Руэрг (графство)

Графство Руэрг
фр. Comté de Rouergue
графство
837 год — 1063/1066 →
Герб графства Руэрг
Графство Руэрг среди окситанских владений
Столица	Родез
Язык(и)	Окситанский
Династия	849—1063/1066 : Руэргский дом
Преемственность
Графство Тулуза →

К:Появились в 837 годуК:Исчезли в 1063 году

Графство Руэрг (фр. Comté de Rouergue) — феодальное владение на юге Франции со столицей в городе Родез.

История

После падения Западной Римской Империи Руэрг часто менял хозяина: он последовательно принадлежал вестготам, франкам, королям Австразии, с 583 герцогам Аквитании, а в VIII веке Пипин Короткий вновь подчинил эти земли. Карл Великий включил его земли в 778 году в королевство Аквитанию и назначил графов, превратившихся вскоре из временных правителей в наследственных сеньоров графства.

Графство Руэрг

В 837 году император Людовик I Благочестивый назначил Фулькоальда, родоначальника дома Раймундидов, своим наместником в Руэрге и Ниме. В 849 году Карл Лысый не только утвердил Раймунда I, сына Фулькоада, графом Руэрга, но добавил в 855 году графство Тулуза, которое он отделил от герцогства Аквитании. До начала X века оно принадлежало графам Тулузы. Так продолжалось, пока один из родственников графа Тулузы — Эрменгол (предположительно сын Эда) — не стал графом Руэрга. Он был родоначальником ветви династии Раймундидов — дома де Руэрг. Эрменголу наследовал его сын Раймунд II, который также титуловался маркизом Готии и герцогом Аквитании. После смерти Раймунда II в 961 году графство перешло к его сыну Раймунду III.

После смерти Гуго, сына Раймунда III, в 1053 году, его дочери Берте пришлось бороться за наследство с Гильомом IV, графом Тулузы, и его братом Раймундом IV де Сен-Жиль. В ходе конфликта Берта умерла в 1065 году, но оба брата продолжили борьбу уже друг с другом. После пятнадцати лет борьбы они договорились о том, что Гильом будет графом Тулузы, а Раймунд правителем Руэрга. Через несколько лет Раймунд наследовал брату в графстве Тулуза, а Руэрг стал достоянием его сыновей. В 1105 году Раймунд погиб в Палестине, оставив двух сыновей, - Бертрана, ставшего графом Триполи, и Альфонса в возрасте двух лет.

Воспользовавшись их малолетством, претензии на наследство предъявили Раймонд-Беренгар III, граф Барселоны, и Гильом IX, герцог Аквитании. Воспользовавшись малолетством Альфонса, они захватили его владения. Не имея сил для борьбы, Альфонс ушел в Прованс и снова отвоевал владения только в 1120 году. Вплоть до XIII века графство было собственностью графов Тулузы. После Альбигойских войн Жанна, единственная наследница этого дома и жена Альфонса, графа Пуатье, умерла без потомства, а Руэрг перешел французской короне в 1271 году.

Виконтство Руэрг

В IX веке упоминалось несколько виконтов Руэрга, однако их титул не был достоверно установлен. О их первоначальном происхождении ничего не известно. Некоторые виконты находятся вне генеалогического дерева. В январе 934 года был упомянут виконт Райно. Также виконтом неизвестного происхождения является Эмен, упоминаемый в 960 году. Неизвестно, приходились ли они родственниками основыным виконтам Руэрга. В то же время упоминается Бернар I. Он стал родоначальником виконтов Мийо и Жеводана. Его сын Бернар II имел двух сыновей: Беренгера I, виконта Мийо и Бернара III, виконта Жеводана, однако о дальнейшей судьбе самого виконтства ничего не известно.

Список графов Руэрга

• ок. 815 — ок. 840: Фулькоальд, граф Руэрга и Нима
• ок. 840 — 849 : Фределон, граф Руэрга ок. 840—849, граф Тулузы с 849
• 849 — 860: Раймунд I, граф Руэрга в 849—860, граф Тулузы в 852—865, граф Лиможа 841—862, граф Керси 849—863, граф Альби в 852—863
• 860 — 870: Бернард I, граф Руэрга в 860—870, граф Тулузы в 865—872, маркиз Готии 865—872, граф Альби 872—877
• 870 — 918: Эд, граф Руэрга в 870—898, граф Тулузы в 886—918, граф Керси 886—898, маркиз Готии в 918
• 898 — 906: Раймунд II, граф Тулузы в 906 — ок. 923, граф Руэрга в 898—906, граф Керси в 898—906, граф Альби в 918 — ок. 923, граф Нима в 918 — ок. 923, маркиз Готии в 918 — ок. 923
• 906 — ок. 935: Эрменгол (ум. ок. 935), граф Руэрга и Керси с 906, граф Альби и Нима с 923
• ок. 935 — 961: Раймунд II, граф Руэрга в 935—961, граф Керси в ок. 935—961, маркиз Готии в ок. 935—961, герцог Аквитании и граф Оверни в ок. 935—955.
• 961 — ок. 1010: Раймунд III, граф Руэрга 961 — ок. 1008, граф Керси 974 — ок. 1008, маркиз Готии 975 — ок. 1008
• 1010 — 1053: Гуго, граф Руэрга, граф Керси, маркиз Готии в 1010—1053
• 1053 — 1063/1066: Берта, графиня Руэрга, графиня Керси, маркиза Готии в 1053—1066; супруг — Роберт, виконт Оверни в 1059—1096

Перешло к графству Тулуза.

Список виконтов Руэрга

• ?—после 934 : Райно (ум. после января 934), виконт Руэрга
• после 934—920/932: Бернар I (ок.870—920/932), виконт Руэрга
• 920/932—ок.936 : Бернар II (ок.895—ок.936), виконт Руэрга, сын предыдущего
• ?—после 960 : Эменс (ум. после 26 февраля 960), виконт Руэрга

См. также

• Графство Родез
• Виконтство Мийо

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#_Toc225906294 Foundation for Medieval Genealogy]. [www.webcitation.org/66gox4SPR Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Руэрг (графство)

Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.