Рыдзевская, Елена Александровна
Поделись знанием:
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
| Елена Александровна Рыдзевская | |
| Елена Александровна Рыдзевская | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёное звание: |
Старший научный сотрудник |
| Альма-матер: |
Санкт-Петербургский женский педагогический институт |
Еле́на Алекса́ндровна Рыдзе́вская (10 января 1890, Санкт-Петербург, Российская империя — 8 декабря 1941, Ленинград, СССР) — советский историк-медиевист, скандинавист.
Содержание
Биография
Была единственным ребёнком в семье военного инженера, генерал-майора А. Н. Рыдзевского. Получила среднее образование в частной гимназии Л. С. Таганцевой. Помимо учёбы в гимназии, она занималась изучением языков на дому. Так были ею выучены английский, немецкий и французский языки. В 1907 г. поступила на словесно-исторический факультет Санкт-Петербуржского женского педагогического института. В институте продолжила изучать языки — шведский, норвежский, датский и итальянский. Её учителями были С. Ф. Платонов и Ф. А. Браун, а затем в дальнейшем после института А. А. Спицын, А. А. Шахматов, Т. И. Арне, О. Альмгрен и др. В 1911 г. прервала обучение в институте. С 1910 г. стала работать в Эрмитаже в качестве археолога под руководством Я. И. Смирнова. Первоначально в своей научной жизни занималась археологическими исследованиями и изучением скандинавских кладов в музеях Стокгольма, Осло и Бергена в 1912 г. А потом в 1914 г. знакомилась с археологическими памятниками по России, Германии и Италии. Во время Первой мировой войны постепенно стала отходить от археологии, перейдя к изучению письменных источников по истории Руси и русско-скандинавских отношений.
В течение января-марта 1918 г. работала переводчицей в Петроградском телеграфном агентстве, а затем до начала 1919 г. занималась канцелярской работой в Народном комиссариате просвещения. Чуть позднее (6 мая 1919 г.) её избирают в научные сотрудники Отделения археологии России Государственного Эрмитажа, потом с 26 июня была помощником хранителя в том же учреждении. С сентября 1919 по 26 апреля 1920 г. занимала должность научного сотрудника Российской академии истории материальной культуры. В 1920 г. выезжает в г. Весьегонск и до 1922 г. была на канцелярской работе в конторе «Рыбинскстройки». В 1922 г. возвращается в Петроград и возобновляет свою научную деятельность.
С августа 1922 г. работает в качестве инвентаризатора в журнальном отделе Библиотеки Академии наук СССР. По «Академическому делу» 26 октября 1930 г. была арестована и полгода провела в Доме предварительного заключения. Под подписку о невыезде была выпущена, но с работы её уволили. С 1931 г. стала брать заказы на переводы от Института истории, Академии истории материальной культуры и др. Вместе с тем продолжала свою научно-исследовательскую работу. В 1939 г. её приняли на должность старшего научного сотрудника в Институте истории материальной культуры. Умерла в осаждённом Ленинграде во время Великой Отечественной войны от истощения в декабре 1941 г. Похоронена была на Смоленском кладбище.
Научные работы
- Рыдзевская Е. А. Библиографическая заметка о современной шведской исторической науке // Исторический сборник. — Л., 1934. — Т. 3. — С. 371—386.
- Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия IX—XIV вв. / Отв. ред. И. П. Шаскольский // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1978 г. — М.: Наука, 1978. — 240 с.
- Рыдзевская Е. А. К варяжскому вопросу // Известия Академии наук СССР. Серия VII. — Л., 1934. — № 7. — С. 485—532; № 8. — С. 609—630.
- Рыдзевская Е. А. К летописному сказанию о походе Руси на Царьград в 907 году // Известия Академии наук СССР. Серия VII. — Л., 1932. — № 6. — С. 471—479.
- Рыдзевская Е. А. Клад серебряных вещей из Терслева // Записки отделения русской и славянской археологии императорского русского археологического общества. — Пг.-К., 1915. — Т. XI. — С. 210—221.
- Рыдзевская Е. А. Клады старых серебряных шейных гривен западного типа // Записки Отделения русской и славянской археологии Императорского Русского Археологического общества. — Пг.-К., 1915. — Т. XI. — С. 191—196.
- Рыдзевская Е. А. Легенда о князе Владимире в саге об Олафе Трюггвасоне // Труды Отдела древнерусской литературы. — М.-Л., 1935. — Т. II. — С. 5-20.
- Рыдзевская Е. А. Литература по вопросу о пережитках тотемизма у древних германцев // Советская этнография. — 1936. — № 3. — С. 121—127.
- Рыдзевская Е. А. Некоторые данные по истории земледелия в Норвегии и в Исландии в IX—XIII вв. // Исторический архив. — 1940. — № III. — С. 3-70.
- Рыдзевская Е. А. Несколько замечаний по поводу статьи В. А. Брима «Колбяги» // Доклады Академии наук СССР. — Л., 1930. — № 8. — С. 137—142.
- Рыдзевская Е. А. Новый список проекта договора Новгорода с Любеком и Готландом 1269 г. // Проблемы истории докапиталистических обществ. — 1935. — № 5-6. — С. 118—127.
- Рыдзевская Е. А. О названии острова Березань // Советская археология. — 1947. — Вып. IX. — С. 79-88.
- Рыдзевская Е. А. О пережитках матриархата у скандинавов по данным древнесеверной литературы // Советская этнография. — 1937. — № 2-3. — С. 15-44.
- Рыдзевская Е. А. Сведения о Ладоге в древнесеверной литературе // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. — М.-Л., 1945. — Т. XI. — С. 51-64.
- Рыдзевская Е. А. Слово «смерд» в топонимике // Проблемы источниковедения. — М.-Л., 1936. — Сб. II, Т. XVII «Трудов историко-археологического Института АН СССР». — С. 5-16.
- Рыдзевская Е. А. Тверской клад 1906 года // Записки Отделения русской и славянской археологии Императорского Русского Археологического общества. — 1915. — Т. XI. — С. 9-21.
- Рыдзевская Е. А. Холм в Новгороде и древнесеверный Holmgarðr // Известия Российской Академии истории материальной культуры. — Пг., 1922. — Т. II. — С. 105—112.
- Рыдзевская Е. А. Ярослав Мудрый в древнесеверной литературе // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях. — 1940. — Т. 7. — С. 66-72.
- Rydzevskaja Е. Die dänische Huno-Sage und eine Episode aus der alterussischen Chronik // Acta philologica scandinavica. — Copenhagen, 1929. — S. 34-40.
- Rydzevskaja Е. Ein Skandinavischer Beiname in einer russischen Chronik // Zeitschrift für slavische Philologie. Herausgegeben von Dr. Max Vasmer. — Leipzig, 1931. — Bd. VIII, Heft 1/2. — S. 102—108.
Напишите отзыв о статье "Рыдзевская, Елена Александровна"
Литература
- Анохин Г. И. [norse.ulver.com/articles/anohin/rydzevskaya.html Вклад Е. А. Рыдзевской в советскую скандинавистику] // Скандинавский сборник. — Таллин, 1970. — Т. XV. — С. 177—186.
- Анохин Г. И. [journal.iea.ras.ru/archive/1970s/1971/5.htm О научном наследии Е. А. Рыдзевской (1890—1941 гг.)] // Советская этнография. — 1971. — № 5. — С. 132—135.
- Барынина О. А. [history.spbu.ru/userfiles/T4.pdf Отечественное византиноведенние на рубеже эпох: Русско-византийская комиссия (1918—1930 гг.)]. — СПб., 2010. — 323 с.
- Груздева Е. Н. [elibrary.ru/item.asp?id=16257302 Елена Александровна Рыдзевская] // Вестник Герценовского университета. — 2009. — № 6. — С. 65-68.
Ссылки
- [qalco.ru/search/lists/blkd/240_420.html Блокада, 1941—1944, Ленинград: Книга Памяти]
- [www.rusarchives.ru/guide/lf_ussr/rub_rjaja.shtml Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР]
Отрывок, характеризующий Рыдзевская, Елена Александровна
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
