Рыбалкино

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Село
Рыбалкино
укр. Рибалкине
Страна
Украина
Область
Харьковская
Район
Сельский совет
Координаты
Площадь
0,031 км²
Официальный язык
Население
3 человека (2001)
Плотность
96,770 чел./км²
Часовой пояс
Телефонный код
+380 5741
Почтовый индекс
62516
Автомобильный код
AX, КХ / 21
КОАТУУ
6321685204
Показать/скрыть карты

Рыба́лкино (Рыба́льск, Елизаве́тино, Елизаве́тский, Елизаве́товка, Неклю́довский;[1] укр. Рибалкине, англ. Rybalkyne) — село в Охримовском сельсовете Волчанского района Харьковской области Украины.





Географическое положение

Село Рыбалкино находится в 2 км от правого берега реки Волчья, на границе с Россией, в 2,5 км расположено село Малая Волчья, рядом с селом несколько небольших лесных массивов.

История

На сайте Верховной рады Украины дата основания села Рыбалкино указана как 1920 год, однако упоминания о нём содержатся в ряде источников XIX века. В середине XIX века хутор Елизаветино Волчанского уезда Харьковской губернии находился во владении Алексиса-Бориса барона де Сердобина (1818—?).[2] В 1885 году землями здесь владели его дочери — баронессы Елизавета Алексеевна Сердобина (в замужестве Нагельмакерс; 1854—1924)[3] и Анастасия Алексеевна Сердобина (в замужестве Даванс).[4] В Списке населённых мест Харьковской губернии по сведениям 1864 года хутор значится под названием Елизаветский (в списке также указаны два его альтернативных названия: Рыбальск и Неклюдовский); 14 дворов, население — 142 человека (72 мужчины и 70 женщин).[1] На военной карте конца XIX века хутор значится под названием Елизаветовка (Рыбальск).

Население

Население села Рыбалкино по переписи 2001 года составляло 3 человека (1 мужчина и 2 женщины).

Религия

В XIX — начале XX века хутор относился к приходу Духосошественской церкви в слободе Малая Волчья.

См. также

Напишите отзыв о статье "Рыбалкино"

Примечания

  1. 1 2 Харьковская губерния: Список населенных мест по сведениям 1864 года / Н. Штиглиц. — Санкт-Петербург: Центральный статистический комитет Министерства внутренних дел, 1869. — С. 65.
  2. Сын барона Сердобина Александра Николаевича (1783—1846) — побочного сына князя А. Б. Куракина. В 1818 году А. Н. Сердобин перешёл в бельгийское подданство. С 1816 года был женат на француженке Франсуазе-Марии-Луизе Луазон (1795—?).
  3. Знакомая русского композитора Александра Порфирьевича Бородина (1833—1887), правнучка князя Александра Борисовича Куракина, внучка барона Алексея Николаевича Сердобина. Подданная Бельгии. Муж (с 1879 года) Жюль Пауль Нагельмакерс (1855—1914), льежский банкир, подданный Бельгии. В его имении недалеко от Льежа гостил А. П. Бородин.
  4. Анастасия Сердобина была замужем за бельгийцем Фернандом Даванс (Dawans; 1851—1920).

Ссылки

  • [gska2.rada.gov.ua/pls/z7502/A005?rdat1=09.06.2009&rf7571=32792 Сайт Верховной рады Украины]

Отрывок, характеризующий Рыбалкино

– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.