Рыбаков, Юрий Сергеевич

Ю́рий Серге́евич Рыбако́в
Имя при рождении:	Юрий Сергеевич Рыбаков
Профессия:	театровед, театральный критик
Награды:	(1988) (2000)

Ю́рий Серге́евич Рыбако́в (1931—2006) — российский театровед, театральный критик, кандидат искусствоведения (1974), заслуженный деятель искусств РСФСР (1988), заслуженный деятель искусств России (2000).

Биография

Родился в Москве 21 февраля 1931 года.

В 1953 году окончил театроведческий факультет ГИТИСа (руководитель курса П. А. Марков).

В 1954 работал завлитом Саратовского театра им. Карла Маркса. Через некоторое время вернулся в Москву. Это время характеризуется изменением политической ситуации в стране с началом Хрущевской оттепели. Жизнь меняется во всех атмосферах, в первую очередь — в гуманитарных областях. Меняется руководство журнала «Театр». Вместо Николая Погодина, автора прославленных пьес о Ленине, место главного редактора занимает В. Ф. Пименов. И Юрий Сергеевич Рыбаков приходит на работу в обновленный журнал. А в 1960 году был назначен заместителем главного редактора журнала.

В начале 1960-х годов был инструктором идеологического отдела ЦК КПСС периода Хрущевской оттепели. Но очень скоро вернулся в журнал «Театр», но уже на должность главного редактора, и в течение 1965—1969 — главный редактор журнала, который сразу приобрел совершенно определённое демократическое направление. Журнал выявил себя сторонником общественных обновлений, там поднимались важные социальные проблемы, которые вставали перед страной на данном этапе, журнал стал интеллектуальным чтением, призывающим к незамедлительному решению жизненных ситуаций и к правдивому, без социальных приукрашательств, отображению реальностей жизни в искусстве.

Энциклопедия «Кругосвет» так охарактеризовала тот период его деятельности. «Поколение „шестидесятников“ воспитывалось именно на материалах журнала, руководимого Рыбаковым».

Но время «оттепели» закончилось. Журнал, руководимый Рыбаковым, не мог соответствовать пришедшему на смену периоду. Когда пришло тяжкое для журнала время гонений, у Рыбакова, обещая ему сохранение редакторского кресла, высокие власти потребовали увольнения некоторых сотрудников, в том числе Натальи Крымовой. Юрий Сергеевич не согласился и ушёл. Главным редактором журнала «Театр» был назначен советский драматург, соответствующий духу соцреализма В. В. Лаврентьев.

Поскольку безработицы в СССР официально не могло быть и даже существовала статья Уголовного кодекса за тунеядство, а Ю. С. Рыбаков считался номенклатурным работником, он был переведен на другую работу — в ВНИИ искусствознания. С 1969 года работал в ВНИИ искусствознания и постепенно заинтересовался смежной с театром областью — кинематографом. В 1973 году он был назначен главным редактором тематической группы Госкино СССР, а в 1974 — советником председателя Госкино.

В 1986 году, с началом Горбачёвской Перестройки был приглашен на должность главного редактора журнала «Советский экран». Журнал с его приходом сразу же громогласно заявил о себе в новом качестве, превратившись в интеллектуальное умное чтение. Однако в стране после политических начались экономические изменения, государственные учреждения и организации стали передаваться в частные руки, административные изменения постигли и журнал «Советский экран», одновременно сменившего название на «Экран», поскольку со всем советским в наименованиях было покончено, и уже в новом названии с 1989 года журнал возглавил В. П. Дёмин.

С 1989 преподаватель РАТИ (до 1991 ГИТИС; с 1992 профессор), вел семинар театральной критики.

Он был скромным, тактичным, чуть застенчивым человеком, сохранившим навсегда в душе след чудовищного влезания в личную жизнь на комсомольском собрании ГИТИСа, когда был ещё студентом. Он был замкнутым, немногословным, молчаливым — за него говорили его работы, а он уходил от помпезности и излишнего шума, хорошо зная, что такое порядочность и никогда не отступая от этого понятия. Марина Дмитревская в некрологе его памяти писала: «Похоронили без панихиды, не сказали последних слов легендарному главному редактору когда-то легендарного журнала „Театр“. Без помпы и почетного караула — это похоже на него…»

Творчество

Ю. С. Рыбаковым написано более 100 статей о проблемах театра, рецензии на спектакли и др. Основные его исследования посвящены отечественному театру XX в.

Автор книг по истории театра:

• «Театр имени Евг. Вахтангова, Москва. Пятьдесят сезонов. 1921—1971» (1971) — текст к юбилейному альбому московского Театра им. Евг. Вахтангова,
• «Театр, время, режиссёр» (1975),
• «Советский театр» (1976, книга переведена на английский, немецкий, испанский языки),
• «Театр и время» (1976),
• [teatr-lib.ru/Library/Rybakov/Tovstonogov/ «Г. А. Товстоногов. Проблемы режиссуры» (1977)],
• «Краски жизни и сцены» (1978),
• «Лица театра» (1980),
• «Эпохи и люди русской сцены» (1985; 1989, выпуск 2).
• Советская драматургия. 1941—1980. Сборник пьес (1984) — составитель.

В 2000 году Юрию Сергеевичу Рыбакову присвоено звание «Заслуженный деятель искусств России».

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/RIBAKOV_YURI_SERGEEVICH.html Рыбаков, Юрий Сергеевич. Энциклопедия «Кругосвет»]
• Марина Дмитревская. [ptj.spb.ru/archive/45/in-memoriam-45/pamyati-yuriya-sergeevicha-rybakova/ Памяти Юрия Сергеевича Рыбакова] // Петербургский театральный журнал. № 45, 2006.
• [enc.mail.ru/article/?1900439892 Рыбаков Юрий Сергеевич. Российский Энциклопедический словарь]

Отрывок, характеризующий Рыбаков, Юрий Сергеевич

– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.