Русско-шведская война (1808—1809)

Русско-шведская война 1808—1809
Основной конфликт: Русско-шведские войны, Наполеоновские войны
Дата	9(21) февраля 1808 – 5(17) сентября 1809
Место	Финляндия, Скандинавский полуостров
Причина	Политика Великих Европейских держав - Тильзитский мир, Англо-датская война
Итог	Итоги войны: 5 сентября 1809 г. - Фридрихсгамский мирный договор между Россией и Швецией: 1. Швеция обязывалась присоединиться к континентальной блокаде и разорвать союз с Англией 2. Финляндия входила в состав России на правах Великого княжества с широкой внутренней автономией.
Изменения	Присоединение Финляндии к России (Фридрихсгамский мирный договор)
Противники
Российская империя Великое княжество Финляндское Французская империя Дания-Норвегия Швеция Великое герцогство Финляндское Британская империя
Командующие
Аракчеев, Алексей Андреевич Буксгевден, Фёдор Фёдорович Багратион, Пётр Иванович Кнорринг, Богдан Барклай-де-Толли, Михаил Богданович Вильгельм Мауриц Клингспор Карл Иоанн Адлеркрейц Георг Карл фон Дёбельн
Силы сторон
~24 000 ~13 000 финских солдат; ~8000 шведских солдат. Всего ~21 000 человек
Потери
около 6000 около 7000

Ру́сско-шве́дская война́ 1808—1809 (Финляндская война), в шведской историографии именуемая Фи́нской (фин. Suomen sota, швед. Finska kriget) — война между Россией, поддержанной Францией и Данией, против Швеции. Была последней из серии русско-шведских войн.

Война закончилась победой России и заключением Фридрихсгамского мирного договора, по которому Финляндия перешла от Швеции к России, войдя в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское.

Причины и цели войны

Летом 1807 года Александр I и Наполеон I заключили Тильзитский мир, завершив русско-прусско-французскую войну. По заключении Тильзитского мира, Александр I предложил шведскому королю Густаву IV своё посредничество для примирения его с Наполеоном.

Одним из условий мирного договора было присоединение Российской империи к континентальной блокаде Великобритании — системе экономических и политических санкций, организованной Наполеоном. Также к блокаде намеревалось присоединиться Датское королевство. В ответ на это в августе 1807 года Великобритания предприняла атаку на столицу королевства Копенгаген и захватила весь датский военный флот.

Российский императорский дом (Гольштейн-Готторпская династия) имел родственные связи с датским и голштинским дворами. Кроме того, Дания уже сто с лишним лет была союзницей России в войнах со Швецией. Поэтому в октябре 1807 года Россия предъявила Великобритании ультиматум — разрыв дипломатических отношений до тех пор, пока не будет возвращен Дании флот и возмещены все нанесенные ей убытки. Александр I потребовал содействия Швеции, чтобы, на основании договоров 1780 и 1800 годов, держать Балтийское море закрытым для флотов западных держав. Густав IV отверг эти требования и взял курс на сближение с Англией, продолжавшей бороться с враждебным ему Наполеоном. Между Россией и Великобританией произошёл разрыв — посольства были взаимно отозваны, и началась вялотекущая война.

16 ноября 1807 года правительство России вновь обратилось к шведскому королю с предложением к содействию, но около двух месяцев не получало никакого ответа. Наконец, Густав IV ответил, что к исполнению договоров 1780 и 1800 годов нельзя приступить, пока французы занимают гавани Балтийского моря. Тогда же стало известно, что шведский король готовится помогать Англии в войне с Данией, стремясь отвоевать у неё Норвегию. Все эти обстоятельства давали императору Александру I повод к покорению Финляндии, с целью обеспечения безопасности столицы от близкого соседства неприязненной России державы.

Наполеон же желал заставить Швецию закрыть её порты для британских кораблей. В начале 1808 года он посоветовал Александру I «удалить шведов от своей столицы» и предложил в этом деле свою помощь и содействие. 5 февраля 1808 года Наполеон заявил русскому послу в Париже графу Толстому, что он согласится на то, чтобы Россия приобрела себе всю Швецию, включая Стокгольм.

Великобритания со своей стороны в феврале 1808 года заключила со Швецией договор, по которому обязалась платить Швеции по 1 миллиону фунтов стерлингов ежемесячно во время войны с Россией, сколько бы она ни продолжалась.

Состояние сторон перед войной

В начале 1808 года русское войско (около 24 тысяч) расположилось вдоль границы, между Фридрихсгамом и Нейшлотом, руководство было вверено графу Буксгевдену.

У шведов в Финляндии в это время было 19 тысяч войск, под временным начальством генерала Клеркера. Главнокомандующий, граф Клингспор, всё ещё находился в Стокгольме, где все надеялись на мирное разрешение недоразумений: сам король не доверял известиям о сосредоточении русских войск в Выборгской губернии, и шведская армия не была переведена на военное положение.

Когда граф Клингспор поехал наконец в Финляндию, сущность данной ему инструкции состояла в том, чтобы не вступать в бой с неприятелем, удерживать крепость Свеаборг до последней крайности и по возможности действовать в тылу русских.

Необъявленная война

Несмотря на то, что война не была объявлена, русские войска 9 февраля перешли через границу. 18 февраля граф Буксгевден вступил в Гельсингфорс; шведские войска укрылись в Свеаборге. 23 февраля граф Клингспор отступил к Таммерфорсу, предписав всем разбросанным в северной Финляндии отрядам стягиваться туда же. Вслед за тем Тавастехус был занят русскими войсками.

27 февраля Буксгевден предписал князю Багратиону преследовать Клингспора, а генералу Тучкову — постараться отрезать ему путь отступления; сам Буксгевден решился приступить к осаде Свеаборга. Решающим для успешной осады Свеаборга оказался захват острова Готланд — обеспокоенное шведское правительство выслало крупные силы флота для возвращения острова, лишив этим защитников Свеаборга эффективной поддержки с моря.

Шведы беспрепятственно отошли к Брагестаду, но Свеаборг 26 апреля сдался русским войскам. Победителям досталось 7,5 тысяч пленных, более 2 тысяч орудий, огромные запасы всякого рода и 110 военных судов. Ещё раньше, 5 марта, сдалась крепость Свартхольм; почти в то же время занят укрепленный мыс Гангут и Аландские острова.

Объявление войны

Формальное объявление войны с русской стороны последовало только 16 марта 1808 года, когда было получено известие, что король, узнав о переходе русских войск через границу, приказал арестовать всех находившихся в Стокгольме членов русского посольства.

Общественное мнение в Швеции было не на стороне войны, и чрезвычайные меры, предписанные королём, исполнялись неохотно и слабо. Впрочем, и в России светское общество видело в боевых действиях только услугу Наполеону. «В первый раз ещё, может быть, с тех пор как Россия существует, наступательная война против старинных её врагов была всеми русскими громко осуждаема, и успехи наших войск почитаемы бесславием», — вспоминает по этому поводу Вигель.

Неудачное для России начало войны

Между тем, на севере Финляндии дела приняли неблагоприятный для России оборот. Отряд Тучкова, вследствие отделения команд и гарнизонов, уменьшился до 4,5 тысяч.

6 апреля авангард русских войск под начальством Кульнева атаковал шведов у деревни Сийкайоки, но, наткнувшись на превосходящие силы, был разбит; вслед за тем, 15 апреля, та же участь постигла отряд русских войск у Револакса, причём командующий этого отряда генерал Булатов, который уже провёл ряд успешных боев, нанеся поражение нескольким отрядам противника, был тяжело ранен и взят в плен. Кроме того, полковником Сандельсом (sv:Johan August Sandels) был разбит отряд полковника Обухова, направлявшийся к Булатову.

Финны поднялись против русских и своими партизанскими действиями, под начальством шведских офицеров, стали наносить русской армии массу вреда. Фаддей Булгарин отмечал: «Все финские поселяне — отличные стрелки, и в каждом доме были ружья и рогатины. Составились сильные пешие и конные толпы, которые под предводительством пасторов, ландманов… и финских офицеров и солдат… нападали на слабые русские отряды, на госпитали, и умерщвляли немилосердно больных и здоровых… Возмущение было в полной силе, и народная война кипела со всеми своими ужасами».

В конце апреля сильная шведская флотилия появилась у Аландских островов и, при помощи восставших жителей-шведов, принудила отряд полковника Вуича к сдаче.

3 мая контр-адмирал Н. А. Бодиско, занимавший остров Готланд, заключил капитуляцию, в силу которой его отряд, сложив оружие, отправился обратно в Либаву на тех же кораблях, на которых прибыл на Готланд.

14 мая в Гётеборг прибыл английский флот с вспомогательным корпусом в 14 тысяч человек под начальством генерала Мура, но Густав IV никак не мог согласиться с ним относительно плана действий, и войска Мура были отосланы в Испанию; в распоряжении шведского короля остался только английский флот, состоявший из 16 кораблей и 20 других судов.

Между тем, отряды русских войск, действовавшие на севере Финляндии, были вынуждены отойти к Куопио. Клингспор не довершил своих успехов настойчивым преследованием, а остановился на позиции у деревни Сальми, ожидая прибытия подкреплений из Швеции и результата высадок, предпринятых на западном берегу Финляндии. Десанты были разбиты в битве у Лему и в Ваасе. Пользуясь этим, генерал граф Н. М. Каменский 2 августа снова перешёл в наступление.

20 и 21 августа, после упорных сражений у Куортане и Салми, Клингспор отступил по направлению на Ваасу и Нюкарлебю, а 2 сентября потерпел новую неудачу в бою при Оравайсе.

Шведские десанты, сначала действовавшие не без успеха, по приказанию Клингспора, также отступили к Ваасе. Другие десанты, предпринятые в сентябре с Аландских островов тоже окончились неудачей.

Перелом

В восточной Финляндии генерал Тучков, имея против себя шведский отряд Сандельса и отряд вооружённых жителей, держался в оборонительном положении. Высланный к нему на подкрепление отряд Алексеева, был остановлен действиями партизан и 30 июля вернулся в Сердоболь. Только 14 сентября заменивший Алексеева князь Долгоруков дошёл до деревни Мелансеми и вошёл в связь с Тучковым. Задуманное ими совместное нападение на Сандельса не состоялось, так как последний, узнав о неудаче Клингспора под Оравайсом, отступил к деревне Иденсальми.

Вскоре волнение в восточной Финляндии улеглось. Из-за наступления осени, недостатка в продовольствии и необходимости дать отдых войскам граф Буксгевден принял предложение Клингспора о перемирии, которое было заключено 17 сентября, но не было утверждено императором. Возобновившееся с российской стороны наступление шло уже почти беспрепятственно. Клингспор уехал в Стокгольм, сдав начальство генералу Клеркеру, а последний, убедившись в невозможности задержать русские войска, завязал с графом Каменским переговоры, последствием которых было отступление шведов к Торнео и занятие войсками России в ноябре 1808 года всей Финляндии.

Император Александр, однако, не был совсем доволен графом Буксгевденом, так как шведское войско, несмотря на существенное превосходство русских сил, сохранило свой состав, и поэтому войну нельзя было считать оконченной. В начале декабря место Буксгевдена занял генерал от инфантерии Кнорринг. Император Александр I повелел новому главнокомандующему немедленно и решительно перенести театр войны на шведский берег, пользуясь возможностью (редчайшей в истории обычно незамерзающего залива) перебраться туда по льду.

По плану русского командования, намечалось в 1809 году перенести боевые действия на территорию Швеции, овладеть Стокгольмом и уничтожить шведский флот. Для этой цели было сформировано 3 корпуса. На корпус П. И. Багратиона (15,5 тысячи пехоты, до 2 тысяч конницы, 20 орудий) возлагалась задача занять Аландские острова и по льду Ботнического залива выйти на побережье Швеции.

Северный отряд должен был двинуться к Торнео, овладеть тамошними магазинами и следовать к городу Умео, на соединение с другим отрядом, которому было предписано идти туда же из Ваасы по льду Ботнического залива около Кваркенских островов (через пролив Кваркен); наконец, третьему отряду надлежало произвести нападение на Аландские острова, затем всем трём отрядам следовало двинуться к Стокгольму.

Кнорринг оттягивал исполнение смелого плана и бездействовал до середины февраля. Александр I, крайне недовольный этим, послал в Финляндию военного министра, графа Аракчеева, который, прибыв 20 февраля в Або, настоял на скорейшем выполнении высочайшей воли. Аракчеев не одобрил поступка Кнорринга и при свидании с генералом Дебельном сказал последнему, что он прислан от государя «не перемирие делать, а мир».

Аландские острова оборонял шведский корпус генерала Диобельна (6 тысяч человек) и 4 тысячи вооруженных жителей. В конце февраля 1809 года корпус Багратиона из района Або (ныне Турку, Финляндия) выдвинулся на исходный пункт на острове Кумлинге. 3 (15) марта он перешел в наступление 4 колоннами с фронта с востока, а 5-я колонна обходила Аландские острова с юга. Противник начал поспешный отход. Авангард 5-й колонны сумел у острова Сигнилыпер окружить и взять в плен шведский арьергард.

6 (18) марта 1809 года корпус Багратиона занял Аландские острова, захватил более 2 тысяч пленных, 32 орудия, свыше 150 кораблей и судов. Авангард русских войск во главе с генерал-майором Я. П. Кульневым 7 (19) марта вышел к берегам Швеции, овладел Гриссельгамом (ныне в коммуне Норртелье), создав непосредственную угрозу Стокгольму.

Это вынудило правительство Швеции выступить с предложением о мире. На Аланды прибыл шведский уполномоченный с письмом герцога Зюдерманландского, заявлявшего о желании заключить мир с условием, чтобы русские войска не переходили на шведский берег. Кнорринг согласился на приостановку военных действий; главные силы князя Багратиона были возвращены к Або; отряд Барклая-де-Толли, уже перешедший залив у Кваркена, тоже был отозван назад.

Между тем, северный отряд русских войск, под начальством графа Шувалова, успел одержать существенные успехи. Стоявший против него отряд Гриппенберга уступил без боя город Торнео, а затем, 13 марта, обойдённый войсками Российской империи у деревни Каликс, сложил оружие. Затем граф Шувалов остановился, получив известие о заключенном на Аландах перемирии.

13 марта 1809 года в Швеции совершился государственный переворот, Густав IV Адольф был низложен, а королевская власть перешла в руки его дяди, герцога Зюдерманландского, и окружавшей его аристократии.

Поражение шведов в Финляндии

19 марта в Або прибыл император Александр, повелевший прервать заключенное на Аландах перемирие. В начале апреля на место Кнорринга был назначен Барклай-де-Толли. Военные действия возобновились и с российской стороны велись преимущественно северным отрядом, который 20 мая занял город Умео. Шведские войска были частью опрокинуты, частью поспешно отступили. Ещё перед занятием Умео, шведский генерал Дёбельн, начальствовавший в Вестро-Ботнии, просил графа Шувалова о прекращении кровопролития, бесцельного ввиду близкого заключения мира, и предложил уступить русским всю Вестро-Ботнию. Шувалов согласился заключить с ним конвенцию, но Барклай-де-Толли не вполне одобрил её; северному отряду русской армии было предписано при первой же возможности снова начать военные действия. Кроме того, были приняты меры для обеспечения отряда продовольствием, в котором ощущался сильнейший недостаток.

Когда собравшийся в Стокгольме риксдаг провозгласил герцога Зюдерманландского королём Карлом ХIII, новое правительство склонилось к предложению генерала графа Вреде об оттеснении русских из Эстерботнии; военные действия возобновились, но успехи шведов ограничились лишь захватом нескольких транспортов; их попытки возбудить против России народную войну не удались. После удачного для русских дела у Гернефорса вновь было заключено перемирие, отчасти вызванное для русских необходимостью обеспечить себя продовольствием.

Так как шведы упорно отказывались уступить России Аландские острова, Барклай разрешил новому начальнику северного отряда, графу Каменскому, действовать по своему усмотрению.

Шведы направили против последнего два отряда: один, Сандельса, должен был вести атаку с фронта, другой, десантный, высадиться у деревни Ратань и напасть на графа Каменского с тыла. Вследствие смелых и искусных распоряжений графа это предприятие окончилось неудачей; но затем вследствие почти совершенного истощения боевых и продовольственных запасов Каменский отошёл к Питео, где нашёл транспорт с хлебом и опять двинулся вперёд, к Умео. Уже на первом переходе к нему явился Сандельс с полномочием заключить перемирие, от которого он не мог отказаться ввиду необеспеченности снабжения его войск всем необходимым.

Внешнеполитические итоги

5 (17) сентября 1809 году во Фридрихсгаме был подписан мирный договор, существенными статьями которого были:

1. заключение Швецией мира с Россией и её союзниками;
2. принятие континентальной блокады и закрытие шведских гаваней для англичан;
3. уступка всей Финляндии, Аландских островов и восточной части Вестро-Ботнии до рек Торнео и Муонио, в вечное владение России.

Военные итоги

Впервые в истории войн залив был пересечён по льду.

Память

В ознаменование успехов русской армии Александр I 14 (26) апреля 1809 года учредил две награды для награждения солдат, участвовавших в войне: медаль «За проход в Швецию через Торнео» и медаль «За переход на шведский берег».

Литература

• Булгарин Ф. В. [fershal.narod.ru/Memories/Texts/Bulgarin/Bulgarin.htm Воспоминания]
• Захаров Г. Русско-шведская война 1808—1809. — М., 1940.
• Лебедев А.А. Поражение без купюр // Гангут. 2014 - 2015. №№ 84 - 85.
• Михайловский-Данилевский А. И. [runivers.ru/lib/detail.php?ID=483590 Описание Финляндской войны на сухом пути и на море в 1808 и 1809 годах]. — СПб., 1841.
• Мертваго Д. Б. [www.memoirs.ru/rarhtml/1483Mertvago.htm Записки Дмитрия Борисовича Мертваго. 1790—1824]. — М.: тип. Грачева и К, 1867. — XIV, 340 стб. — Прил. к «Русскому архиву» за 1867 г. (Вып. 8—9).
• Ниве П. А. [runivers.ru/lib/book4288/ Русско-шведская война 1808—1809]. — СПб., 1910.
• Ордин К. [runivers.ru/lib/detail.php?ID=433491 Покорение Финляндии]. — СПб., 1889.
• Ростунов И. И. [militera.lib.ru/bio/rostunov_ii/03.html П. И. Багратион. Финляндский поход] — М.: Московский рабочий, 1970.
• Фомин А. А. Швеция в системе европейской политики накануне и в период русско-шведской войны 1808—1809 гг. — Волгоград, 2003.
• Фомин А. А. Швеция во внешней политике Англии, Франции и России в 1800-1809 гг. : Дис. ... канд. ист. наук : 07.00.03 : Волгоград, 2004
• Фомин А.А. Швеция в системе европейской политики и международного права в период наполеоновских войн.— М., 2013.
• [runivers.ru/lib/book4506/ Шведская война 1808—1809 гг: в 2 ч.] — СПб.: Тип. «Бережливость», 1906—1907.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

См. также

• Русско-шведские войны

Ссылки

• [gov.karelia.ru/Karelia/1748/20.html Память о той войне]
• [www.gov.karelia.ru/Karelia/1663/31.html Памятники последней Русско-шведской войны]
• [adjudant.ru/rswar1808-09/nive00.htm Русско-шведская война 1808—1809 гг.] Текстовая версия работы П. А. Нивe на сайте Адъютант.
• Волынец А. [rusplt.ru/society/ledyanoe-nastuplenie-russkih-18069.html Ледяное наступление русских. Подробности беспримерного похода русских солдат по льду Балтики в Швецию]

Отрывок, характеризующий Русско-шведская война (1808—1809)

– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.