Русь (пилотажная группа)
Поделись знанием:
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
| Русь | |
|---|---|
| Пилотажная группа «Русь» | |
| Годы существования: | С 3 июня 1987 года |
| Страна: |  СССР →  Россия
|
| Место базирования: | Двоевка (аэродром) Вязьма |
| Цвета: | Черный, золотой
|
| Самолёты | |
| Истребители: | L-39 Albatros |
| [russ-pilot.ru/] | |
«Русь» — авиационная группа высшего пилотажа, созданная на базе Вяземского учебного авиационного центра ДОСААФ в 1987 году. Пилотажная группа выступает на реактивных учебно-тренировочных самолётах Л-39.
История
В 1987 году на базе Вяземского УАЦ была организована пилотажная группа. Для создаваемой авиагруппы в Вяземский учебный авиационный центр были переданы десять самолётов Л-39. 18 августа 1987 группа в составе десяти самолётов (девять самолётов выполняли групповой пилотаж, один — сольный пилотаж) приняла участие в воздушном параде в Тушино. Это было первым публичным выступлением новой пилотажной группы[1]. Показательную программу вяземских пилотов наблюдали свыше 800 тысяч посетителей парада, а также телезрители со всего СССР.
Вскоре, в конце 1987 года начальником Вяземского учебного авиационного центра и ведущим пилотажной группы был назначен полковник Юрий Дмитриевич Быков. Программа пилотажной группы была усовершенствована, а также неоднократно демонстрировалась на различных торжественных мероприятиях.
7 июня 1991 года произошла первая авиационная катастрофа в истории Вяземского учебного авиационного центра. При выполнении полётного задания потерпел крушение Л-39 под управлением начальника центра полковника Ю. Д. Быкова. Лётчик погиб. Ведущим «Руси» стал Евгений Бурчанов, заместитель начальника учебного авиационного центра. 26 июня 1992 года при отработке нового элемента пилотажа разбился самолёт В. Е. Архипова. Лётчик погиб.
С 1992 года Вяземский учебный авиационный центр и пилотажную эскадрилью «Русь» возглавляет летчик-инструктор первого класса полковник запаса Казимир Эдуардович Тиханович[2]. Вскоре у Тихановича появилось серьёзное препятствие — вышедшее 12 мая 1992 правительственное постановление о ликвидации всех учебных авиационных центров ставит под угрозу судьбу пилотажной группы и учебной базы. Игнорируя приказы чиновников, группа продолжает тренировки, доказывая необходимость своего существования. В итоге Вяземский учебный авиационный центр был переименован в Вяземский аэроклуб, а пилотажная группа продолжила выступления.
В 1997 году эскадрилья «Русь» совершила показательные выступления в Чехии, посетив Прагу и Градец Кралове. Команда получила высокую оценку зарубежных специалистов. Особенно отметили профессионализм русских лётчиков представители производителя самолётов Л-39 — компании «Аэро Водоходы». В качестве подарка они бесплатно сделали эффектную раскраску самолётам группы[3].
Состав группы
Ведущие группы (в различное время): в 1987 году — Фарид Акчурин, в 1987—1991 годах — Ю. Д. Быков, в 1991—2002 годах — Евгений Бурчанов[4].
Первоначальный состав группы: Фарид Акчурин (начальник авиацентра), Валентин Селявин, Сергей Борисович Бондаренко, Сергей Петрович Бондаренко, Николай Жданов, Казимир Норейка, Александр Прядильщиков, Николай Чекашкин, Владимир Архипов, Николай Золотарев, Виктор Алейников (с 1991 по 1994 включительно - ведущий звена). Отдельно сольное выступление готовил Николай Погребняк[2][3].
Состав группы в 2000 году:
- Звено № 1: Евгений Валентинович Бурчанов (командир звена и ведущий пилотажной группы, в группе с 1989 года), Александр Михайлович Савлюк (в группе с 1991 года), Сергей Максимов (в группе с 1996 года).
- Звено № 2: Анатолий Михайлович Марунько (командир звена, в группе с 1990 года), Михаил Алексеевич Колле (в группе с 1990 года), Василий Петрович Когут (в группе с 1992 года).
- Замыкающий группы Николай Жеребцов (в группе с 1992 года).
- Крайние ведомые (выполняют парный пилотаж, например, зеркало): Валентин Селявин (в группе с дня основания), Сергей Петрович Бондаренко (в группе с дня основания).
- Одиночный пилотаж совершает Валерий Викторович Соболев, мастер спорта[3].
Состав группы в 2007 году (руководитель полётов Евгений Бурчанов):
- ведущий группы Станислав Львович Дремов; Сергей Петрович Бондаренко, Николай Жеребцов, Михаил Алексеевич Колле, Василий Петрович Когут, Анатолий Михайлович Марунько, Александр Михайлович Савлюк, солист Валерий Викторович Соболев[2][4].
В настоящее время эскадрилья «Русь» выполняет полеты в составе 6 самолётов:
- Ведущий группы — Анатолий Михайлович Марунько;
- Хвостовой ведомый — Николай Михайлович Жеребцов;
- Левый ведомый — Михаил Алексеевич Колле;
- Правый ведомый — Николай Егорович Алексеев;
- Сольный пилотаж — Станислав Львович Дремов;
- Сольный пилотаж — Игорь Анатольевич Душечкин.
На Дне Города в Саранске 12 июня 2011 г. «Русь» выступала в составе 5 самолётов. 4 самолёта в «фирменной» раскраске выполняли групповой пилотаж, 1 самолёт в камуфляже и знаками ВВС России выполнял индивидуальные фигуры. 25 июня 2011 на фестивале «Крылья Пармы» в городе Пермь «Русь» выступала в составе 5 самолётов, групповой пилотаж выполнялся как в группе из 5 самолётов, так и из 4 самолётов. 29 и 30 июня 2013 в той же Перми на «Крыльях Пармы» выполнялся групповой пилотаж на 4 и 5 самолётах, сольный пилотаж исполнял Станислав Львович Дрёмов.
Выступления
1987
- 18 августа — выступление на воздушном параде в Тушино
1992
- Международная авиационно-космическая выставка «Мосаэрошоу-92» (11-16 августа 1992)
1993
- I Международный авиационно-космический салон МАКС-1993 (31 августа — 5 сентября 1993)
1995
- II Международный авиационно-космический салон МАКС-1995 (22-27 августа 1995)
1997
- III Международный авиационно-космический салон МАКС-1997 (19-24 августа 1997)
- Брест, Белоруссия[2]
- авиашоу в Праге, Чехия[4]
- авиасалон CIAF-97 (чеш. Czech International Air Fest) в Градец Кралове), Чехия[2][4]
1998
1999
- 12 июня — выступление на праздновании 1140-летия Великого Новгорода[5]
- IV Международный авиационно-космический салон МАКС-1999 (17-22 августа 1999)
2001
- V Международный авиационно-космический салон МАКС-2001 (14-19 августа 2001)[6]
2003
- 24 мая — выступление на Дне города в Ярославле
- 31 мая — выступление на Дне города Тамбова
- 12 июня — выступление на праздновании Дня России в Нижнем Новгороде
- 18 июля — выступление на Дне металлурга в Магнитогорске
- 2 августа — показательная программа на Кубке мира по парашютному спорту в Ступино
- 16 августа — выступление в Курске в честь 60-летия победы в Курской битве
- 22-24 августа — VI Международный авиационно-космический салон МАКС-2003 (19-24 августа 2003)[7]
2005
- 11 июня — выступление в Дне города в Кирове
- 16-21 августа — VII Международный авиационно-космический салон МАКС-2005
2009
- 26 июня — выступление на Дне молодежи в Набережных Челнах
- 28 июня — выступление на Дне города в Архангельске
2010
- 25 июля — выступление на Дне ВМФ в Северодвинске
- 12 и 15 августа — выступление на Авиасалоне «ИнтерАэроКом 2010» в Санкт-Петербурге
- сентябрь — выступление на Гидроавиасалон в Геленджике
- 2 октября — выступление на авиашоу «Аэромир-XXI» (укр. Авіасвіт-XXI) в Гостомеле, Украина
2011
- 12 июня — выступление на Дне города в Саранске
- 25 июня — выступление на авиабазе «Сокол» в городе Пермь. Выступление проводилось в рамках проекта «Белые ночи»
- 30 июня — выступление на V Международном военно-морском салоне в Санкт-Петербурге
- 16-21 августа — X Международный авиационно-космический салон МАКС-2011
- 11 сентября — выступление на Дне города в Нижнем Новгороде
2012
- 12-13 мая — выступление в честь открытия порта-музея «Леннусадам» в Таллине, Эстония
- 7 июля — выступление на рок фестивале НАШЕствие
- 10-12 августа — выступление на авиашоу «Общее небо», приуроченного к 100-летию ВВС РФ
- 15 сентября — выступление на дне города Пензы
- 22 сентября — выступление в Великом Новгороде на праздновании 1150-летия российской государственности
- 27-30 сентября — выступление на 8-м Международном авиационно-космическом салоне «АВІАСВІТ-ХХІ» в Киеве (п.г.т. Гостомель, аэродром «Киев-Антонов»)
- 14 октября — выступление на военно-историческом празднике «Москва за нами: 1941 год»
2013
- 20 июня — выступление на выпускном в Ульяновске («Взлётная полоса 2013»)
- 29-30 июня — выступление на фестивале «Крылья Пармы» в Перми, на авиабазе «Сокол» и аэродроме «Фролы»
- 4 июля — выступление на открытии Военно-морского салона в г. Санкт-Петербург
- 28 июля — День военно-морского флота, г. Архангельск и Северодвинск
- 2 августа — выступление на корпоративе компании Wargaming.net (в честь 15-летия компании) над Линией Сталина (Республика Беларусь)
- 30 августа-1 сентября — ХI Международный авиационно-космический салон МАКС-2013
2014
- 2 марта — эстафета паралимпийского огня в Кубинке
- 12 апреля — авиашоу над местом приземления Юрия Гагарина (вблизи г. Энгельса)[8][9]
- 8 июня — выступление на дне города Вязьмы
- 21 июня — выступление на празднике авиации и спорта, посвященном 80‑летию образования Минского аэроклуба ДОСААФ и 70‑летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков
- 13 июля — сольное выступление Станислава Дремова на военном фестивале «Поле Боя»
- 17 августа — выступление в г. Ульяновск (День Воздушного Флота России)
- 4 октября — выступление в Таганроге на празднике авиации, посвященном 80‑летию Таганрогского авиационного научно-технического комплекса им. Бериева.
- 12 октября — выступление в Сочи на спортивном празднике, посвящённом проведению первых в XXI веке автомобильных соревнований «Формула-1» на территории Российской Федерации.
2015
- 18 апреля — выступление в Бородино на открытии автопробега: «Дорогами славы» от Москвы до немецкого Торгау.
- 2 мая — выступление над Богородицком полем (г.Вязьма) на Международном автопробеге ДОСААФ России «Дорогами славы»
- 9 мая — выступление в Салехарде на праздновании 70-ти летней годовщины победы в Великой Отечественной Войне.[10]
- 30-31 мая — выступление на авиашоу «Олимпийское Небо», в Сочи.
- 6 июня — выступление на 55-летии Вяземского Учебного Авиационного Центра
- 1 июля, 5 июля — выступление на церемониях открытия и закрытия МВМС-2015 в Санкт-Петербурге.
- 28-30 августа — выступление на МАКС-2015
2016
- 9 мая — выступление в Сыктывкаре на праздновании 71-й годовщины победы в Великой Отечественной Войне.[11]
- 27-29 мая — выступление в Ярославле на авиасалоне "Авиарегион-2016", проходившем на территории аэропорта "Туношна", и праздновании Дня Города 28 мая 2016 года.
- 27 августа — выступление в Рыбинске в рамках авиа-шоу на дне города.
- 11 сентября — выступление на праздновании Дня Города в Самаре.
Элементы пилотажа
Авиационная группа высшего пилотажа «Русь» имеет собственную программу выступлений, содержащую различные элементы группового и одиночного пилотажа. Перегрузки, испытываемые лётчиками, составляют от −4 до +8.[12] Минимальное расстояние между самолётами во время полёта составляет один метр.
Групповой пилотаж
- «Проход сквозь строй» — элемент встречного пилотажа. Один самолёт проходит сквозь строй из шести самолётов.
- «Вентилятор» — одиночный самолёт выполняет бочку вокруг пяти самолётов, летящих в формации «ромб». Первоначально выполнялся всего двумя самолётами — один совершает бочку вокруг траектории другого.
- «Зеркало» — проход пары самолётов с выпущенными шасси, ведущий совершает полубочку и начинает перевёрнутый полет. При пролёте перед зрителями кратковременно создаётся впечатление «зеркального отражения» самолёта ведомого.
- «Крест» — группа самолётов летит в формации «крест» (христианский). Эту фигуру выполняют группой 6 или 9 самолётов. В группе из 6 машин элемент пилотажа выполняется следующим образом: четыре самолёта выстраиваются в ряд друг позади друга, а ещё два — симметрично по бокам на уровне второго самолёта в ряду; в группе из 9 машин — пять самолётов выстраиваются последовательно в ряд, оставшиеся четыре — симметрично парами по бокам от второго в ряду.
- Роспуск «Фонтан» — выполняется четырьмя самолётами.
- Роспуск «Тюльпан» — выполняется шестью самолётами.
- «Сердце» — Два самолёта (или два звена — шесть самолётов) белым шлейфом рисуют фигуру в форме сердца, одиночный самолёт-«стрела» «пронзает» её.
- «Бочка четвёркой» — четыре самолёта совершают бочку вокруг своей траектории (при этом происходит «переворот» строя, а затем возвращение в исходные позиции).
- «Парная бочка» — аналогична «Бочке четвёркой», но выполняют её два самолёта.
Одиночный пилотаж
- Полёт на ПМВ — самолёт летит над ВПП с выпущенными шасси, после чего убирает их и продолжает полёт на предельно малой высоте, равной одному метру. Скорость самолёта при этом составляет 400 км/ч.
- «Колокол» — см. Колокол.
- «Восходящая штопорная бочка» — бочка с набором высоты. Впервые на Л-39 выполнена солистом группы «Русь» Валерием Соболевым.
- «Посадка пьяного лётчика» — при заходе на посадку самолёт начинает выполнять резкие манёвры с набором и потерей высоты.
- См. также в разделе «Ссылки» — видеофрагменты выступлений.
См. также
Напишите отзыв о статье "Русь (пилотажная группа)"
Примечания
- ↑ [www.atlasaerospace.net/aviashow-gr.htm Авиационные группы высшего пилотажа]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [vyazmatown.narod.ru/webs/aero/historyrus.html История эскадрильи «Русь»]
- ↑ 1 2 3 [www.aviapanorama.narod.ru/journal/1998_1/5.htm Русь — полпред России]
- ↑ 1 2 3 4 [www.vo3dyx.ru/dokument/teams/russian_flight_groups/ Российские пилотажные группы]
- ↑ [region.adm.nov.ru/pressa.nsf/15b37d5c84e9c007432566c9004e2dd8/2e8922acd355d6b6432567940032c30c!OpenDocument Газета № 23(473)]
- ↑ [www.aviashow.info/airshowhistory.html История авиасалона «МАКС»]
- ↑ [www.aeroshow.ru/news.html Новости эскадрильи «Русь»]
- ↑ [top.sarbc.ru/main/2014/04/11/152512.html sarbc.ru Мастера синхронного пилотажа из группы «Русь» приземлились в Саратове]
- ↑ [video.sarbc.ru/video/4328.html sarbc.ru На месте приземления Гагарина в небе появилось сердце]
- ↑ [www.interfax-russia.ru/Ural/news.asp?id=610173&sec=1671 Боевые самолеты впервые пролетели над Салехардом в День Победы].
- ↑ [smolnarod.ru/sn/pilotazhnaya-gruppa-rus-v-den-pobedy-vystupit-v-syktyvkare/ Пилотажная группа "Русь" в День Победы выступит в Сыктывкаре - Смоленская народная газета]
- ↑ [vyazmatown.narod.ru/webs/aero/spasrus.html Как спасли от закрытия единственный оставшийся в России авиационно-учебный центр]
Ссылки
- [www.russ-pilot.ru Официальный сайт пилотажной группы «Русь»]
- [www.bez-predela.fatal.ru/PG/PG-1/H.html История пилотажной группы «Русь»]
- [www.polet.extreme.by/rus.html Эскадрилья Русь]
- [www.litrossia.ru/archive/102/BIEM/2370.php В штопоре — «Русь»]
- [www.vo3dyx.ru/dokument/teams/russian_flight_groups/ Российские пилотажные группы]
Фото
- [www.foxbat.ru/maks/2003/russ/russ_01.htm Выступление пилотажной группы «Русь» на МАКС-2003]
- [vyazmatown.narod.ru/webs/aero/image.html Фото пилотажной группы «Русь»]
- [www.aeroshow.ru/picts.html Фотоальбом пилотажной группы «Русь»]
Видео
- [www.youtube.com/watch?v=BEE50nquGlA Авиационное шоу «100-летие ВВС России» в Жуковском]
- [video.aviacia.ru/rus Видеофрагменты выступлений и элементы пилотажа эскадрильи «Русь»]
- [vyazmatown.narod.ru/webs/aero/video.html Элементы пилотажа. Пилотажная группа «Русь»]
Интерактив
- [www.360pano.eu/show/?id=705 360º полноэкранная панорама] выступления эскадрильи «Русь» в Таллине, Эстония.
Отрывок, характеризующий Русь (пилотажная группа)
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
