Рухлядев, Алексей Михайлович

Алексей Михайлович Рухлядев
Основные сведения
Дата рождения	26 марта 1882(1882-03-26)
Место рождения	Нолинск, Вятская губерния
Дата смерти	9 мая 1946(1946-05-09) (64 года)
Место смерти	Киев
Работы и достижения
Работал в городах	Москва
Архитектурный стиль	авангард, конструктивизм
Важнейшие постройки	Речной вокзал в Химках

Алексей Михайлович Рухлядев (26 марта 1882, Нолинск, Вятская губерния — 9 мая 1946, Киев) — русский советский архитектор.

Биография

• Первоначальное образование Алексей Рухлядев получил в Царевококшайском городском училище (1892—1896 гг.) и Казанской художественной школе (в то время — филиал Императорской Академии художеств) (1896—1902 гг.).
• В 1902—1911 гг. обучался в Высшем художественное училище (ВХУ) при Императорской Академии художеств (с 1908 г. в мастерской Бенуа Л. Н.). Дипломная работа: «Дом русского посольства в одной из европейских столиц».

• Начинал творческий путь помощником у Щусева А. В. на строительстве церкви Всемилостивейшего Спаса в Натальевке (имении Харитоненко) Харьковской губернии. Работал в мастерской № 2 Моссовета, возглавляемой Щусевым А. В. В 1919—1920 годах входил в состав Живскульптарха — первого новаторского творческого объединения архитекторов.

• Непродолжительное время преподавал в Казанских архитектурно-художественных мастерских (АРХУМАС, бывш. художественная школа). Преподаватель ВХУТЕМАСа — ВХУТЕИНа — МАРХИ.

• Один из учредителей Ассоциации новых архитекторов — АСНОВА.

• Похоронен на Лукьяновском кладбище Киева.

Основные работы

• Горный институт им. Сталина (1934, соавтор Кринский В. Ф.; реконструкция фасадов)
• Наземный вестибюль Станции метро «Комсомольская» Сокольнической линии (1934, соавтор Кринский В. Ф.; в 1952 г. разобран)
• Речной вокзал в Химках (1937, при участии Бирюкова С. М., Кринского В. Ф.)
• Карамышевская плотина (1937)
• Городок художников на Верхней Масловке
• Общежитие Института Красной профессуры на Большой Пироговской, соавтор Д. П. Осипов;
• Дом Советов в Брянске (1924, соавтор Кринский В. Ф.; конкурс);
• Мавзолей-памятник Ленину в Одессе (1925, соавтор Кринский В. Ф.; конкурс)
• Памятник Христофору Колумбу на острове Сан-Доминго (1929, соавтор Кринский В. Ф.; конкурс международный)(не был сооружён?)
• Карамышевская плотина и шлюз № 9 Канала имени Москвы.
• Жилой дом работников «Наркомвода» в составе комплекса зданий и сооружений Северного речного вокзала и шлюзов Канала имени Москвы (1935—1937), Москва, Тушино, ул. Большая Набережная, 11

См. также

• Сталинский Ампир

См. также

• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Источники

• РГИА, ф. 789, оп. 12, "И", 1902 г., д. 73. Личное дело А.М. Рухлядева, заведенное в Императорской академии художеств.
• А. М. Рухлядев. Казань. 1950 г.
• Архитектурная газета. Приложение.
• Архитектура СССР.
• Зодчие Москвы. Москва: «Московский рабочий». 1988 г.

Отрывок, характеризующий Рухлядев, Алексей Михайлович

Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.