материалы американского журналиста, женатого на российской подданной, Януария Мак-Гахана, печатавшиеся в оппозиционной Daily News (англ.). В июле — августе 1876 года Дизраэли был вынужден неоднократно защищать политику правительства в Восточном вопросе в палате общин, равно как и оправдывать ложные донесения британского посла в Константинополе Генри Эллиота (англ. Henry Elliot). 11 августа того же года, во время последних для него прений в нижней палате (на следующий день он был возведён в пэры), Дизраэли оказался в полной изоляции, будучи подвергнут жестокой критике со стороны представителей обеих партий.

Публикации в Daily News вызвали волну общественного возмущения в Европе: в поддержку болгар высказались Чарльз Дарвин, Оскар Уайльд, Виктор Гюго и Джузеппе Гарибальди.

Виктор Гюго, в частности, написал в августе 1876 года во французской парламентарной газете:

Необходимо привлечь внимание европейских правительств к одному факту, одному совершенно небольшому факту, который правительства даже не замечают… Подвергнут истреблению целый народ. Где? в Европе… Будет ли положен конец мучению этого маленького героического народа?

Общественное мнение в Англии было окончательно развёрнуто против «туркофильской» политики поддержки Османской империи изданием в начале сентября 1876 года лидером оппозиции Гладстоном брошюры «Болгарские ужасы и Восточный вопрос» (The Bulgarian Horrors and the Question of the East), что было основным фактором невмешательства Англии на стороне Турции при последовавшем в следующем году объявлении войны Россией. Брошюра Гладстона, в своей позитивной части, излагала программу предоставления Боснии, Герцеговине и Болгарии автономии. В России с осени 1875 года развернулось массовое движение поддержки славянской борьбы, охватившее все общественные слои. В обществе развернулась острая дискуссия: прогрессивные круги обосновывали освободительные цели войны, консерваторы рассуждали о её возможных политических дивидендах, таких как захват Константинополя и создание славянской федерации во главе с монархической Россией.

На эту дискуссию наложился традиционный российский спор между славянофилами и западниками, причём первые, в лице писателя Достоевского, видели в войне выполнение особой исторической миссии русского народа, заключавшейся в сплочении вокруг России славянских народов на основе православия, а вторые, в лице Тургенева, отрицали значение религиозного аспекта и считали, что целью войны является не защита православия, а освобождение болгар.

Событиям на Балканах и в России в начальный период кризиса посвящён ряд произведений русской художественной литературы.

• В стихотворении Тургенева «Крокет в Виндзоре» (1876) королева Виктория открыто обвинялась в попустительстве действиям турецких изуверов;
• В стихотворении Полонского «Болгарка» (1876) повествовалось об унижении болгарской женщины, отправленной в мусульманский гарем и живущей жаждой мщения.

У болгарского поэта Ивана Вазова есть стихотворение «Воспоминания о Батаке», которое написано со слов встреченного поэтом подростка — худой, в лохмотьях, он стоял с протянутой рукой. «Откуда ты, мальчуган?» — «Я из Батака. Знаешь ли Батак?». Иван Вазов приютил мальчика в своём доме и впоследствии написал прекрасные стихи в виде рассказа мальчика Иванчо о героическом эпизоде борьбы болгарского народа с османским игом.

Поражение Сербии и дипломатическое маневрирование

• В июне 1876 года Сербия, а следом за ней и Черногория, объявили войну Турции (см.: Сербо-черногорско-турецкая война). Представители России и Австрии официально предостерегали против этого, но сербы не придавали этому особого значения, так как были уверены, что Россия не допустит их разгрома турками.

• 26 июня (8 июля) 1876 года Александр II и Горчаков встретились с Францем-Иосифом и Андраши в Рейхштадтском замке, в Богемии. В ходе встречи, было заключено так называемое Рейхштадтское соглашение, которое предусматривало, что в обмен на поддержку австрийской оккупации Боснии и Герцеговины Россия получит согласие Австрии на возвращение юго-западной Бессарабии, отторгнутой у России в 1856 году, и на присоединение порта Батуми на Чёрном море. На Балканах Болгария получала автономию (по русской версии — независимость). В ходе встречи, результаты которой были засекречены, была также достигнута договорённость о том, что балканские славяне «ни в каком случае не могут образовать на балканском полуострове одного большого государства».
• В июле-августе сербская армия потерпела несколько сокрушительных поражений от турок, и 26 августа Сербия обратилась к европейским державам с просьбой о посредничестве для прекращения войны. Совместный ультиматум держав вынудил Порту предоставить Сербии перемирие сроком на один месяц и начать переговоры о мире. Турция, однако, выдвинула весьма жёсткие условия будущего мирного договора, которые были отвергнуты державами.
• 31 августа 1876 года был низложен объявленный недееспособным по болезни султан Мурад V и престол занял Абдул-Хамид II.
• В течение сентября Россия пыталась договориться с Австрией и Англией о приемлемом варианте мирного урегулирования на Балканах, который можно было бы от имени всех европейских держав выставить Турции. Дело не заладилось — Россия предлагала оккупацию Болгарии русскими войсками и ввод объединённой эскадры великих держав в Мраморное море, причём первое не устраивало Австрию, а второе — Великобританию.
• В начале октября истёк срок перемирия с Сербией, после чего турецкие войска возобновили наступление. Положение Сербии стало критическим. 18 (30) октября русский посол в Константинополе граф Игнатьев предъявил Порте ультиматум о заключении перемирия на 2 месяца, требуя ответа в 48 часов; 20 октября в Кремле Александр II произнёс речь, содержавшую аналогичные требования (т. н. московская речь императора), и предписал произвести частичную мобилизацию 20 дивизий. Порта приняла российский ультиматум.
• 11 декабря началась созванная по инициативе России Константинопольская конференция. Был выработан компромиссный проект решения, дарующего автономию Болгарии, Боснии и Герцеговине под объединённым контролем великих держав. 23 декабря Порта заявила о принятии конституции, провозглашавшей равенство религиозных меньшинств в империи, на основании чего Турция заявила об отказе признать решения конференции.
• 15 января 1877 года Россия заключила письменное соглашение с Австро-Венгрией, гарантировавшее нейтралитет последней в обмен на право оккупации Боснии и Герцеговины. Подтверждались прочие условия ранее заключённого Рейхштадтского соглашения. Как и Рейхштадское соглашение, данное письменное соглашение держалось в строжайшем секрете. Например, о нём не знали даже крупные российские дипломаты, включая российского посла в Турции.
• 20 января 1877 года безрезультатно завершилась Константинопольская конференция; граф Игнатьев заявил об ответственности Порты, если она предпримет наступление против Сербии и Черногории. Газета «Московские ведомости» характеризовала итог конференции как «полное фиаско», которого «можно было ожидать с самого начала».
• В феврале 1877 года Россия достигла договорённости с Великобританией. Лондонский протокол рекомендовал Порте принять реформы, урезанные даже по сравнению с последними (сокращёнными) предложениями Константинопольской конференции. 31 марта протокол был подписан представителями всех шести держав. Однако 12 апреля Порта его отклонила, заявив, что рассматривает его как вмешательство во внутренние дела Турции, «противное достоинству турецкого государства».
• 19 марта 1877 года — открытие оттоманского парламента.

Игнорирование турками объединённой воли европейских держав дало России возможность обеспечить нейтралитет европейских держав в войне с Турцией. Неоценимую помощь в этом оказали сами турки, которые своими действиями помогли демонтировать положения Парижского договора, защищавшие их от войны с Россией один на один.

Вступление России в войну

12 (24) апреля 1877 года Россия объявила войну Турции: после парада войск в Кишинёве на торжественном молебне епископ Кишинёвский и Хотинский Павел (Лебедев) прочёл Манифест Александра II об объявлении войны Турции.

Только быстрая война, — в одну кампанию, давала возможность России избежать вмешательства Европы. Ни в одной из русско-турецких войн фактор времени не играл столь значительной роли. По донесениям военного агента в Англии, на подготовку экспедиционной армии в 50—60 тыс. человек Лондону требовалось 13—14 недель, а на подготовку константинопольской позиции — ещё 8—10 недель. К тому же армию нужно было перебросить морем, огибая Европу. В этот период Турция возлагала свои надежды на успешную оборону.

План войны против Турции был составлен ещё в октябре 1876 года генералом Н. Н. Обручевым. К марту 1877 года проект был исправлен самим императором, военным министром, главнокомандующим, великим князем Николаем Николаевичем-старшим, его помощником штаба генералом А. А. Непокойчицким, помощником начальника штаба генерал-майором К. В. Левицким.

В мае 1877 года русские войска вступили на территорию Румынии.

Войска Румынии, выступившей на стороне России, активно начали действовать лишь с августа.

Ход войны

Соотношение сил

Соотношение сил противников складывалось в пользу России, военные реформы начали давать свои положительные результаты. На Балканах, в начале июня русские войска (около 185 тыс. человек) под командованием великого князя Николая Николаевича (Старшего) сосредоточились на левом берегу Дуная, имея главные силы в районе Зимницы. Силы турецкой армии под командованием Абдул-Керим-Надир-паши составляли около 200 тыс. человек, из которых около половины составляли гарнизоны крепостей, что оставляло 100 тыс. для операционной армии.

На Кавказе русская Кавказская армия под командованием великого князя Михаила Николаевича имела около 150 тыс. человек при 372 орудиях, турецкая армия Мухтар-паши — около 70 тыс. человек при 200 орудиях.

По боевой подготовке российская армия превосходила противника, но уступала ему в качестве вооружения (турецкие войска были вооружены новейшими английскими и американскими винтовками).

Активная поддержка российской армии народами Балкан и Закавказья укрепляла моральный дух русских войск, в составе которых действовали болгарское, армянское и грузинское ополчение. Свой вклад в победу над турецкой армией также внесли сербские, румынские и черногорские войска.

На Чёрном море полностью доминировал турецкий флот. Россия, добившись права на Черноморский флот только в 1871 году, не успела восстановить его к началу войны.

Общая ситуация и планы сторон

Существовало два возможных театра боевых действий: Балканы и Закавказье. Ключевым были Балканы, так как именно тут можно было рассчитывать на поддержку местного населения (ради освобождения которого война и велась). Кроме того, успешный выход русской армии к Константинополю выводил Османскую империю из войны.

Две естественные преграды стояли на пути русской армии к Константинополю:

• Дунай, турецкий берег которого был основательно укреплён османами. Крепости в знаменитом «четырёхугольнике» крепостей — Рущук — Шумла — Варна — Силистрия — были самыми защищёнными в Европе, если не во всём мире. Дунай являлся полноводной рекой, турецкий берег которой был основательно заболочен, что существенно осложняло высадку на него. Кроме того, у турок на Дунае было 17 бронированных мониторов, которые могли выдерживать артиллерийскую дуэль с береговой артиллерией, что дополнительно осложняло форсирование реки. При грамотной защите можно было надеяться нанести русской армии очень существенные потери.
• Балканский хребет, через который существовало несколько удобных переходов, главным из которых был Шипкинский. Защищающаяся сторона могла встретить атакующих на хорошо укреплённых позициях как на самом перевале, так и на выходе из него. Обойти Балканский хребет можно было вдоль моря, но тогда пришлось бы брать штурмом хорошо укреплённую Варну.

На Чёрном море полностью доминировал турецкий флот, что вынуждало организовывать снабжение русской армии на Балканах по суше.

План войны был основан на идее молниеносной победы: армия должна была перейти Дунай на среднем течении реки, на участке Никополь — Свиштов, где у турок не было крепостей, в районе, населённом дружелюбно настроенными к России болгарами. После переправы следовало разделить армию на три равные группы: первая — блокирует турецкие крепости в низовьях реки; вторая — действует против турецких сил в направлении Видина; третья — переходит через Балканы и идёт на Константинополь.

Турецкий план предусматривал активно-оборонительный образ действий: сосредоточив главные силы (около 100 тыс. человек) в «четырёхугольнике» крепостей Рущук — Шумла — Базарджик — Силистрия, завлекать переправившихся русских к Балканам, вглубь Болгарии, и затем разгромить их, обрушившись на их левый фланг. Одновременно с этим довольно значительные силы Османа-паши, около 30 тыс. человек, были сосредоточены в Западной Болгарии, у Софии и Видина, имея задачей наблюдение за Сербией и Румынией и воспрепятствование соединению русской армии с сербами. Кроме того, небольшие отряды занимали балканские проходы и укрепления по Среднему Дунаю.

Действия на европейском театре войны

Форсирование Дуная

Русская армия по предварительной договорённости с Румынией прошла по её территории и в июне в нескольких местах переправилась через Дунай. Для обеспечения форсирования Дуная требовалось нейтрализовать турецкую дунайскую флотилию в месте возможных переправ. Эта задача была выполнена установкой на реке минных заграждений, прикрытых береговыми батареями. Также были задействованы переброшенные по железной дороге лёгкие минные катера.

• 29 апреля (11 мая) русской тяжёлой артиллерией взорван у Брэила башенный турецкий монитор «Лютфи-Джелиль» (англ. Lutfi Djelil), погибший со всей командой;
• 14 (26) мая минными катерами лейтенантов Шестакова и Дубасова потоплен монитор «Хивзи Рахман».

Турецкая речная флотилия была расстроена действиями российских моряков и не могла воспрепятствовать переправе русских войск.

• 10 (22) июня Нижнедунайский отряд переправился через Дунай у Галаца и Брэила и вскоре занял Северную Добруджу.
• В ночь на 15 (27) июня русские войска под командованием генерала М. И. Драгомирова форсировали Дунай в районе Зимницы. Войска были в зимних чёрных мундирах, чтоб оставаться незамеченными в темноте, но, начиная со второго эшелона, переправа происходила под жестоким огнём. Потери составили 1100 человек убитыми и ранеными.
• 21 июня (3 июля) сапёры подготовили мостовую переправу через Дунай в районе Зимницы. Началась переброска главных сил русской армии через Дунай.

Турецкое командование не предприняло активных действий, чтобы воспрепятствовать форсированию Дуная русской армией. Первый рубеж на пути к Константинополю был сдан без серьёзных сражений.

Плевна и Шипка

Главных сил армии, переправившихся через Дунай, оказалось недостаточно для решительного наступления через Балканский хребет. Для этого был выделен лишь передовой отряд генерала И. В. Гурко (12 тыс. человек). Для обеспечения флангов были созданы 45-тысячный Восточный (великий князь Александр Александрович) и 35-тысячный Западный (генерал-лейтенант Н. П. Криденер) отряды. Остальные силы находились в Добрудже, по левобережью Дуная или на подходе. Передовой отряд 25 июня (7 июля) занял Тырново, а 2 (14) июля перешёл Балканы через Хаинкиойский перевал. Вскоре, 5 июля (17 июля) был занят Шипкинский перевал, куда был выдвинут созданный Южный отряд (20 тыс. человек, в августе — 45 тыс.). Путь на Константинополь был открыт, но достаточных сил для наступления в Забалканье не было. Передовой отряд занял Эски-Загру (Стару-Загору), но вскоре сюда подошёл переброшенный из Албании турецкий 20-тысячный корпус Сулейман-паши. После ожесточённого боя у Эски-Загры, в котором отличились болгарские ополченцы, передовой отряд отошёл к Шипке.

После успехов последовали неудачи. Великий князь Николай Николаевич с момента перехода Дуная фактически потерял управление войсками. Западный отряд овладел Никополем, но не успел занять Плевну (Плевен), куда из Видина подошёл 15-тысячный корпус Осман-паши. Предпринятые 8 (20) июля и 18 (30) июля штурмы Плевны окончились полной неудачей и сковали действия русских войск.

Русские войска на Балканах перешли к обороне. Сказалась недостаточная численность русского экспедиционного корпуса — резервов для усиления русских частей под Плевной у командования не было. Были срочно запрошены подкрепления из России, и призваны на помощь румынские союзники. Подтянуть необходимые резервы из России удалось только к середине-концу сентября, что затянуло ход боевых действий на 1,5—2 месяца.

Ловча (на южном фланге Плевны) была занята 22 августа (потери русских войск составили ок. 1500 человек), но и новый штурм Плевны 30—31 августа (11—12 сентября) окончился неудачей, после чего было решено взять Плевну блокадой. 15 (27) сентября под Плевну прибыл Э. Тотлебен, которому было поручено организовать осаду города. Для этого требовалось взять сильно укреплённые редуты Телиш, Горный (Верхний) и Дольный (Нижний) Дубняки, которые должны были послужить Осману опорными пунктами в случае его выхода из Плевны.

• 12 (24) октября Гурко штурмовал Горный Дубняк, занятый после упорного боя; потери русских составили 3539 человек убитыми и ранеными, турок — 1500 убитыми и 2300 пленными.
• 16 (28) октября под артиллерийским огнём был принуждён сдаться Телиш (в плен взято 4700 человек). Потери русских войск (в ходе неудачного штурма) составили 1327 человек.
• 20 октября (1 ноября) был занят Дольный Дубняк, гарнизон которого без боя отошёл к Плевне.

Пытаясь снять осаду с Плевны, турецкое командование решило в ноябре организовать наступление по всему фронту.

• 10 (22) ноября и 11 (23) ноября 35-тысячная Софийская (западная) турецкая армия была отбита Гурко у Новачина, Правца и Этрополя;
• 13 (25) ноября Восточная турецкая армия была отбита частями 12-го корпуса русских у Трестеника и Косабины;
• 22 ноября (4 декабря) Восточная турецкая армия разбила Еленинский отряд 11 русского корпуса. Турок было 25 тысяч человек при 40 орудиях, русских — 5 тысяч при 26 орудиях. Восточный фронт русского расположения в Болгарии был прорван, на следующий же день турки могли быть в Тырнове, захватив огромные обозы, склады и парки 8-го и 11-го русских корпусов. Однако турки не развили свой успех и весь день 23 ноября (5 декабря) бездействовали и окапывались. 24 ноября (6 декабря) спешно выдвинутая русская 26-я пехотная дивизия восстановила положение, сбив турок под Златарицей.
• 30 ноября (12 декабря) Восточная турецкая армия, ещё не зная о капитуляции Плевны, попыталась атаковать у Мечки, но была отбита.

Контратаковать русское командование запретило вплоть до развязки под Плевной.

С середины ноября армия Осман-паши, стиснутая в Плевне в четыре раза превосходившим её кольцом русских войск, стала испытывать недостаток продовольствия. На военном совете решено было пробиться сквозь линию обложения, и 28 ноября (10 декабря), в утреннем тумане, турецкая армия обрушилась на Гренадерский корпус, но после упорного боя была отражена по всей линии и отошла в Плевну, где и сложила оружие. Потери русских составили 1 696 человек, турок, атаковавших густыми массами — до 6 000. В плен было взято 43,4 тысячи человек. Раненый Осман-паша вручил свою саблю командиру гренадер — генералу Ганецкому; ему были оказаны фельдмаршальские почести за доблестную защиту.

Рейд через Балканы

Русская армия, насчитывавшая 314 тыс. человек против свыше 183 тыс. человек у противника, перешла в наступление. Возобновила военные действия против Турции сербская армия. Западный отряд генерала И. В. Ромейко-Гурко (71 тыс. человек) в исключительно трудных условиях перешёл через Балканы и 23 декабря 1877 года (4 января 1878 года) занял Софию. В тот же день начали наступление войска Южного отряда генерала Ф. Ф. Радецкого (отряды генералов М. Д. Скобелева и Н. И. Святополк-Мирского) и в сражении при Шейново 27—28 декабря (8—9 января) окружили и взяли в плен 30-тысячную армию Вессель-паши. 3—5 (15—17) января 1878 года в сражении под Филиппополем (Пловдивом) была разбита армия Сулейман-паши, а 8 (20) января русские войска заняли Адрианополь ((тур. Edirne), (болг. (Одрин)) без всякого сопротивления.

Тем временем бывший Рущукский отряд, под командованием наследника русского престола цесаревича Александра, тоже начал наступление, почти не встречая сопротивления со стороны турок, отходивших к своим крепостям; 14 (26) января занят был Разград, а 15 (27) января — Осман-Базар. Войска 14-го корпуса, действовавшие в Добрудже, 15 (27) января заняли Хаджи-Оглу-Базарджик, сильно укреплённый, но тоже очищенный турками.

На этом боевые действия на Балканах были завершены.

Действия на азиатском театре войны

Военные действия на Кавказе, по плану Обручева, предпринимались «для ограждения нашей собственной безопасности и отвлечения сил противника». Этого же мнения придерживался и Милютин, который писал главнокомандующему Кавказской армией великому князю Михаилу Николаевичу: «Главные военные операции предполагаются в Европейской Турции; со стороны же Азиатской Турции действия наши должны иметь целью: 1) прикрыть наступлением безопасность наших собственных пределов — для чего казалось бы необходимым овладеть Батумом и Карсом (или Эрзерумом) и 2) по возможности отвлекать турецкие силы от европейского театра и препятствовать их организации».

Командование действующим Кавказским корпусом было возложено на генерала от кавалерии М. Т. Лорис-Меликова. Корпус был разделён на отдельные отряды согласно операционным направлениям. На правом фланге сосредоточился Ахалцыхский отряд под командованием генерал-лейтенанта Ф. Д. Девеля (13,5 тыс. человек и 36 орудий), в центре, у Александрополя (Гюмри) расположились главные силы под личным командованием М. Т. Лорис-Меликова (27,5 тыс. человек и 92 орудия) и, наконец, слева стоял Эриванский отряд во главе с генерал-лейтенантом А. А. Тергукасовым (11,5 тыс. человек и 32 орудия), Приморский (Кобулетский) отряд генерала И. Д. Оклобжио (24 тыс. человек и 96 орудий) предназначался для наступления вдоль побережья Чёрного моря на Батум и по возможности далее в сторону Трапезунда. В Сухуме был сосредоточен общий резерв (18,8 тыс. человек и 20 орудий).

Мятеж в Абхазии

В мае 1877 года горцами при поддержке турецких эмиссаров был поднят мятеж в Абхазии. После двухдневной бомбардировки турецкой эскадрой в составе пяти броненосцев и нескольких вооружённых пароходов и высадки морского десанта, русскими был оставлен Сухум; к июню всё черноморское побережье Абхазии от Очамчыра до Адлера было занято турками. Предпринятые в июне начальником Сухумского отдела генералом П. П. Кравченко нерешительные попытки отбить город у турок успехом не увенчались. Турецкие войска оставили Сухум только 19 августа, после подхода к русским войскам в Абхазии подкреплений из России и частей, снятых с Приморского направления.

Временное занятие турками Черноморского побережья повлияло на обстановку в Чечне и Дагестане, где также произошло восстание. Вследствие этого там были вынуждены задержаться две русские пехотные дивизии.

Действия в Закавказье

• 17 апреля казаками отряда Тергукасова был без боя занят Баязет.
• 5 мая русскими войсками был взят Ардаган.
• 6 июня Баязетская цитадель, занятая русским гарнизоном численностью в 1600 человек, была осаждена войсками Фаик-паши (25 тыс. человек). Осада (получившая название Баязетское сидение) продолжалась до 28 июня, когда была снята вернувшимся отрядом Тергукасова. В течение осады гарнизон потерял убитыми и ранеными 10 офицеров и 276 нижних чинов. После этого Баязет был русскими войсками оставлен.
• Наступление Приморского отряда развивалось крайне медленно, а после высадки турками десанта под Сухумом генерал Оклобжио был вынужден отправить часть сил под командованием генерала Алхазова на помощь генералу Кравченко, из-за этого военные действия на Батумском направлении до конца войны приняли затяжной позиционный характер.

В июле-августе в Закавказье наступило продолжительное бездействие, вызванное тем, что обе стороны выжидали прибытия подкреплений.

• 20 сентября, по прибытии 1-й гренадерской дивизии, русские войска перешли в наступление под Карсом; к 3 октября противостоявшая им армия Мухтара (25-30 тыс. человек) была разбита в Авлияр-Аладжинском сражении и отошла к Карсу.
• 13 октября русские части (отряд Лазарева) вышли к Карсу и приступили к осадным работам.
• 23 октября армия Мухтара была снова разбита под Эрзерумом, который со следующего дня также был осаждён русскими войсками.
• 6 ноября, после трёхнедельной осады, русскими войсками был взят Карс.

После этого важного события главной целью действий представился Эрзерум, где укрывались остатки неприятельской армии. Но тут союзниками турок явились наступившие холода и крайняя затруднительность доставки по горным дорогам всякого рода запасов. В стоявших перед крепостью войсках болезни и смертность достигли ужасающих размеров. В итоге к 21 января 1878 года, когда было заключено перемирие, Эрзерум взять не удалось.

Заключение мирного договора

Мирные переговоры начались после победы при Шейнове, но сильно затянулись вследствие вмешательства Англии. Наконец, 19 января 1878 года, в Адрианополе были подписаны предварительные условия мира и заключено перемирие с определением демаркационных линий для обеих воюющих сторон. Однако основные условия мира оказались не соответствующими притязаниям румын и сербов, а главное — возбудили сильные опасения Англии и Австрии. Британское правительство потребовало у парламента новых кредитов для мобилизации армии. Кроме того, 1 февраля в Дарданеллы вошла эскадра адмирала Горнби. В ответ на это русский главнокомандующий на другой же день двинул войска к демаркационной линии.

Заявление русского правительства о том, что ввиду действий Англии предполагается занять Константинополь, побудило англичан к сговорчивости, и 4 февраля последовало соглашение, согласно которому эскадра Горнби должна была отойти на 100 км от Константинополя, а русские обязывались возвратиться за свою демаркационную линию.

19 февраля (ст. ст.) 1878 года, после ещё двух недель дипломатического маневрирования, был наконец подписан предварительный Сан-Стефанский мирный договор с Турцией.

От Сан-Стефано к Берлину

Условия Сан-Стефанского договора не только встревожили Англию и Австрию, но возбудили сильное неудовольствие румын и сербов, чувствовавших себя обделёнными при делёжке. Австрия потребовала созыва европейского конгресса, который бы обсудил Сан-Стефанский договор, и Англия поддержала это требование.

Оба государства приступили к военным приготовлениям, что вызвало и с русской стороны новые меры для противодействия угрожающей опасности: сформированы были новые сухопутные и морские части, Балтийское прибрежье приготовлено к обороне, формировалась обсервационная армия у Киева и Луцка. Для воздействия на Румынию, ставшую в открыто враждебное к России положение, туда был переведён 11-й корпус, который и занял Бухарест, после чего румынские войска отошли в Малую Валахию.

Все эти политические усложнения ободрили турок, и они начали готовиться к возобновлению войны: укрепления у Константинополя усиливались, и туда стягивались все оставшиеся свободными войска; турецкие и английские эмиссары пытались возбудить восстание мусульман в Родопских горах, надеясь отвлечь туда часть русских войск.

Такие обострившиеся отношения продолжались до конца апреля, пока Александр II не принял предложение Германии о посредничестве.

1 июня открылись заседания Берлинского конгресса под председательством князя Бисмарка, а 1 июля подписан Берлинский трактат, радикально изменивший Сан-Стефанский договор, преимущественно в пользу Австро-Венгрии и в ущерб интересам балканских славян: в 3 раза были сокращены размеры Болгарского государства, получившего независимость от Турции, а Босния и Герцеговина были переданы Австрии.

Впоследствии историк М. Н. Покровский указывал, что Берлинский конгресс стал неизбежным следствием Рейхштадтского секретного соглашения, достигнутого между австрийским и русским императорами в июне 1876 году в Рейхштадте и подтверждённого Будапештской конвенцией в январе 1877 года. «Один из русских дипломатов, участник Берлинского конгресса, — писал историк, — и через 30 лет после событий недоуменно спрашивал: „Если Россия хотела остаться верной конвенции с Австрией, зачем же было забыть об этом при заключении Сан-Стефанского договора?“». Всё, чего хотели Британия и Австрия на Берлинском конгрессе, указывал Покровский, это выполнение Россией русско-австрийской конвенции от января 1877 года. Но российская общественность, негодовавшая по поводу «ущербного» Берлинского трактата и «предательства» со стороны Австрии и Германии, этого не знала, так как соглашение держалось в строжайшем секрете.

Потери

Потери антитурецкой коалиции

русские потери

Согласно «Военно-медицинскому отчёту» русские потери составляли:

• убитыми в боях — 15 567 человек (из них: в дунайской армии ― 11 905 человек; в кавказской армии ― 3662 человека);
• умершими от ран — 6824 человек;
• раненными — 57 652 человек.

Более подробную информацию о русских потерях приводит А. Л. Гизетти:

Потери
Чины	Убито	Ранено	Пленено	Итого
Офицеры	105	658	—	763
Нижние чины	3415	15124	342	18881
Итого	3520	15782	342	19644

Иные численности русских потерь приводят западноевропейские источники. Так Э. Кнорр сообщает о 30 тыс. только убитыми, а доктор Г. Мораш ― 36 455 убитых и умерших от ран.

По сообщению российского доктора Г. М. Герценштейна потери убитыми только в 1877 году в дунайской армии составляли 25 тыс., а в кавказской армии — 5 тыс. человек. Непосредственный участник той войны доктор Ю. К. Кёхер на основании неофициальных данных приводит численность «с избытком» ― 27 тыс. убитыми (отчасти в это число им включены и пропавшие без вести). Также Кехер приводит соотношение на 1 убитого ― 3 раненных.

Турецкие потери

На том основании, что в 24 битвах той войны потери турок превышали потери русских в среднем на 5 %, Б. Ц. Урланис допускает, что потери турок могли составлять 17 тыс. убитыми.

Общие потери по турецким и российским источникам составляли 30 тыс. погибших и 90 тыс. умерших от ран и болезней.

Благотворительная помощь Русской православной церкви

Русская православная церковь приняла ряд мер по оказанию помощи российской армии. Вышедший еще до войны Указ Синода от 24 ноября — 1 декабря 1876 года предписывал создать во всех женских монастырях и общинах отряды «сердобольных сестер» и наладить там производство материалов для обработки ран. Указ Синода от 3 — 15 марта 1877 года предписывал мужским монастырям создать отряды «сердобольных братьев» из монахов и послушников. Во время войны во многих монастырях были созданы госпитали и собирались пожертвования в пользу раненых воинов.

Награды

Орден Св. Георгия

• Орденом I класса были награждены командующие войсками: на Кавказе — вел. князь Михаил Николаевич (9 октября 1877): на Балканах — вел. князь Николай Николаевич Старший (29 ноября 1877).
• Орден II класса получили 13 человек: 11 генералов и 2 князя (румынский и черногорский).
• Орден III класса 37 отечественных военачальников: 34 генерала , 2 полковника (О. К. Гриппенберг и Ю. В. Любовицкий) и капитан 1-го ранга (М. Д. Новиков).
• Орденом IV класса были награждены 318 отечественных военных, в большинстве случаев — за личный подвиг: 299 — армейских и 19 — флотских; кроме того были удостоены этой награды 7 офицеров иррегулярных, казачьих формирований. Из иностранцев были награждены 35 человек, больше всего черногорцев — 24.
• Знак Отличия Военного ордена (Георгиевский крест) 1-й степени заслужили 60 человек; 2-й степени — 340; 3-й степени — около 1900.
• Золотое оружие «За храбрость» с бриллиантами заслужили 35 военачальников, без драгоценных украшений — около 600 человек.

Итоги войны

Россия вернула южную часть Бессарабии, потерянную после Крымской войны, присоединила Карсскую область, населённую армянами и грузинами, и заняла стратегически важную Батумскую область (с условием организовать порто-франко, однако вскоре для защиты города возведена Михайловская крепость).

Великобритания оккупировала Кипр, согласно договору с Османской империей от 4 июня 1878 года; в обмен за это она обязалась защищать Турцию от дальнейшего российского продвижения в Закавказье. Оккупация Кипра должна была длиться, пока в руках русских остаются Карс и Батуми.

Границы, установленные по итогам войны, сохраняли силу до Балканских войн 1912—1913 годов, с некоторыми изменениями:

• В 1885 году Княжество Болгария и Восточная Румелия в объединились в единое княжество;
• В 1908 году Болгария объявила себя независимым от Турции царством, а Австро-Венгрия аннексировала ранее оккупированную ею Боснию и Герцеговину.

Война ознаменовала постепенный отход Великобритании от конфронтации в отношениях с Россией. После перехода Суэцкого канала под английский контроль в 1875 году, британское стремление любой ценой предотвратить дальнейшее ослабление Турции пошло на убыль. Английская политика переключилась на защиту английских интересов в Египте, который был оккупирован Великобританией в 1882 году и оставался английским протекторатом до 1922 года. Английское продвижение в Египте интересы России напрямую не затрагивало, соответственно напряжение в отношениях двух стран постепенно ослабло, хотя англичане крайне болезненно реагировали на усиление Черноморского флота и попытки поддержать южных славян.

Переход к военному союзу стал возможен после заключения в 1907 году компромисса по Средней Азии, оформленному англо-русским договором от 31 августа 1907 года. От этой даты отсчитывают возникновение Антанты — англо-франко-русской коалиции, противостоящей возглавляемому Германией союзу Центральных держав. Противостояние этих блоков привело к Первой мировой войне 1914—1918 годов.

Интересные факты

• Во время войны потоплением турецкого броненосного монитора 14 мая 1877 прославился лейтенант Дубасов, впоследствии адмирал, руководивший подавлением Декабрьского вооружённого восстания в Москве в 1905 году.
• В ночь на 26 января 1878 года катера вооружённого парохода «Великий князь Константин» под командованием лейтенанта Макарова произвели первую в истории мирового флота успешную торпедную атаку, потопив на Батумском рейде турецкий сторожевой пароход.
• Участие в войне принимал А. А. Поливанов, будущий военный министр России. Добровольцами на войну уехали врачи Склифосовский, Пирогов и Боткин, писатели Гаршин и Гиляровский. По утверждению историка Н. А. Троицкого, 60-летний И. С. Тургенев говорил: «Будь я моложе, я сам бы туда поехал», а 50-летний Лев Толстой — «Вся Россия там, и я должен идти».
• И по сей день в Болгарии во время литургии в православных храмах во время Великого входа Литургии верных поминается Александр II и все русские воины, павшие на поле боя за освобождение Болгарии в Русско-турецкой войне 1877—1878 годов.
• Послом Порты в Лондоне до и в течение войны был православный грек Мусурус-паша.
• Действие детектива Б. Акунина «Турецкий гамбит» проходит во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

Русско-турецкая война 1877—1878 годов в искусстве

Живопись

• Балканская серия Василия Верещагина

Художественная литература

Автор	Название книги	Год	Описание
Борис Акунин	«Турецкий гамбит»	1998	Конспирологическая версия Плевенских событий.
Борис Васильев	«Были и небыли»	1981	Освобождение Балкан.
Валентин Пикуль	«Баязет»	1960	Главная тема — Баязетское сидение.
В. И. Немирович-Данченко	«Скобелев»	1886	Воспоминания о Скобелеве.
Всеволод Гаршин	«Из воспоминаний рядового Иванова»	1883	Освобождение Балкан.
Лев Толстой	«Анна Каренина»	1873—1877	В эпилоге Вронский отправляется добровольцем на освободительную войну. Толстой показывает отношение к войне дворян и крестьян.

Кино

Фильм	Дата	Описание
«Герои Шипки»	1954	Исторический фильм
«За Родину! Война за независимость»	1977	Исторический фильм (Румыния)
«Юлия Вревская»	1977	Исторический фильм (СССР—Болгария)
«Баязет»	2003	российский телесериал
«Турецкий гамбит»	2005, 2006	российский фильм и сериал
«Путь к Софии»	1979	болгарский сериал
«Институт благородных девиц»	2010—2011	российский телесериал

Память

17 апреля 1878 года императором Александром II была учреждена государственная награда — медаль «В память русско-турецкой войны 1877—1878», которой награждались военные, моряки, ополченцы и другие лица, участвовавшие в сражениях или защищавшие тылы армии.

Эта война вошла в болгарскую историю как Русско-турецкая освободительная война. На территории современной Болгарии, где прошли основные сражения этой войны, находятся свыше 400 памятников русским, которые боролись за свободу болгарского народа.

В столице Российской империи — Санкт-Петербурге — в 1886 году в честь подвигов русских войск, принимавших участие и победивших в войне, был воздвигнут Памятник Славы. Памятник представлял собой 28-метровую колонну, сложенную из пяти рядов пушек, отбитых в войну у турок. На верху колонны был расположен гений с лавровым венком в протянутой руке, увенчивающий победителей. Пьедестал памятника имел высоту около 6½ метров, со всех четырёх сторон которого были вделаны бронзовые доски с описаниями основных событий войны и названий воинских частей, принимавших в ней участие. В 1930 году памятник был разобран и переплавлен. В 2005 году — восстановлен на прежнем месте.

В 1878 году в честь победы в Русско-турецкой войне Ярославская табачная фабрика стала именоваться «Балканская звезда». Название возвращено в 1992 году, тогда же начат выпуск одноимённой марки сигарет.

В Москве 11 (23) декабря 1887, в день десятилетия битвы под Плевной, на площади Ильинские Ворота состоялось открытие памятника героям Плевны, возведённый на добровольные пожертвования оставшихся в живых гренадеров — участников Плевненского сражения.

6 декабря 1898 года на братской могиле русских воинов в Сан-Стефано под Константинополем был торжественно освящён памятник-часовня. В 1914 году этот мемориал был разрушен.. В декабре 2012 г. во время встречи премьер-министра Турции Эрдогана и Президента РФ Путина было подписано соглашение, по которому турецкая сторона соглашалась на воссоздание храма-памятника; в феврале 2013 г. на заседании Московского областного отделения Императорского православного палестинского общества (ИППО) была создана рабочая группа, которая занялась изучением проблемы, подготовкой концепции и оформлением необходимой документации. В марте 2013 г. турецкие власти официально дали разрешение ИППО восстановить мемориал.

См. также

• Куропаткин, Алексей Николаевич
• Линевич, Николай Петрович
• Косич, Андрей Иванович
• Толстой, Михаил Павлович
• Взятие Ардагана

Литература

• Hozier H. M. [www.unz.org/Pub/HozierHenry-1877 The Russo-Turkish war: including an account of the rise and decline of the Ottoman power and the history of the Eastern question // in 2 Vol. (англ.)]. — L.: William Mackenzie, 1877. — 954 p. — ISBN 978-1-178-53142-8.
• [www.digitalbookindex.com/_search/search010hstmilitaryrussoturkishwara.asp Military History: Russo-Turkish War (1877-1878)] (англ.). Digital Book Index.
• Verrinder Crowe J. H. [www.xenophon-mil.org/milhist/modern/russoturk.htm Russo-Turkish wars (англ.)] // The Encyclopaedia Britannica. — 11th edit.. — L.: At the University Press, 1911. — Vol. 23. — P. 931—936.
• Бочкарёв В. М. 40-я Пехотная дивизия в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. (Кавказский фронт). — Ср.: Изд. Саратовского ун-та, 2005.
• Василенко Н. П., —. Турецкие войны России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Виноградов В. И. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и освобождение Болгарии. — М.: Мысль, 1978. — 296 с.
• Генов Ц. [militera.lib.ru/h/genov/ Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и подвиг освободителей]. — С.: София Пресс, 1979. — 237 с.
• Гурьев В. В. [www.knigafund.ru/books/117232 Письма священника с похода 1877—1878 гг]. — М.: Унив. тип. (М. Кратков), 1883 (репринт ГПИБ, 2007). — 325 с. — (Историко-архивные материалы XIX века). — ISBN 5-85209-190-1.
• Дубецкий В. О. [memoirs.ru/rarhtml/Dube_IV88_34_12.htm На выстрел от выстрелов (Отрывок из воспоминаний)] // Исторический вестник : историко-литературный журнал / Гл. ред. Б. Б. Глинский. — СПб., 1888. — Т. 34, № 12. — С. 668—708.
• Епанчин Н. А. [www.simvolika.org/mars_135.htm Памятка крестоваго похода 1877-1878 гг]. — П.: Изд. Союза преображенцев, 1927. — 41 с. — ISBN 978-5-458-46253-2.
• Золотарев В. А. [lraber.asj-oa.am/1895/1/1978-3(58).pdf Русско-турецкая война 1877—1818 тт. в отечественной историографии]. М., 1978.
• Игнатьев Н. П. [militera.lib.ru/db/ignatyev_np/index.html Походные письма 1877 года (Письма Е. Л. Игнатьевой с балканского театра военных действий)] / Подг. текста, вступ. статья и комментарии В. М. Хевролиной.. — М.: РОССПЭН, 1999.. — ISBN 5-8243-0007-0.
• [militera.lib.ru/docs/da/minnoe_oruzhie/05.html Использование русскими моряками минного оружия в русско-турецкой войне 1877—1878 гг.] / Под ред. подполк. А. А. Самарова и майора Ф. А. Петрова. — М.: Военмориздат ВММ СССР, 1951. — 380 с. — (Сборник документов).
• Керсновский А. А. История русской армии. — М.: Эксмо, 2006. — Т. 2, Гл. 10 (Война с Турцией 1877 — 1878 годов), С. 201—279. — ISBN 5-699-18397-3.
• Косич А. И. [crimeanhymn.narod.ru/kosich/kosich.pdf Рущукский отряд (По воспоминаниям генерала А. И. Косича)] // Известия Саратовского университета : Научный журнал. — С.: СГУ, 2010. — Т. 10, вып. 1. — С. 88—93.
• Лапина М. С. Участие харьковской общественности и учёных-медиков Харьковского университета в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. // Universitates (Наука и просвещение) : научно-популярный журнал / М. С. Лапина, Н. Н. Семейкина. — Хр.: ХНУ им. В. Н. Каразина: Медиа-группа «Окна», 2003. — № 3. — С. 48—55.
• Мерников А. Г., Спектор А. А. Всемирная история войн. — Мн.: Харвест, 2005. — 768 с. — ISBN 985-13-2607-0.
• Мартыненко И. В. [www.zdt-magazine.ru/publik/history/2007/mart07.htm Служба военных сообщений в Русско-Турецкой войне (1877-1878 гг.)] // «Железнодорожный транспорт» : научно-теоретический технико-экономический журнал. — 2011. — № 3.
• [www.runivers.ru/lib/book3350/ Материалы для описания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на Кавказско-Малоазиатском театре: в 7 томах]. — СПб., — Тф., 1904—1911.

• Обнинский П. Н. [memoirs.ru/texts/obninsky.htm Рассказ раненого под Плевной] // Русский архив : историко-литературный журнал. — М., 1892. — Т. 3, вып. 12. — С. 471—476.
• Овсяный Н. Р. Русское управление в Болгарии в 1877-79 гг. — СПб., 1906.
• Пирожников А. И. [chigirin.narod.ru/book18.html История 10-го пехотного Новоингерманландского полка]. — Т.: Электропечатня и тип. И. Д. Фортунатова, 1913. — 532 с. — ISBN 978-5-458-23296-8.
• [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=8477&PORTAL_ID=7779&CAT=Y&BRIEF=Y Письма Н. И. Сперанского с азиатского театра Русско-турецкой войны 1877—1878 гг.] // Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.) : Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ, 1994. — Т. 5.
• Рагозина Е. А. [www.memoirs.ru/rarhtml/Ragoz_RS10_141.htm Из дневника русской в Турции перед войной 1877—1878 гг.] // Русская старина : историческое издание. — СПб., 1910. — Т. 141, № 2. — С. 377—391; № 3. — С. 566—586.
• Робуш М. С. [www.memoirs.ru/rarhtml/MSV_AK_IV88_34_12.htm Английский консул в роли русского волонтёра (Из воспоминаний о войне 1877-1878 гг.)] // Исторический вестник / Гл. ред. Б. Б. Глинский. — СПб., 1888. — Т. 34, № 12. — С. 762—770.
• Русско-турецкая война 1877—1878 гг. / Под ред. И. И. Ростунова. — М.: Воениздат, 1977. — 263 с.
• Свечин А. А. [militera.lib.ru/science/svechin2b/07.html Русско-турецкая война 1877/78 г.] // [militera.lib.ru/science/svechin2b/index.html Эволюция военного искусства]. — М.-Л.: Военгиз, 1928. — Т. 2 (Гл. 7). — ISBN 5-8291-0140-8.
• Троицкий Н. А. [scepsis.ru/library/id_1513.html Русско-турецкая война 1877—1878 гг.] // [scepsis.net/library/id_1421.html Россия в XIX веке (Курс лекций)]. — М.: Высшая школа, 1997. — 431 с. — ISBN 5-06-004495-5.
• Фаврикодоров К. Н. [www.memoirs.ru/rarhtml/1071Favrikodorov.htm Воспоминания лазутчика русской армии в войну 1877-1878 годов] // Исторический вестник. — СПб., 1885. — Т. 22, № 10. — С. 66-87; № 11. — С. 293—320.
• Форбес А. [www.memoirs.ru/rarhtml/Forbes_IV93_7.htm Критическая минута на Шипке] // Исторический вестник. — СПб., 1893. — Т. 53, № 7. — С. 249—252.
• Шаховской Л. В. [runivers.ru/lib/book4499/ С театра войны 1877-78. Два похода за Балканы]. — М.: Университ. тип., 1878. — 318 с. — ISBN 978-5-9904362-1-3.

Ссылки

• Блохин В. Ф., Косарев С. И. [rosmir.iriran.ru/current.php?id=30#_ftnref3 Английская пресса о политике России на Балканах (1877–1878 гг.)] (рус.). Россия и мир. Междисциплинарный семинар по истории взаимовосприятия культур. Проверено 2 марта 2014.
• [www.genocide.ru/chronology/1875-1879.htm Геноцид армян: хронология 1875—1879 годы] (рус.). Геноцид.ру. Проверено 2 марта 2014.
• [grants.rsu.ru/osi/Don_NC/XIXend-XX/Voiny_rus_tur.htm Казачество Дона, Кубани и Терека в войнах России второй половины XIX — начала XX вв] (рус.). История Дона и Северного Кавказа с древнейших времён до 1917 года (Web-учебник). Проверено 2 марта 2014.
• [grandwar.kulichki.net/turkwar/index.html Русско-турецкая война] (рус.). На сайте «Кулички». Проверено 2 марта 2014.
• [www.rusempire.ru/voyny-rossiyskoy-imperii/russko-turetskaya-voyna-1877-1878.html Русско-турецкая война (1877—1878)] (рус.). На сайте «Российская империя». Проверено 2 марта 2014.
• Мартыненко И. В. [www.zdt-magazine.ru/publik/history/2007/mart07.htm Служба военных сообщений в Русско-Турецкой войне (1877-1878 гг.)] (рус.) (3 сентября 2010). Проверено 2 марта 2014.
• Пейковска П. И. [www.academia.edu/19543196/П._Пейковска._Щрихи_към_политическата_активност_на_Кошутовата_емиграция_и_на_унгарската_общественост_във_връзка_с_Руско-турската_война_от_1877_78_г._-_В_Shared_Pasts_in_Central_and_Southeast_Europe..._рр._94-104 Лайош Кошут, венгерская общественность и Русско-турецкая война (1877-1878 гг.] (болг.).
• [historydoc.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=&ob_no=13881 Русско-турецкая война 1877-1878. Подвиги русских солдат и офицеров (Очерк. 1904)] (рус.). Коллекция: исторические документы. Проверено 2 марта 2014.
• [more.info.bg/article.asp?topicID=173&issueID=640 Руските освободители печелят войната и на суша, и на вода (интервю с кап. Георги Антонов във в. Черно море)] (болг.) (1 марта 2003). Проверено 2 марта 2014.

Отрывок, характеризующий Русско-турецкая война (1877—1878)

– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.