Рыбаков, Михаил Александрович

Михаил Александрович Рыбаков
Дата рождения:	26 мая 1929(1929-05-26)
Место рождения:	Киев, УССР, ССР
Дата смерти:	24 декабря 2009(2009-12-24) (80 лет)
Место смерти:	Киев, Украина
Страна:	СССР СССР → Украина Украина
Научная сфера:	история, источниковедение, краеведение
Учёная степень:	кандидат исторических наук
Альма-матер:	Киевский педагогический институт
Научный руководитель:	В. И. Стрельский
Награды и премии:

Михаи́л Алекса́ндрович Рыбако́в (укр. Миха́йло Олекса́ндрович Рибако́в, 26 мая 1929, Киев — 24 декабря 2009, там же) — исследователь-краевед, специалист по истории Киева, историографии и источниковедению, педагог, литератор.

Биография

М. А. Рыбаков родился в Киеве 26 мая 1929 года. В годы Великой отечественной войны находился с семьёй в эвакуации в Куйбышеве. Там, в возрасте 12—14 лет, он работал на оборонных предприятиях, впоследствии был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

В 1947—1951 годах учился в Киевском педагогическом институте им. Горького, закончил вуз с отличием. После окончания института и до 2000-х годов преподавал историю, географию и обществоведение в киевских школах, одновременно занимаясь краеведческими исследованиями. За педагогические заслуги М. А. Рыбакову было присвоено звание «Отличник народного образования».

С 1970-х годов М. А. Рыбаков публикует статьи в научных и литературных журналах, газетах, также им был опубликован ряд мемуаров и найденных им литературных произведений. В 1982 году под руководством В. И. Стрельского защитил кандидатскую диссертацию на тему «Источники для историко-краеведческого изучения (на опыте анализа источников по истории Киева)». В 1990-х годах занимал должность ведущего научного сотрудника Музея истории Киева.

В 1990-х — 2000-х годах М. А. Рыбаков на основе своих многолетних исследований написал ряд научно-популярных книг по истории и краеведению Киева. Эти книги содержат ценные сведения, многие из которых ранее не были известны, историография изданий охватывает главным образом период XIX — первая половина XX века.

Деятельность в науке и культуре

Работая учителем в школах левобережной части Киева, М. А. Рыбаков занимался изучением этой местности. Михаил Александрович возглавлял группу учащихся-краеведов, исследовавших освобождение Дарницы от немецких оккупантов в 1943 году. Вместе с учениками он разыскал более 500 ветеранов 136-й Киевской стрелковой дивизии, группа собрала различные материалы — фотографии, карты, личные вещи. В результате в школе № 136 был создан музей, а самой школе присвоено имя дивизии. М. А. Рыбаков активно участвовал также в создании музеев истории Дарницкого района и железнодорожной станции Дарница.

Позже география исследований Рыбакова стала охватывать не только весь Киев, но и окрестности, он изучал историю возникновения пригородных дачных посёлков, ставших впоследствии населёнными пунктами — Ирпень, Боярка, Буча, Ворзель, Клавдиево, Тетерев (Песковка), а также историю предместий и посёлков, в XX веке вошедших в городскую черту — Соломенка, Чоколовка, Пуща-Водица, Беличи, местность Борщаговка, Караваевщина, Шулявщина, Вигуровщина, Троещина и другие.

Множество фактов было установлено М. А. Рыбаковым при изучении материалов государственных архивов, также он разыскивал и изучал семейные архивы потомственных киевлян. Результатом одного из таких расследований стало установление эпонима киевской исторической местности Байкова гора — генерал-майора С. В. Байкова.

Особенно подробно учёный проработал вопросы истории театрального и циркового искусства в Киеве, некоторых учебных заведений, деятельности книготорговцев и издателей, ряда дореволюционных промышленных предприятий. М. А. Рыбаков уточнил ряд фактов из истории театра «Березиль», киевского ТЮЗа, театра «Соловцов», театра им. И. Франко; благодаря ему стали известны несколько десятков театров, работавших в Киеве в первые десятилетия XX века. Рыбаков был первым исследователем, подробно изучившим появление в Киеве театров оперетты.

Многие исследования были невозможны до отмены советской цензуры и предоставления свободного доступа к материалам бывших спецхранов. Работая с такими материалами, Рыбаков разыскал данные о многих ранее неизвестных или малоизвестных деятелях культуры, общественных организациях. В тех же бывших спецхранах были найдены сотни неизвестных ранее литературных произведений, из которых Рыбаковым было опубликовано около 120 — это произведения С. А. Бердяева (работ только этого автора Рыбаков обнаружил более 500), Н. Я. Агнивцева, А. И. Дейча, И. Г. Эренбурга, И. А. Бунина, А. И. Куприна, Т. Л. Щепкиной-Куперник и других.

М. А. Рыбаков сотрудничал с Украинским обществом охраны памятников истории и культуры, Киевским институтом иудаики. Он разыскал и опубликовал документы, касающиеся еврейской организации «Культур-Лига», подробно исследовал историю киевских еврейских театров.

Библиография

М. А. Рыбакову принадлежат более 400 публикаций. Его статьи печатали периодические издания:

• «Український історичний журнал»;
• «Украина»;
• «Новини кіноекрану»;
• «Архіви України»;
• «Наука і суспільство»;
• «Советская эстрада и цирк»;
• «Пам’ятки України»;
• «Радуга»;
• «Старт»;
• Вітчизна;
• «Український театр» и другие.

Им написан ряд научно-популярных брошюр по истории киевских местностей, герба города Киева и книги, представляющие собой сборники историко-краеведческих очерков. В эти книги вошли многие ранее опубликованные материалы, дополненные и переработанные автором.

• Киевский цирк: люди, события, судьбы / уклад. К. В. Генешин. — К.: [б.и.], 1995. — 174 с. — ISBN 5-8238-0381-8. (укр.)
• Киевский цирк: люди, события, судьбы. — 2-е изд., доп. и исправ. — К.: 2006, 1995. — 304 с. — ISBN 966-326-171-4. (укр.)
• Неизвестные и малоизвестные страницы истории Киева = Невідомі та маловідомі сторінки історії Києва. — К.: Кий, 1997. — 374 с. — ISBN 966-7161-15-3. (укр.)
• Юбилей Пушкина в Киеве. — К.: Кий, 1999. — 269 с. — (Бібліотека Музею історії м. Києва). — ISBN 966-7161-23-4.
• Крещатик известный и неизвестный = Хрещатик відомий і невідомий. — К.: Кий, 2003. — 504 с. — (Бібліотека Музею історії м. Києва). — ISBN 966-7161-50-1. (укр.)
• Герб города Киева: Очерк = Герб міста Києва: Нарис. — К.: Студія сучасної соціальної реклами, 2003. — 51 с. — (Київський історичний довідник; вип. 1.). (укр.)
• Улица Архитектора Городецкого = Вулиця архітектора Городецького. — К.: Фенікс, 2007. — 224 с. — ISBN 978-966-651-499-1. (укр.)

Также статьи М. А. Рыбакова содержатся в крупных энциклопедических изданиях, таких, как Киев: энциклопедический справочник, Энциклопедия истории Украины, Свод памятников истории и культуры Украины.

Литература

• Кальницкий М. Б. [www.judaica.kiev.ua/Eg_19/Egupez17-20%20Shm.htm Памяти Михаила Александровича Рыбакова] // Егупец : альманах. — К.: Дух і літера, 2010. — № 19.
• Федорова Л. Д. Передмова // Рибаков М. О. Невідомі та маловідомі сторінки історії Києва. — К.: Кий, 1997. — ISBN 966-7161-15-3.
• Федорова Л. Д. Передмова // Рибаков М. О. Хрещатик відомий і невідомий. — К.: Кий, 2003. — ISBN 966-7161-50-1.
• Федорова Л. Д. Передмова // Рибаков М. О. Вулиця архітектора Городецького. — К.: Фенікс, 2007. — ISBN 978-966-651-499-1.

Отрывок, характеризующий Рыбаков, Михаил Александрович

– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.