Руттер, Валерий Дмитриевич
Валерий Дмитриевич Руттер | |
Основная информация | |
---|---|
Дата рождения | |
Место рождения | |
Дата смерти |
25 сентября 2010 (86 лет) |
Место смерти | |
Страна | |
Профессии |
Валерий Дмитриевич Руттер (21 января 1924, Харьков — 25 сентября 2010, Лейпциг) — советский и германский музыкальный деятель, дирижёр, Заслуженный деятель искусств Казахской ССР, Заслуженный деятель искусств Башкирской АССР, профессор.
Содержание
Семья
Отец — Руттер, Дмитрий Иосифович, бухгалтер; мать — Левина, Богдана Давыдовна, врач; сестра Руттер, Елена Дмитриевна, скрипачка.
Валерий Руттер с 1973 по 1983 годы работал главным дирижером в Государственном академическом театре оперы и балета Казахской ССР и жил в Алма-Ате.
С 1997 года эмигрировал и проживал до своей кончины в Германии с женой Людмилой Руттер и детьми Дмитрием и Аллой.
Учёба
- С 1933 года — музыкальная школа при Харьковской консерватории, класс скрипки (проф. Добржинец И. В.)
- 1941 год — Харьковская консерватория, эвакуация.
- 1943—1948 Военно-морской факультет Ленинградской консерватории. Диплом с отличием, офицерское звание. Военный дирижёр.
- 1948—1953 Художественный руководитель Ансамбля Северного флота.
- 1954—1959 Ленинградская консерватория. Теоретико-композиторский факультет (класс проф. А. Н. Должанского). Музыковед. Дирижёрско-симфонический факультет (класс проф. Ельцина С. В.). Дирижёр симфонического оркестра и оперы.
Театры и наиболее значительные постановки
Челябинский государственный академический театр оперы и балета имени М. И. Глинки:
- «Сказ о каменном цветке» — С. Прокофьев,
- «Долина» — д’Альбер,
- «Лотос счастья» (балет) — Г. Мушель (первая постановка),
- «Последний бал» (балет) — А. Бирюков (первая постановка).
Киргизский государственный театр оперы и балета (г. Фрунзе, ныне Бишкек):
- «Сказка о царе Салтане» — Н. Римский-Корсаков,
- «Оптимистическая трагедия» — А. Холминов (первая постановка),
- «Ромео, Джульетта и тьма» — К. Молчанов (первая постановка),
- «Опричник» — П. Чайковский,
- «Ведьма» — В. Власов (первая постановка).
Башкирский государственный театр оперы и балета (Уфа):
- «Война с саламандрами» — В. Успенский (первая постановка),
- «Братья Ульяновы» — Ю. Мейтус (первая постановка).[1]
Гастроли с Новосибирским оперным театром в Москве:
- «Ромео и Джульетта» — С. Прокофьев,
- Концертная программа. (Дворец съездов).
Свердловский театр оперы и балета:
- «Вера Шелога» и «Псковитянка» — Н. Римский-Корсаков,
- «Моцарт и Сальери» — Н. Римский-Корсаков,
- «Русская женщина» — К. Молчанов (первая постановка).
Гастроли с Ереванским оперным театром в Москве:
- «Иоланта» — П. Чайковский,
- «Лейли и Маджнун» — C. Баласанян (Дворец съездов).
Казахский государственный академический театр оперы и балета имени Абая (г. Алма-Ата):
- «Алпамыс» — Е. Рахмадиев (первая постановка),
- «Дударай» — Брусиловский Е.,
- «Дон Карлос» — Д. Верди (Парижская редакция с балетной сценой),
- «Дидона и Эней» — Г. Перселл (первая постановка в СССР),
- «Жанна Д’Арк на костре» — А. Онеггер (первая театрализованная постановка в СССР),
- «Мужчина и женщина» (балет) — А. Онеггер (первая постановка),
- «Ромео и Джульетта» — П. Чайковский. Сцены — увертюра и дуэт (первая постановка),
- «Крестьянские песни» — Г. Свиридов (первая постановка),
- «Карагоз» (балет) — Г. Жубанова (первая постановка),
- «Фрески» (балет) — Т. Мынбаев (первая постановка),
- «Жар-птица» — И. Стравинский,
- «Пульчинелла» — И. Стравинский,
- «Игра в карты» — И. Стравинский,
- «Кофейная кантата» — И. С. Бах — концертное исполнение (впервые в Алма-Ате).
Всего в репертуаре: опер — 58, балетов — 30.
Авторские работы
- В 1941—1942 годах написаны несколько десятков песен на стихи Г. Гейне. В том числе — цикл «Лирическое интермеццо» для высокого голоса и оркестра.
- 4-х ручное переложение 5-й симфонии Д. Шостаковича (в Центральном художественном архиве).
- Переложение «Прелюдии и Фуги» fis-moll (из 48 Прелюдий и фуг Д. Шостаковича для струнного трио (у автора).
- Оркестровка «5 Прелюдий» (из ор. 34 «Прелюдии» Д. Шостаковича) для большого симфонического оркестра (у автора).
- Очерк «О крестьянских песенных интонациях в тематизме Д. Шостаковича» (у автора).
- Дипломная работа (руководитель А. Должанский) «О гармонии прелюдий ор.34 Д. Шостаковича» (у автора).
- Ряд статей и текстов интервью в газетах и журналах, в том числе и в журнале «Советская музыка».
- Заметки «О скрипичном концерте А. Глазунова».
Репертуар
Оперы
- Глинка М. И. «Руслан и Людмила»
- Даргомыжский А. С. «Русалка»
- Мусоргский М. П. «Борис Годунов»
- Бородин А. П. «Князь Игорь»
- Чайковский П. И. «Пиковая дама»
- Чайковский П. И. «Иоланта»
- Чайковский П. И. «Евгений Онегин»
- Чайковский П. И. «Черевички»
- Чайковский П. И. «Опричник»
- Римский-Корсаков Н. А. «Снегурочка»
- Римский-Корсаков Н. А. «Царская невеста»
- Римский-Корсаков Н. А. «Вера Шелога» и «Псковитянка»
- Римский-Корсаков Н. А. «Сказка о царе Салтане»
- Римский-Корсаков Н. А. «Моцарт и Сальери»
- Моцарт В. А. «Свадьба Фигаро»
- Пёрселл Г. «Дидона и Эней» (первая постановка в СССР)
- Бизе Ж. «Кармен»
- Шарль Гуно «Фауст»
- Россини Дж. «Севильский цирюльник»
- Обер Д. «Фра-Дьяволо»
- д’Альбер Э. «Долина»
- Гаэтано Доницетти «Колокольчик»
- Верди Дж. «Аида»
- Верди Дж. «Дон Карлос»
- Верди Дж. «Трубадур»
- Верди Дж. «Бал-маскарад»
- Верди Дж. «Риголетто»
- Верди Дж. «Травиата»
- Глюк «Орфей»
- Вебер К. М. «Вольный стрелок»
- Пуччини Дж. «Тоска»
- Пуччини Дж. «Чио-Чио-Сан»
- Масканьи П. «Сельская честь»
- Онеггер А. «Жанна Д’Арк на костре» (первая театрализованная постановка в СССР)
- Прокофьев С. «Обручение в монастыре»
- Холминов А. «Оптимистическая трагедия» (первая постановка)
- Успенский В. «Война с саламандрами» (первая постановка)
- Мейтус Ю. «Братья Ульяновы» (первая постановка)
- Молчанов К. «Русская женщина»
- Молчанов К. «Ромео, Джульетта и тьма» (первая постановка)
- Семеняко Ю. «Колючая роза» (первая постановка)
- Власов В. «Ведьма» (первая постановка)
- Польский И. «Теремок»
- Магиденко М. «Тропою грома»
- Раухвергер М. «Джамиля»
- Муртазин Р. «Дауыл» (первая постановка)
- Мухамеджанов С. «Жумбак-Кыз» (первая постановка)
- Мухамеджанов С. «Ахан Сере» (первая постановка)
- Брусиловский Е. «Дударай»
- Кужамьяров К. «Садыр-Палван» (первая постановка)
- Рахмадиев Е. «Алпамыс» (первая постановка)
- Рахмадиев Е. «Камар-Сулу»
- Рахмадиев Е. «Песнь о целине» (первая постановка)
- Мынбаев Т. «Весёлый городок» (первая постановка)
- Бычков А. «Голый король» (первая постановка)
- Джуманиязов Б. «Махамбет» (первая постановка)
- Кареев А. «Небывальщина» (первая постановка)
- Свиридов Г. В. «Крестьянские песни» (первая театрализованная постановка)
Балеты
- Чайковский П. «Лебединое озеро»
- Чайковский П. «Спящая красавица»
- Чайковский П. «Щелкунчик»
- Прокофьев С. «Ромео и Джульетта»
- Прокофьев С. «Сказ о каменном цветке»
- Прокофьев С. «Петя и волк»
- Адан А. «Жизель»
- Пуни Ц. «Эсмеральда»
- Минкус Л. «Баядерка»
- Минкус Л. «Дон Кихот»
- Григ Э. «Пер Гюнт»
- Штраус И. «Большой вальс»
- Бирюков Ю. «Последний бал» (первая постановка)
- Мушель Г. «Лотос счастья» (первая постановка)
- Яруллин Ф. «Шурале»
- Крейн А. «Лауренсия»
- Шопен Ф. «Шопениана»
- Аренский А. «Египетские ночи»
- Шостакович Д. «Барышня и хулиган»
- Баласанян С. «Лейли и Маджнун»
- Стравинский И. «Пульчинелла»
- Стравинский И. «Жар-птица»
- Стравинский И. «Игра в карты»
- Мынбаев Т. «Фрески» (первая постановка)
- Онеггер А. «Сказание об играх мира» (первая постановка)
- Левенгольф Р. «Сильфида»
- Глазунов А. «Раймонда»
- Жубанова Г. «Карагоз» (первая постановка)
- Жубанова Г. «Мадам Баттерфляй» (первая постановка)
- Щедрин Р. «Озорные частушки»
Рецензии из газет и журналов
Выдержки из газет и журналов
Напишите отзыв о статье "Руттер, Валерий Дмитриевич"
Примечания
- ↑ [www.vatandash.ru/index.php?article=2240 Ватандаш / Соотечественник / Compatriot]. Проверено 27 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GCyIRvs0 Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
Отрывок, характеризующий Руттер, Валерий Дмитриевич
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
- Родившиеся 21 января
- Родившиеся в 1924 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Харькове
- Умершие 25 сентября
- Умершие в 2010 году
- Умершие в Лейпциге
- Музыканты по алфавиту
- Дирижёры по алфавиту
- Дирижёры СССР
- Дирижёры России
- Дирижёры Казахстана
- Заслуженные деятели искусств Казахской ССР
- Заслуженные деятели искусств Башкирской АССР
- Выпускники Харьковской консерватории
- Выпускники Санкт-Петербургской консерватории
- Академические музыканты СССР
- Академические музыканты России
- Академические музыканты Казахстана
- Военные дирижёры и капельмейстеры СССР
- Персоналии:Челябинский театр оперы и балета им. М. И. Глинки
- Персоналии:Екатеринбургский государственный академический театр оперы и балета
- Персоналии:Киргизский театр оперы и балета
- Персоналии:Казахский государственный академический театр оперы и балета имени Абая
- Персоналии:Башкирский театр оперы и балета